медленно, медленно

Элфи смотрит из-под своей шляпы на солнце, на холмистые поля, на крошащийся камень скал, на птиц, кружащихся на фоне неба, и открывает от удивления рот. Дворецки выгружает их чемоданы, пока Артемис быстро говорит по телефону. Они находятся в закутке Флоренции, какая-то уютная вилла приветливо раскидывается перед ними; Элфи ищет глазами отель, за который Артемис, конечно, заплатил тысячи и тысячи долларов, но в округе ничего нет, кроме этого милого маленького коттеджа в пышных зарослях лозы, и, ох – она уже влюблена в Италию. – О, хорошо, – говорит Артемис. – Она хорошо сохранилась. Отец будет доволен. – Это принадлежит твоему отцу? – говорит она удивленно. – Семейное наследие. Я провел здесь пару осенних дней, – с любовью говорит он, положив руку ей на плечо. – Не позволяй обветшалому виду обмануть тебя – каждый предмет мебели здесь стоит больше, чем самолет, на котором мы летели. – Ещё бы, – бормочет Элфи. – Покажи Элфи дом, – предлагает Дворецки, продолжая выгружать багаж. – Мне нужно будет ещё проверить еду. Артемис слегка сжимает её плечо и двигается в сторону очаровательной мощеной дорожки. Он достает из кармана кольцо с ключами и выбирает один резной изношенный ключ. – Не совсем современные технологии, – комментирует Элфи, легко перескакивая через булыжники, чтобы стать рядом с ним. Артемис улыбается ей, встряхивая брелок. – Не обманывайся, – повторяет он, поворачивая ключ. Он задерживается ещё пару секунд, кажется, проводя рукой по двери, но Элфи присматривается и видит, что его изящные пальцы, легко перебежав по панели, осторожно нажимают на маленькие и невидимые сенсорные кнопки; эта потрепанная панель, которая расположена точно на уровне глаз, кажется немного более блестящей, чем другие, и Артемис смотрит на неё, не моргая. – Впечатляет, – говорит она, когда он всё-таки открывает дверь. – Проницательно, как всегда, – говорит он. – Мне нравится, что панель встроена в дверь. Он ласково постукивает по двери. – Моё изобретение – потребовалось несколько месяцев, чтобы тщательно установить всю электронику. Отцу это нравится. Давай я наконец покажу тебе дом моих летних каникул. Она проходит мимо него в коттедж, и её сердце переполняется теплом. – О, – говорит она. – Хорошо сформулировано, как всегда, – говорит Артемис – и он только дразнит, это нежное тепло в его голосе? В коттедже тепло и светло, потолки, обманчиво высокие, глубокие и темные доски пола, кирпичные стены, пышный ковер. Что-то в этих нежных тонах и мягкости выглядит таким знакомым, но она не может понять, что именно. Красочные и мягкие картины с абстракциями украшают стены, и Элфи вспоминает свою квартиру – такую остроугольную и современную. – Я бы рассказал тебе историю каждого предмета, но подозреваю, что архитектурная история вершков тебя не интересует, – говорит Артемис позади неё, снимая куртку. Его слова не кусаются – это просто факты. Она оборачивается и видит, как он осторожно закатывает рукава, обнажая бледные запястья. Дворецки входит в дверь, вкатывая чемоданчик Элфи. – В главную спальню, – рассеянно инструктирует Артемис Дворецки, поправляя лацканы. – Я возьму себе гостевую комнату. – В главную спальню? – Всё лучшее вам, Майор, – говорит Артемис. Дворецки исчезает за дверью; Элфи продолжает крутить головой, рассматривая навесы, балки, камин. – Это так мило, – говорит она в недоумении. – Я, наконец, заставил отца избавиться от ужасных чучел животных, – с отвращением замечает Артемис. – И кто только решил, что охота – это спорт богатых людей, – говорит он, шагая на кухню. Она следует за ним и удивляется, насколько вневременной выглядит кухня – кирпичная и чугунная. Артемис открывает шкафы, проверяет холодильник. – Даже мысль о том, чтобы надеть охотничьи штаны и дуть в охотничий рог, вызывает у меня аллергию, – продолжает он. – Да, – сухо произносит Элфи, – прокляни вершка, который предпочел охоту на животных более старинному национальному виду спорта богачей. Артемис смотрит на неё, совершенно не впечатленный, прежде чем вернуться к холодильнику. Он полностью укомплектован свежими фруктами, сырами, свежеиспеченным хлебом, песто, джемами – он упакован под завязку, и всё это выглядит очень вкусным. – Хм, – говорит он, закрывая дверцу прямо перед голодным лицом Элфи, и покидает комнату. Элфи следует за ним в маленький коридорчик и обнаруживает, что он поднимает люк, аккуратно встроенный в деревянный пол, открывая вид на каменную лестницу, ведущую вниз. – Это и был твой план с самого начала? – улыбается Элфи. – Заманить меня в подвал и держать взаперти? Артемис усмехается. – Не дай бог, Элфи. Я пробовал один раз, и был вынужден усыпить всю мою семью, пытаясь выбраться из образовавшегося бардака. Он спускается в подвал, и она, смеясь, следует за ним, осторожно ступая по высоким ступенькам и разглядывая огромный подвал, по крайней мере, с сотней бутылок вина. Может, даже с тремя сотнями. – Достаточно много вина, – говорит она. Он поднимает бровь. – Возможно для того, кто не пьет вино. В любом случае я просто проверяю, поддерживается ли в подвале нужная температура. – Здесь холодно, – замечает она. – Может, тебе стоит связать маленькие джемперы для всех бутылок. Он бросает на неё Этот Самый Взгляд, и она улыбается всё то время, пока он проверяет маленький металлический дисплей на стене, а затем следует за ним обратно по лестнице. Простые настенные часы показывают три часа дня, и она с тоской смотрит на холодильник, но Артемис выводит её на улицу. – Я покормлю тебя буквально через минуту, – обещает он ей. – Просто подумал, что сначала ты захочешь увидеть это. Конечно, она в восторге. Дом стоит на краю холма, солнце раскидывает свои теплые лучи над полями неподалеку. – Ох, ладно, – говорит Артемис, когда её желудок издает отчаянное урчание, и они возвращаются внутрь. --- Его рука хватается за горло, запах умирающих цветов обволакивает всё тело, глаза широко раскрыты, холодный пот стекает по шее. Артемис долго лежит в кровати, глядя в потолок, после чего бесшумно прокрадывается на кухню. Он практически не осознает, что делает, пока не открывает дверь погреба и на полном автопилоте не берет бутылку вина; и он стоит там с этой тяжелой пыльной бутылкой в руке, смотря на неё с удивлением ребенка. Будь осторожен, – предупреждает какая-то его часть. Однако он знает, что стакан-другой усыпит его, даст крепкий и глубокий сон, что винные танины наконец-то смоют этот мерзкий запах цветов. Он смотрит на бутылку в течение очень долгого времени (и его рука трясется всё больше и больше), пока, наконец, не решается взять её с собой; так что он выбирает маленький стакан, крепко завязывает вокруг себя халат и усаживается на выветренный деревянный стул под звездами. Они сияют, прекрасные и осуждающие, пока он заставляет себя медленно пить вино. Где-то рядом спит Элфи – и разве это не самая странная мысль, которая только может существовать? Его бывший смертельный враг теперь путешествует с ним по Европе. Он вспоминает, как солнце мягко озаряло её лицо, как она выглядела счастливее, моложе и свободнее, когда они ныряли с аквалангом, как она сидела рядом, невесомая и эфирная. И тогда Артемис будто вспоминает что-то ещё: этот образ младшей Элфи… непонятное мерцание воспоминания о лемурах и безвкусных брюках спортивного костюма... Странно. Он делает ещё глоток, надеясь выманить воспоминания обратно, но они так и остаются на краю его досягаемости. Он хмурится и собирается сделать ещё глоток – но стакан уже пуст. – Артемис? Он чуть не роняет бокал от неожиданности, но спокойно поворачивается к Элфи, как будто то, что он сидит один и пьет вино в два часа ночи – абсолютно обычное явление. Она смотрит на него. – Всё в порядке? Он пожимает плечами. – Я не мог заснуть. Подумал, что мог бы почитать и выпить бокал вина, чтобы попытаться расслабиться. Элфи пытливо смотрит на него, но не давит. – Мои эльфийские уши услышали, как ты лязгал чем-то в подвале, – объясняет она, потирая руки в попытке согреться. Артемис не может не заметить, что её твердые от холода соски просвечивают через пижаму, и ему становится ужасно стыдно за один свой взгляд. – Да… эм… лучше я вернусь к своей книге, – говорит он, едва сдерживая дрожь в голосе, и возвращается внутрь, чувствуя, как горят уши. – Что читаешь? – интересуется она, поэтому он поворачивается к книжной полке и выбирает книгу наугад. – Это, – говорит он, – я уже давно хотел её дочитать. Элфи странно смотрит на него. – Никогда не заподозрила бы тебя в любви к непристойностям, – говорит она, улыбаясь. Он наконец смотрит на книгу и видит, что это один из любимых сладострастных романов его матери, с горестной и беспомощной девушкой и чересчур мускулистым мужчиной на обложке. – У нас у всех есть свои маленькие грехи, – сконфуженно выдавливает он, пытаясь держать лицо. Элфи моргает. – Ну, эм, – неловко говорит она. – Я тогда лучше пойду спать. – Я тоже, – соглашается он, желая поскорее оставить это позади и положить эту богом забытую графоманию обратно на книжную полку. – Я думала, ты хотел почитать? – спрашивает Элфи в полном замешательстве. – Да… – говорит Артемис с непередаваемой интонацией. – Вообще-то я собирался взять это с собой. – Не разбудишь Дворецки? – У меня есть лампа для чтения, – говорит он, медленно приближаясь к двери спальни. – О. Ну, спокойной ночи. – Спокойной ночи, Элфи, – бормочет он и, наконец, уносится в свою комнату. --- – «Мужчина среди мужчин»? Разве это не книга твоей матери? – Откуда мне знать, Дворецки? --- Шляпа с широкими полями, наверное, делает её похожей на ребенка, потому что она совсем не привлекает взгляды, пока она стоит в толпе и чувствует вокруг себя звуки, отголоски, шум. Вершки всегда были для неё грубыми и эгоистичными созданиями, не видящими ничего, кроме денег и спасения собственной задницы. И всё же. Здесь она видит путешественников, туристов, рабочих, жителей, поваров, кузнецов и резчиков – таких веселых, простых… ярких. Лучи вечернего солнца подобны произведениям искусства, которые они видели сегодня в Галерее Уффици, подобны свету Боттичелли, нежному, легкому и безупречному. Артемис в почтительной тишине галереи нашептывает ей на ухо различные факты из мировой истории, культуры и искусства, и она скорбит о том, что её народ, тоже богатый культурой и искусством, никогда не сравняется с вершками, никогда не поймет этого необузданного стремления достичь величия за то короткое время на Земле, которое им отведено. Даже статуи кажутся живыми, просто застывшими в движении, застывшими в эмоциях, как будто они способны заговорить в любой момент. Даже искусство, изображающее уродство и мучения, искусство, на которое способен только Человек, прекрасно в своей боли, и Элфи находит это пугающим. Теперь они бродят по Ольтрарно, узким улочкам во Флоренции; Элфи таскает за собой Артемиса, пока мечется от лавки к лавке, пробуя, наблюдая, рассматривая. Она чувствует успокаивающее присутствие Дворецки позади себя – надежную каменную стену, она чувствует запах его слабого одеколона – острый аромат кедрового дерева и сосны. Артемис ходит за ней с семи утра, немного озадаченный. Он немного смущен её энтузиазмом, но улыбается; он пробует то, что она пробует, изучает то, на что она обращает внимание. Он выглядит как-то по-домашнему, его брюки и свободная белая рубашка сглаживают обычно острые черты лица. Она останавливается, чтобы рассмотреть кузницу старухи, делающей изящные кольца, отблески драгоценностей сверкают в её глазах, как в отражении в пруду. Блеск золота всегда привлекал Народец – такой насыщенный и маслянистый. Артемис касается её спины, и она чувствует, как он наклоняется к ней. – Великолепное мастерство, – мягко говорит он ей по-английски. Его дыхание пахнет лимонным мороженым. – Обрати внимание на барельефы. Напоминает узоры на ранних работах Беллини. – Вы двое ещё слишком молоды, чтобы жениться, – хрипловато говорит старуха. Элфи приподнимает бровь. – Если бы мне так повезло, – отвечает Артемис на беглом итальянском. – Мы всего лишь туристы. – Вам понравилось что-то из моих товаров? Артемис задумчиво хмыкает. Внимание Элфи привлекает пара простых, но изящных сережек, тепло сияющих золотом. – Ангелине они понравятся, – говорит она. – Ты абсолютно права, – говорит Артемис. – Сколько за них? – Тысяча евро, – говорит старушка. – Моя работа прекрасна, хоть я сама и стара. Артемис платит ей, и она упаковывает кольца так быстро и ловко, как вряд ли смогла бы Элфи. Артемис прячет коробку в свой внутренний карман пиджака. – Поищем что-то для твоего отца? – спрашивает она, когда они останавливаются, чтобы попробовать элегантное печенье, пропитанное порошкообразным белым сахаром. – Я узнаю, что ему подойдет, когда увижу это, – говорит Артемис. – Кроме того, у тебя всё лицо в пудре. Элфи пытается слизать пудру, и Артемис раздраженно выдыхает. – Нет, здесь... – он протягивает руку, чтобы коснуться её лица, но останавливается на полпути. Она чувствует тепло его пальцев на своей щеке, но он прочищает горло, отдергивает руку и проводит пальцами по волосам. Элфи всё-таки убирает пудру с лица; Дворецки не спеша подходит к ним. – Я умираю с голоду, – говорит он. – Я заметил тут ресторан неподалеку, может, зайдем? – Звучит неплохо, – говорит Элфи, смахивая сахар с рук. Артемис снова проводит руками по волосам, что абсолютно нехарактерно для него, и кивает. – Звучит заманчиво, – соглашается он, глядя на сахар на её пальцах, и розы румянца горят на его щеках. --- Автомобиль, в котором они едут, великолепный и старый, и его линии заставляют Элфи думать о том периоде 1700-х, когда Гавань переживала свой шик космической эры, со всеми сопутствующими яркими цветами машин и всевозможным блестящим оборудованием. Они едут домой из тихой винодельни (“Одной из лучших в мире”, – мягко сказал Артемис, когда Элфи бросила ироничное замечание насчет старого оборудования на виноградниках), и Элфи так устает, что засыпает, и её голова падает на руку Артемиса. Артемис смотрит на неё сверху вниз, на смуглую звездочку кожи на её затылке, на растрепанные рыжие волосы. – Ангелина будет рада, если мы пополним запасы в погребе, – дружелюбно говорит Дворецки. – Я знаю, что ей не хватало Пино 72-го. – Мм, – уклончиво бормочет Артемис, по-прежнему глядя на Элфи. – Всё в порядке? – спрашивает Дворецки. – Да, – говорит Артемис, когда Элфи слегка ерзает во сне и начинает посапывать. – Да. Всё в порядке. --- Дворецки спит, а Артемис и Элфи, перекусив свежими фруктами и хлебом, гуляют по сельской местности; утреннее солнце теплое и прекрасное. – Итак, – говорит Артемис. – Как тебе Флоренция? – Очень нравится, – говорит Элфи. – Здесь так спокойно. Безопасно. Как ты проводил здесь летние каникулы? Артемис улыбается. – Мать настаивала на том, чтобы ездить повсюду. Она всегда надевала косынку с этими большими солнечными очками. Отец всегда исчезал – по делам, конечно, – и мы с ней посещали разные винодельни. – Ты тоже пил вино? – По маленькому глотку. Итальянские дети пробуют вино с раннего возраста. Статистически они вырастают менее склонными к алкоголизму. – В Гавани нет особой проблемы с алкоголизмом. Сим-вино само по себе не вызывает привыкания. – Как вам это удается? – Запиши ещё один вопрос для Жеребкинса, – советует ему Элфи. – Я точно добавлю его в список, – сообщает Артемис, и тут же спотыкается о корень дерева, приземляясь на ладони. – О, боже, – говорит Элфи, посмеиваясь, когда Артемис поднимает взгляд, смахивая грязь со своих некогда безупречных волос. Он собирается встать, но останавливается, чтобы стряхнуть грязь с кардигана. – У тебя здесь немного, – говорит она, убирая грязь с его груди. Он стоит на коленях, поэтому Элфи находится вровень с ним, и это очень непривычный угол видения. Он чувствует её теплые пальцы сквозь густую шерсть, и ещё – запах клубники от её дыхания; он видит пыль темных веснушек на её смуглой коже, несколько шрамов – на переносице, брови и скулах – один из них чуть-чуть рассекает верхнюю губу. Ох, – думает Артемис, пока она, хмурясь, отряхивает его, бормоча, что не собирается признавать кардиган непригодным только потому, что она просто хотела прогуляться, и его голова, легкая и пустая, звенит этим нечленораздельным словом. – Это безнадежно, прости, – наконец говорит она. – Может быть, стоит попросить Дворецки постирать это своими могучими мужскими руками. – Шерсть не стирают, Майор, – говорит Артемис вполголоса, всё ещё глядя на шрам на губе. Она поднимает руки, сдаваясь. – Ну, прости меня, вершок. В любом случае нам лучше вернуться, чтобы дождаться Дворецки. – Конечно, – быстро говорит он, вскакивая, разворачиваясь назад, как будто в голове у него совсем ничего не звенит, и чувствует спиной удивленный взгляд Элфи. Ох.