медленно, медленно

Ощущение губ на его губах, теплого тела, касающегося его собственного – Артемис просыпается, и это единственный за всю его жизнь случай утренней эрекции, который только можно вспомнить. Правда, он пропустил пару лет своей жизни. Но он садится, прищурившись, преследуя этот обрывок памяти, его тело буквально кричит, чтобы до него дотронулись, так что Артемис дотрагивается. Конечно, он знаком со своим телом. Он понимает, насколько полезна мастурбация для здоровья. Но это всегда было лишь физическим ощущением, а не фантазиями. Это не было связано с воспоминанием. Ему нужно всего пять секунд, чтобы кончить, – и это самый сильный оргазм в его жизни. Артемис лежит, сбитый с толку, пытаясь выстроить цепочку воспоминаний. Его ведь даже никогда не целовали. Он приводит себя в порядок и идет в душ; голова всё ещё кружится. Он механически бреется (теперь ему чуть больше двадцати, как предположил Жеребкинс, так что у него растет щетина – правда, не такая густая, как хотелось бы), и размышляет, размышляет, размышляет. Кто? Логично, что первой на ум приходит мисс Парадизо, но он в этом сильно сомневается. Дворецки давным-давно рассказал, что она встретила шикарную девушку, которая, впрочем, обожает припоминать Артемису, как ужасно он играет в шахматы (Артемис специально поддается, зная, что она боится проиграть в сравнении небезызвестному Артемису Фаулу, подростковой влюбленности Минервы). Он проводит рукой по гладкой челюсти, заходит в душевую кабину и включает воду. Сейчас осень, прохладно, и солнце мягко светит сквозь окно ванной. Сегодня мало дел. Субботнее утро, его экологическое предприятие продвигается как по маслу, и он рассматривает возможность отправиться в небольшой "поход" с Дворецки (что, как ему сказали, абсолютно для него нехарактерно). С тех пор как Артемис очнулся, прерывисто дыша своими слабыми легкими, он оставался невероятно благодарным миру за вселение в новое тело. Прежде чем он открыл глаза, окруженный бархатными розами и близкими друзьями, в его голове царила только пустота и сокрушительный ужас, среди которых он изо всех сил пытался удержать свою душу, разлетавшуюся на части. Артемис вылезает из душа, обернув одно из своих любимых полотенец вокруг талии, как раз вовремя, чтобы услышать стук в дверь. Артемис знает, что это Дворецки – особый промежуток времени между ударами, особая резкость. Кроме того, близнецы никогда не просыпаются до полудня в выходные, а его родители уехали в Ниццу, на дегустацию вин. – Да, Дворецки? Дворецки открывает дверь, и от прохладного ветерка по груди Артемиса бегут приятные мурашки. – Нас неожиданно навестила Элфи, – говорит он низким басом. Один взгляд на Дворецки говорит Артемису, что телохранитель слегка недоволен тем, что его прервали – возможно, от приготовления торта или даже пирожных, судя по мазку глазури на лацкане. – Я скоро спущусь, – отвечает Артемис, и Дворецки кивает, снова закрывая дверь. После того как он вытирается, высушивает волосы феном и проводит процедуру ухода за кожей, Артемис выскальзывает в свою комнату. Что сегодня надеть? Теперь, когда он видит за окном свежее небо и яркое солнце, мысль о прогулке только согревает. Натягивая нижнее белье, он выбирает из своей повседневной одежды летние брюки и футболку. В зеркале, где-то далеко, мельтешат старые воспоминания, которые критично напоминают, как смешно он выглядит – Артемис Фаул, в спортивной одежде. Конечно, его брюки и футболка специально разработаны и запатентованы, они даже используются на Олимпийских играх. Разумеется, его изобретение. Этим он гордится. Натянув кофту и удобную обувь, Артемис открывает дверь и спускается по лестнице. – Дворецки, – зовет он, – я подумал, что мы могли бы сегодня прогуляться. Огибая угол, он видит Элфи в гражданской одежде, которая сидит на кухонном столе, слизывая тесто для кексов с пальцев, пока Дворецки загружает поднос в духовку. – Прости, Артемис, – говорит Дворецки. – Сегодня я пообещал отвезти близнецов в додзё на тренировку, а потом у меня по плану сессия йоги. – Шикарные леггинсы, вершок, – Элфи насмешливо и довольно усмехается; тесто размазано по её щеке. – У тебя, оказывается, ноги от ушей. – Элфи. Что привело тебя сюда? Она пожимает плечами, вытирая щеку. – Погода прекрасная, мне выдали обязательный ежегодный отпуск и неограниченный проездной на шаттлах. Артемис выгибает бровь. – Обязательный ежегодный отпуск? Майор Малой, если бы я не знал вас лучше, я бы сказал, что вы трудоголик. Элфи запускает в него тестом для кексов, и оно приземляется прямо на рубашку. Артемис соскребает его (материал водоотталкивающий и легко чистится) и пробует. Чуть больше соли бы не помешало, но в целом нежный привкус лимонного сахара приятен как никогда. Что ж, Дворецки – безупречный пекарь. – Быть главой Восьмого отдела занимает много времени, – признается она. – А Труба – слишком хороший руководитель ЛеППРКОН, чтобы позволить мне сгореть на работе. – Сказано с оттенком горечи, – замечает Артемис, и садится рядом с ней. Большинство его воспоминаний уже вернулись. Не так быстро и просто, как все надеялись. Он помнит свою первую встречу с Народцем, восстание гоблинов, инцидент с Кубом Вечности. Затем практически всё становится туманным (Жеребкинс предполагает, что повлияло стирание памяти, так как эти воспоминания не были сформированы вровень с соответствующими уровнями эмоций). Он помнит большую часть истории с возвращением Опал, но демонов – уже не очень, хоть и чувствует большую привязанность к Номеру Один. После этого же – сплошная пустота, даже если Артемис изо всех сил старается воссоздать хоть что-то в своей памяти. Туман, лемуры, четверки и Пустота. Чувство Пустоты и борьба за то, чтобы оставаться сознательным в другом измерении. Он больше никогда не сможет смотреть на розы. – Какие-то новые воспоминания? – спрашивает Элфи, выуживая клубнику из вазы с фруктами. Артемис колеблется – это утреннее тепло возле его тела – и чувствует легкое возбуждение при одном только воспоминании. Он отбрасывает эти мысли. – Нет, ничего существенного. – Вершок, всё, что ты делал в своей жизни, имело свои последствия, – говорит Элфи. – Последствия – это результат любых действий, Элфи, – говорит он, поднимая бровь. – Так работает Вселенная. Она слегка ударяет его по руке, кусая другую клубнику. Её губы окрашиваются в алый, и от этого образа у Артемиса захватывает дух. – Я бы пошла с тобой прогуляться, – говорит она. Поднимает ногу, чтобы показать ему спортивную обувь. – Я пришла подготовленной. – Немного зловеще, – бормочет Артемис, но уголок его губ дергается. – Ты вооружена, Элфи? – спрашивает Дворецки, отмывая миску, которую он использовал для замешивания теста. – А может ли кентавр съесть морковное поле? Конечно, да. Она достает обманчиво маленький пистолет, дизайн которого Артемис сразу узнает. – Я думал, что Жеребкинс ещё не выпустил их в пользование, – говорит он. Она пожимает плечами, улыбаясь. – Полагаю, командование Восьмым отделом имеет некоторые преимущества. Так куда мы пойдем? Артемис берет со стола банан, выращенный в теплицах Фаулов. – Наша земля включает в себя близлежащие холмы и залив. Трава или вода, Майор? – Пляж, – решает Элфи. – Прошло много времени с тех пор, как я слышала океан. Они уходят переговариваясь. Дворецки украдкой бросает взгляд на улыбку своего патрона и усмехается про себя. --- Ветер так приятно обдувает лицо, что Артемису приходится на секунду остановиться, чтобы насладиться солнцем. – Не могу поверить, что ты сейчас... на природе, – усмехается Элфи. – Только посмотри на себя. На природе, да ещё и без заговора, угрожающего планете. – В течение полугода я был в ловушке между измерениями, в темном Ничто. Разумеется, я по-иному оцениваю солнечный свет, – говорит Артемис, и Элфи опускает взгляд. Он сразу чувствует себя виноватым. – Прости, Элфи. Я не хотел тебя расстраивать. – Боги, Артемис, – смеется она. – Что? – Это всего лишь... ты. Ты так изменился. Её глаза ласковые, голубой и карий. Его глаза такие же – магический обмен, по-видимому, повлиял и на генетику клона. – Надеюсь, что это так, – говорит Артемис. – Я бы не хотел вечно быть одним и тем же человеком. Они продолжают идти в комфортной тишине. Артемис ведет Элфи по извилистой тропинке к пляжу. Ирландия не славится кристально чистыми пляжами, но Артемис любит этот маленький залив. Морские соленые брызги хлещут его по лицу, пробуждающие и неумолимые. – Итак, что ты вспомнил? – спрашивает Элфи, когда они спускаются к пляжу. – Ничего особенного, – повторяет Артемис, и его шея краснеет. Элфи смеется. – О, перестань. Я видела это колебание. Артемис Фаул не колеблется, – говорит она, положив руки на бедра. Она едва достигает его груди. Это почему-то беспокоит. – Я изменился, – отвечает он, наклоняясь, чтобы поднять особенно сферический камень, который, как он знает, понравится Майлзу, и засовывая его в карман. – Будем считать, что ты в порядке, – говорит она, поддразнивая, но любопытство горит в её глазах. – Как продвигается АкваСеть? Его нынешнее предприятие – избавление океана от вредных отходов человеческой деятельности. – Достаточно хорошо, – отвечает он. – Мы с Жеребкинсом почти закончили с научно-исследовательской частью. Сейчас тестируем различные методики. Примерно через полгода я буду готов передать проект в ООН. Элфи качает головой. – Я всё ещё не могу поверить, что Артемис Фаул спасает мир, – говорит она. – Ну, Элфи, я живу в этом мире. Я бы хотел, чтобы он был пригоден для жизни. – Знаю, – улыбается она. – Мне просто интересно, насколько всё было бы по-другому, если бы ты похитил какую-нибудь другую фею. Или вообще никого не похищал. Артемис ничего не говорит, прокручивая в голове этот интересный сценарий со всеми его возможностями. – Не так уж и сильно, – говорит он. – Но и абсолютно. Похищение прошло бы более гладко. Восстание Бва'Келл не было бы остановлено. Но я бы, конечно, вмешался. Я бы всё равно был у Жеребкинса под наблюдением. Элфи смеется. – Ты бы всё равно победил Опал, как думаешь? – Возможно, неумышленно. Я бы прекратил зондировать моего хорошего друга Джованни. Даже в этом возрасте я бы оценил последствия открытия людьми волшебного народца. С этого момента слишком много переменных. Я не уверен, что смог бы предотвратить апокалипсис верхнего мира. Элфи хмыкает. – Знаешь, Артемис, у нас на самом деле нет единой религии. Когда ты живешь так долго… – … религия не строится так эффективно, да, я знаю. Я тебя прошу, кому ты это говоришь? Она смотрит на него пронзительным взглядом, и он поднимает руки, сдаваясь. – В любом случае, у нас есть твердая вера в судьбу. Похищение меня было предопределено судьбой. Это должно было случиться. – Я всегда считал, что концепция судьбы и религии – это способ уклониться от личной ответственности и спрятаться от неизбежного, – размышляет Артемис. Элфи издает раздраженный звук. – Конечно, ты так считаешь. Артемис улыбается, подбирая слова. – Я верю в себя, Элфи. И в тебя. И в науку, естественно. Возможно, мне нужно выразить это более... сентиментально. – Только не начинай плакать, вершок, – предупреждает Элфи, улыбаясь. Она взбирается на скалу и встречается с ним лицом к лицу. Артемис оскорбленно кладет руку на грудь. Дыхание Элфи пахнет лимонным сахаром, а зубы блестят на фоне смуглой кожи. – Вера в религию и судьбу часто является результатом глубоко укоренившегося страха смерти и одиночества. Я испытал и то, и другое в самой истинной форме, и однажды я вернусь к этому, когда придет моё время. Это неизбежный факт, – говорит он. – Однако этот опыт изменил меня. Я больше не боюсь ни одиночества, ни смерти. Я принимаю это как результат – как последствия – жизни. – Я всё ещё жду той части, где ты становишься сентиментальным. – Нет смысла беспокоиться о неизбежном, Элфи. Это пустая трата времени. Зачем фокусироваться на пустоте, когда я могу сфокусироваться на тебе, близнецах или Дворецки? Зачем фокусироваться на деньгах? Они не последуют за мной в пустоту. За мной последуют хорошие вещи, которые я сделал, люди, которых я любил. Материальный достаток не станет моим наследством, скорее им станет моё эмоциональное богатство. Когда я уйду… пока моё сердце будет наполненным, я не буду одинок. Артемис останавливается, понимая, что Элфи всё ещё стоит на скале, в двух метрах позади. Она выглядит изумленной, в её глазах блестят слезы. – Это было прекрасно, – говорит она. – Так оно и было, не так ли? – он говорит самодовольно. – Боги, заткнись, – стонет она, толкая его. – Сегодня такой хороший день, – отвечает он бессмысленно и садится на камень рядом с ней. Она тоже опускается, чтобы сесть, и они некоторое время молча смотрят на океан. Он чувствует её, её тепло. Её уши дрожат на ветру. К нему внезапно приходит воспоминание о том, как они летят в сломанном самолете, как Элфи борется с управлением, как красиво она выглядит, как бьется его сердце, а ветер кричит в уши, бьется о тело, я бы хотел, чтобы мы были другими – Его сердце гремит в груди, и он задыхается. Элфи немедленно бросается к нему, обеспокоенная. – Артемис? – Я в порядке, – задыхается он, вдыхая и выдыхая, успокаивая своё бьющееся сердце. – Что ты вспомнил? – Мы были в сломанном самолете, – говорит он, борясь с внезапной головной болью – его мозг возвращает воспоминание на положенное место. – Ты изо всех сил пыталась удержать нас на высоте. Я думаю, мы были близки к тому, чтобы разбиться. Ты выглядела ошеломляюще красивой. – Это было до того, как ты пожертвовал собой, – говорит она. Артемис чувствует туман другого воспоминания и недоверчиво качает головой. – Мульч ехал верхом на тролле? – Я совсем забыла об этом, – смеется Элфи. – Как ты могла забыть об этом? – недоверчиво спрашивает Артемис. Головная боль начинает исчезать. – У меня были другие мысли, – говорит Элфи. – Ну, теперь это самое последнее воспоминание, которое у меня есть, – говорит Артемис, стряхивая песок с брюк. – Зад Мульча Рытвинга, восседающий на бешеном тролле. Элфи на мгновение замолкает. – Когда нам зачитали твоё завещание… ты оставил мне золото. Я думала, ты использовал его, чтобы оплатить спасательную экспедицию твоего отца. Артемис не знает, как на это реагировать. – Полагаю, я собирался вернуть его тебе в подходящее драматическое время. – Я бы всё равно отдала его ЛеППРКОНу, – тут же говорит она. Артемис кивает. – Конечно. Но я не похищал целый ЛеППРКОН, – добавляет он. – Даже тебе было бы трудновато провернуть это в двенадцать лет, – шутит Элфи, и они оба продолжают прогулку в приподнятом настроении. --- Проходит полчаса, и их животы начинают урчать. Они поднимаются в дом, где витает запах кексов, и Элфи, захватив угощения, усаживается на кухонной стойке. – Так что ты собираешься делать до конца отпуска? Элфи пожимает плечами. – Честно говоря, понятия не имею. У тебя есть предложения? – Это немного сложно, когда ты едва метр ростом и с заостренными ушами, – размышляет Артемис. – Ты, конечно, можешь оставаться здесь сколько захочешь. Элфи улыбается. – Давненько у меня не было ночевок. Будем драться подушками? – Майор, в ваших руках подушка – опасное оружие. – Это правда, – говорит Элфи. – Я могу убить тебя даже зефиром. – Кто бы не смог, – говорит голос Джульетты в коридоре. Она просовывает голову на кухню; Майлз и Беккет ссорятся позади неё, потные и грязные после урока самообороны. – Привет, Элфи. Привет, Арти. Я отвезу мальчиков обратно к Дому. Он сказал, что будет здесь к четырем. – Элфи, – жалуется Майлз, протискиваясь мимо Джульетты, – скажи Беккету, что тебя похитил Арти, он мне не верит! – Это правда, – кивает Элфи, и лицо Беккета морщится от разочарования действиями своего старшего брата. – Но он всё компенсировал, Бек. Не принимай это слишком близко к сердцу. – Спасибо, что защищаешь моё доброе имя, Элфи, – сухо говорит Артемис, наливая себе минеральной воды. – Обращайся, – отвечает Элфи, беря ещё один кекс. – Пошли, мальчики, пора в душ, – твердо говорит Джульетта, подталкивая их вверх по лестнице. – Ты сможешь поговорить с тетей Элфи, когда не будешь пахнуть ногами. – Я не пахну ногами! – протестует Беккет. – Малыш, – говорит Джульетта, сморщив нос, – поверь, от тебя пахнет ногами. По крайней мере, пятью пальцами. Иди в душ или не получишь на ужин свои спагетти. Близнецы с ворчанием взбираются вверх по лестнице и исчезают из виду, Джульетта следует за ними. – Она удивительно хороша в этом, – примечает Элфи. – Она Дворецки, – легко отвечает Артемис. – Она получила татуировку с голубым бриллиантом, пока меня не было. Всё ещё разочарована, что не побила рекорд. На кухне тихо, пока Артемис готовит салат для Элфи и бутерброд с ветчиной, сыром и свежевыпеченным хлебом для себя, раздумывая над тем, что можно ей предложить. – Знаете, Майор, – задумчиво говорит Артемис со своего места у разделочной доски, – мы могли бы устроить ночной пикник и посмотреть на звезды. Здесь мы совершенно свободны от светового загрязнения. – Артемис, ты приглашаешь меня на свидание? – поддразнивает Элфи. (И это её воображение, или Артемис слегка покраснел?) – Вряд ли это свидание, – говорит Артемис, и его тон вызывает у неё интерес. – Неужели? – насмешливо обижается она. – Я не достойна свидания с великолепным Артемисом Фаулом? – Ну... это не... – Артемис заикается, и это так нехарактерно для него, что Элфи широко улыбается. – Успокойся, вершок. Это звучит прекрасно. Ты можешь принести скрипку и спеть мне серенаду с вдохновляющим исполнением периодической таблицы. Артемис фыркает, но не может сдержать улыбку. Он спешит добавить: – Конечно, мы могли бы взять с собой Дворецки, если ты хочешь провести с ним время. Элфи смотрит на него поверх четвертого кекса. – Наверное, – её выражение лица становится дразнящим, – тебе нужен куратор? – Учитывая твой возраст, ты сама можешь быть куратором, не так ли? – не всерьез говорит Артемис, но его слова повисают в воздухе, и он чувствует, как Элфи напрягается. – Я… пожалуй, мне надо в ванную, – немного неловко говорит Элфи, спрыгивая со стула, и исчезает за дверью. Артемис невидящим взглядом смотрит на помидоры, ругая себя на чём свет стоит. Идиот, идиот, идиот.