Этюд в Багровых Тонах

Мэллори просыпается посреди ночи, и все её чувства напряжены до предела. Насчёт жары в доме Майкл не шутил. Несмотря на то, что окно было распахнуто настежь, комната была раскалена, точно адская сковорода, и каждый её сантиметр окутывала тьма, прорваться сквозь которую уличным фонарям было не под силу. Капли пота стекают по лбу девушки, стоит только ей сесть на постели, а покрывало прилипает к спине и груди. Но насколько же хуже было кошке с её густой чёрной шерстью? - Цирцея? Мэллори ощупала постель вокруг себя, надеясь наткнуться на знакомый комок шерсти, но там было пусто. Чёрт! Майкл не посмел бы… Перед её глазами каруселью пронеслась вереница соседских животных, освежёванных заживо и развешанных вокруг Дома-Убийцы, будто рождественские гирлянды. Спрыгнув с постели, она выбежала в коридор, едва не споткнувшись о ковер. Если с её кошки упал хотя бы волосок, она убьёт этого элдричевского выродка на месте, и плевать она хотела, если завтра на его месте появится куда более сильный и опасный Антихрист. Выбежав в гостиную, девушка вздохнула с облегчением. Её сосед, как обычно, сидел в своём кресле, с самым невинным видом читая книгу. Красные блики настольной лампы освещали его благородный профиль, а кошка свернулась калачиком на коленях своего нового любимчика, мурча, как реактивный двигатель, пока его элегантные пальцы гладили её спину. - Доброе утро, Мэллори. Выспалась? - Сейчас четыре утра. На долю секунды Майкл будто бы смутился, а затем вновь уставился в книгу так, словно в комнате вовсе и не было никакой соседки. - Цирцея, идём спать. Кошка и ухом не повела. Обычно недоверчивая к незнакомцам, Цирцея так льнула к Лэнгдону, будто знала этот ходячий обогреватель с самого своего кошачьего детства. Это упрямое создание до того удобно устроилось, что Мэллори точно знала - в мире нет такой силы, которая могла бы заставить её сдвинуться с места. А потому её хозяйке не оставалось ничего другого, кроме как пожать плечами и плюхнуться на пурпурный вельветовый диван. Устроившись поудобнее, она заметила на кофейном столике фарфоровую вазу, в которой стоял самый декадентский букет алых роз на свете. И Мэллори готова была поклясться, что когда она уходила спать, цветов здесь не было. - Кто принес розы? - Хозяйка. Хотела познакомиться с моей новой соседкой, но ты уже спала. - Какой хозяйке взбредёт голову навещать жильцов посреди ночи? - Той же, которая сдаёт квартиру сыну Дьявола. Девушка чуть подаётся вперед, чтобы вдохнуть специфический аромат цветов, соблазнительно сладкий и с лёгкой ноткой гнили. Странно, что никто не удосужился срезать с них шипы. - Что читаешь? Буквы на обложке походили на гэльские. - Просто книжка о глиняных фигурах в средневековой Шотландии. Ничего полезного для моего дела, - отвечает Майкл, захлопывая фолиант настолько старый, что от хлопка из него вылетает небольшое облачко пыли. Затем он передаёт книгу Мэллори, которая проводит пальцами по роскошному кожаному переплёту едва ли не с восхищением. Она ни слова не понимает на гэльском, но эти золотые буквы просто завораживают. А ещё на обороте обнаруживается тёмно-синяя иллюстрация – ухмыляющийся череп, из пустых глазниц которого выползают змеи. Погодите-ка… Мэллори отбрасывает от себя книгу, точно та обожгла ей пальцы. Да это ведь татуировка. - Майкл, это что, переплёт из человеческой кожи? - Да, причём выполнен он просто блестяще. По моему скромному мнению, это искусство несправедливо предано забвению. Заклинания, записанные в такие книги, получались куда мощнее. - Это отвратительно! Она едва не спросила, не знает ли он, с кого конкретно содрали обложку для его книги, но Лэнгдона даже просить не пришлось. - Материалом послужил шотландский доктор, повешенный в 1828 году за, скажем так, производство тел для анатомических театров. Он и его сообщник убили около шестнадцати невинных людей просто потому, что у них закончились тела для публичного препарирования, - в каком-то смысле, его это будто бы впечатляло. – Знаешь, Мэллори, нет хуже преступника, чем врач, ступивший на скользкую дорожку. И это только подтверждает мою теорию. Мэллори вскинула бровь. - Что за теория? - Что все люди – злобные ублюдки, дай только волю. Он говорит это до того драматично, что с губ девушки срывается смешок. - Если бы ты и правда так думал, то не стал бы им помогать. Ты куда добрее, чем хочешь казаться. Фыркнув, Майкл подходит к камину, берёт оттуда металлическую трубку и делает длинную затяжку, выпуская пар через ноздри, как дракон. - То-то ты примчалась сюда, как ошпаренная, думая, что я разделываю твою кошку. Мэллори даже стало немного стыдно за такие предположения, не в последнюю очередь потому, что животное, за которое она так переживала, ни на шаг не отставало от Майкла, самозабвенно гладясь о его ногу. - В объявление было сказано, что ты не куришь. - А я и не курю, я парю. Это электронная сигарета. - Я знаю, что это, но ты всё равно не должен… А, знаешь, забудь. Ещё слишком рано, чтобы забивать голову такой чушью. Лучше расскажи о своём деле. Фасад холодного безразличия даёт трещину, рушится, и в мгновение ока Майкл, со всем его безудержным энтузиазмом и золотистыми кудрями, будто бы превращается в маленького мальчика, который только и ждал, чтобы его об этом спросили. Мэл нравится такое его преображение, а ещё нравится слушать, с каким упоением он рассказывает о несовершенствах и ужасах мира, на который сама она предпочитала смотреть сквозь розовые очки. - Ты знала, что Гарлем славится магией вуду? Не так, как Луизиана, конечно, но близко к этому. - Мы точно сейчас о не ресторанах говорим? - пошутила девушка, но какой-то смысл в этом всё же был. Магические культуры буквально окутывали застраивающиеся районы всем своим разнообразием, и Мэллори не терпелось погрузиться в их ореол, вне зависимости от того, светлым он был или тёмным. А ещё она больше не могла отрицать, что тоскует по своему Шабашу. Переезд из Нового Орлеана, пусть он и был необходим, стал самым тяжёлым решением в её жизни, и ей до сих пор нечем было заткнуть ту дыру, что образовалась в её душе, когда она покинула своих сестёр. Несмотря на все свои способности, Майкл никогда не сможет понять, чего она лишилась. Сын Сатаны всегда был один, отчаянно жаждя отцовской любви и принятия. Но если кто-то, на том или этом свете, и мог понять, каково это - бояться настолько, что отказаться от своего по праву, то это был наследник хаоса, отказавшийся занять свой трон и править над пеплом. - Мэллори, ты вообще меня слушаешь? – парень нетерпеливо помахал перед её лицом ладонью. – Прекращай витать в облаках. Как я уже сказал, Доминик Агиллар не практикует чёрную магию, в отличие от нашего татуированного друга… Он постучал пальцем по гэльскому томику о глиняных фигурах. - Она - прирождённая целительница, которая и мухи бы не обидела. Днём Доминик – детский онколог в гарлемском больничном центре, а ночью помогает своей общине, готовя целебные зелья. - Тогда за что твою подругу могли арестовать? - У меня нет друзей. Доминик – просто знакомая. Майкл дымит своей сигаретой до тех пор, пока из той не перестаёт выходить пар, а затем отправляется к камину, запуская ладонь в подвешенную там персидскую туфлю. - Прошу меня извинить, жидкость закончилась. Проблема трёх картриджей. Мэллори закатила глаза. Когда стрелка часов минула отметку в пять утра, новоиспечённые соседи уже были одеты и стояли на первой авеню, чтобы поймать такси. Одна из машин притормаживает, визжа шинами, стоит только Майклу вскинуть ладонь, но Мэллори усаживается первая. Сидеть сзади, вжавшись в дверь, более, чем странно. Но даже несмотря на то, что их тела ни на миллиметр не соприкасались друг с другом, она всё равно чувствовала, как в воздухе расходятся, заполоняя пространство, его дьявольские миазмы. Как они проникают в неё, обманчиво лаская гортань, слово это был лучший аромат из всех, что ей когда-либо приходилось вдыхать. Закутавшись в эту тьму, точно всегда была её частью, Мэллори задаётся вопросом: есть ли на земле чувство, заслуживающее того, чтобы вечно гореть за него в Аду? - Куда едем? – хрипло гаркнул таксист. - Двадцать восьмой полицейский участок, переулок Фредерика Дугласа, сто двадцать третья Вест-стрит. Поначалу они ехали молча, и воздух между ними буквально потрескивал от напряжение, пока Майкл, наконец, не нарушил тишину. - Могу я задать тебе вопрос? - Смотря что это за вопрос. - Почему ты ушла из Академии Робишо? - А ты разве не в курсе? На его лице заиграла настолько самодовольная ухмылка, что девушка едва сдержалась, чтобы не ударить его. Уж разумеется, сын Сатаны слышал, что у ведьмы из горячо любимой им академии не заладилось путешествие в Ад. Они там, наверное, даже лишний выходной себе устроили, чтобы отпраздновать такое событие. - Знаю, но не всё. Хотелось бы услышать эту историю из твоих уст. Бросив лукавый взгляд на её рот, Майкл закусывает нижнюю губу, точно это и в самом деле могло заворожить её настолько, что она вдруг забудет, как держать язык за зубами, и всё ему выдаст. - А что насчёт тебя? Помнится, ты тоже у Корделии не особо задержался. Если верить Мэдисон, их маленький потерянный Антихрист четыре дня скитался по какой-то глуши прежде, чем постучать в двери Робишо. Голодный, грязный, мучающийся галлюцинациями и не до конца осознающий, где он, Лэнгдон должен был благодарить свою удачу, что его вообще впустили, но прошло несколько месяцев, и он ушёл, не сказав ни слова. - Твоя Верховная была так добра, - процедил он сквозь зубы с нескрываемым сарказмом. – Но это долгая история, и сейчас у нас нет на неё времени. Полицейский участок походил на бетонную коробку с квадратными окнами. И, несмотря на то, что Майклу там не слишком-то и рады, всё прошло куда лучше, чем Мэллори ожидала. Два офицера встречают их на входе и проводят к подозреваемой в комнату для допросов. В камере без окон сидит красивая женщина лет сорока с добрым лицом и потерянным взглядом, в котором плескался самый настоящий ужас. Увидев знакомое лицо Лэнгдона, Доминик Агиллар приветствует его на креольском французском, тот отвечает ей, а затем они переходят на английский. Чёрт возьми, сколько же языков он знает? - Мишель, mon ange, хвала высшим силам, что послали мне тебя, - подозреваемая заходится в рыданьях. Но даже в своём отчаянном положении она помнит про слово на букву «Б», которое лучше не произносить в присутствии её златовласого приятеля. – Что же нам делать? Она такая жестокая и такая умная. У неё нет никаких границ! Даже души – и той нет. - Спокойно, доктор. Вдохни поглубже, - сев напротив женщины, Майкл берёт её дрожащие ладони в свои. Мэллори кашляет, напоминая ему, что она всё ещё здесь. - О, а это моя подруга и помощница, Мэллори. Она разделяет мою любовь ко всему странному и выходящему за рамки нашей будничной рутины, - обратился он к Доминик, представляя девушку, точно какой-то экзотический цветок, который он выращивал в теплице. Она не знала, можно ли её и в самом деле назвать его помощницей, но если эта роль подразумевала помощь невинной женщине, то так тому и быть. Доминик рассказала, что полиция нашла в её машине пять кукол вуду, в которых, помимо воска, ткани и верёвок, были обнаружены волосы жертв. Все пятеро были светскими львицами из Верхнего Ист-Сайда – предприимчивые молодые женщины, приехавшие покорять Нью-Йорк и удачно выскочившие замуж. Шестая жертва была найдена в своём пентхаусе с перерезанным горлом и тявкающим той-пуделем у её ног. Позолоченная лепнина, мебель от Луи Квинза – всё было залито кровавыми брызгами. Но, что самое ужасное, там же была и Доминик с садовыми ножницами наперевес, кромсающая миссис Беллами-Рузерфорд третью с усердием садовника, выстригающего очередной топиарий. Между душераздирающими рыданиями целительнице удалось описать свои ощущения, когда ею овладела злая сущность, заставившая её изрезать бедную женщину до смерти. - Я почувствовала лютую ненависть, а затем начала наносить удары, снова и снова, - всхлипывала она, не в силах остановить поток слёз. – Но это была не я, Мишель, это была не моя ненависть. Кто-то контролировал меня, а я ничего не могла поделать. Ты обязан поверить мне. От услышанного сочувствие на лице Майкла сменяется тяжёлой тенью сожаления, омрачающей его ангельские черты. Разумеется, он верит ей: уж если кто-то и знает, каково это – испытывать вину за свои чудовищные поступки, то это Майкл Лэнгдон. Разница лишь в том, что он хотел этого, и, должно быть, наслаждался каждой чёртовой секундой происходящего. Перед глазами Мэллори, как кинолента, всплывают картины перерезанных глоток, свёрнутых шей и пульсирующих сердец, в которые он вгрызался, как в яблоки. Было ли это диссоциативное расстройство? Акт эйфорического самоутверждения? Или он был лишь безвольной игрушкой в руках Сатаны? Мэл могла бы рассуждать об этом вечно, но так никогда и не узнала бы правды. - Что думаешь, Майкл? Я бы сказала, что это похоже на Консилиум. Майкл качает головой. - Сомневаюсь, что Дайне Стивенс хватило бы на него сил. Скорее всего, это был порошок. - И что за порошок может заставить человека пойти и убить незнакомца? - Кое-что новое и крайне мощное, - он поворачивается к подозреваемой, предлагая ей расшитый узорами платок из нагрудного кармана. – Постарайся вспомнить, накануне ты контактировала с какими-нибудь подозрительными веществами? Доминик не помнила, но его могли подмешать куда угодно. - Тебе придётся побыть здесь ещё несколько дней. За решёткой сейчас гораздо безопаснее. А мы пока найдём способ обелить твоё имя. - Если бы всё было так просто, mon chéri. Моя репутация уже разрушена, и даже если я выйду на свободу, меня, ведьму, уже не примут на работу в больницу. Если бы только я могла вернуть жизнь той бедной женщине… На небе краснеют первые блики рассвета, когда они покидают участок и отправляются домой, уютно устроившись на заднем сиденье такси. Майкл, спокойный и мрачный, полностью сосредоточен на деле, так что Мэллори с тем же успехом могла сделаться невидимой. Все эти разговоры о преступлениях задели её за живое. Не пожалеет ли она о своём решении жить с настолько измученной душой? - Если ты уже знаешь, кто подставил Доминик, почему бы просто не сказать полиции, чтобы они задержали настоящего преступника? - Потому что Дайна Стивенс всегда подчищает хвосты, особенно когда речь касается денег. Мы имеем дело с человеком, для которого нет разницы – добро или зло, чёрное или белое. Её волнует только прибыль. - Чудо, а не женщина. - Редкого очарования человек. Но мы не можем подобраться к ней напрямую. Придётся действовать через того, кого ей и в голову не придёт подозревать. - И кто же это? В глазах Майкла загорается озорной огонёк, бесследно стирая с его лица недавнюю хмурость, и его губы растягиваются в коварной усмешке. - Её сын.

* * *

На следующее утро Мэллори всеми силами старается не поддаваться сладкому плену сна, пока профессор, точно граммофонная пластинка, монотонно бубнит что-то о фрейдистском принципе удовольствия, как вдруг в дверном проёме мелькает до боли знакомая пшеничная шевелюра. Помяни нечистого (ну, или его ближайшего родственника), как говорится. Но, стоит отдать ему должное, он и в самом деле похож на падшего ангела в своём идеально сидящем чёрном костюме, с каскадом кудрей и… Это что, подводка? Обрамлённые угольной чернотой, глаза Майкла выглядят ещё более холодными и яркими, чем обычно. И пока Мэллори складывает учебники и ноутбук, он стоит неподалёку, мысленно препарируя каждого студента, что останавливается около неё дольше двух секунд. Из тебя вышла бы отличная обложка для моего гримуара – с упоением рассуждал голос Лэнгдона в её голове, и у неё не было никаких причин сомневаться, что именно об этом её сосед сейчас и думал. - Всё настолько серьёзно, что ты не смог дождаться, когда я вернусь? - Надеюсь, Мэллори, ты любишь искусство, потому что нам с тобой нужно наведаться в галерею. Наступил новый день, и Майкл был в чудесном расположении духа. Проходит буквально мгновение, и такси высаживает их в Челси, прямо у дверей элитной галереи, которая представляет из себя бетонный мавзолей до того белый, что едва не режет глаза. Внутри Мэллори видит стальные картины, развешанный по стенам через внушительные промежутки, но, подойдя ближе, она понимает, что это лишь огромные кривые зеркала, вроде тех, что выставляют в карнавальных аттракционах. Она бросает взгляд в сторону Майкла, пытаясь оценить его реакцию, но её просто нет. Чудо-мальчик лишь озирается по комнате, держа руки за спиной. Интересно, что он видит в этих искажённых отражениях? Уж не того ли самого монстра, который каждое утро глядит на него с зеркала над ванной полкой? - Ты слишком красивый, чтобы быть участником Арт-форума, - раздаётся соблазнительный голос за их спинами. Симпатичный мужчина с аккуратной бородкой играется с бриллиантовым кольцом-черепом на мизинце, с ног до головы осматривая Майкла, словно тот только что сошёл с картины Кабанеля. - Верно, - тон Майкла был настолько холодным, что его зубам впору бы инеем покрыться. – Я здесь, чтобы поговорить о твоей матери. И тебе даже не придётся мне за это платить. - Потрясающе и забавно, - говорит арт-импресарио, продолжая кружить вокруг своей добычи с ещё большим интересом. – Очень надеюсь, что это отсылка к моему психологу, потому что платить прессе мне и так никогда не приходилось. Что уж тут сказать, пожинаю плоды своего кропотливого и невероятного талантливого труда. Кстати, меня зовут Андре Стивенс. Андре протягивает затянутую в перчатку ладонь Майклу, но тот и не думал отвечать на его рукопожатие. - Не расскажешь, как двадцатидвухлетний владелец галереи, работающий в этом бизнесе меньше года, умудрился урвать в свою выставку звезду уровня Джеффа Кунса? Ничего личного, мистер Стивенс, но Гагосян заслуживал этого больше, чем молодой и неопытный выскочка. - Как грубо, - от возмущения Стивенс хватается за свой галстук с шотландским орнаментом с таким видом, будто его ранили в самое сердце. – И вообще-то, это не Кунс, это… - Я знаю, что это, - Майкл ни на секунду не ослабляет хватку. – Посмотри мне в глаза и скажи, что не знал, что невинный доктор прямо сейчас гниёт в тюрьме просто потому, что Дайне Стивенс нужно было найти козла отпущения? Андре трясёт головой, уверяя, что понятия не имеет, о каком докторе идёт речь, и это звучит вполне правдоподобно ровно до тех пор, пока Лэнгдон не произносит заветное имя, в мгновение обращающее заученную невинность импресарио в лютую панику. - Стью? Что ты знаешь о Стью? - Не так уж и много. Знаю только, что он вовсе не сбегал на Карибы со своим инструктором по пилатесу, как сказала тебе мать. Андре выглядит так, будто его вот-вот стошнит, но Майкл и не думал останавливаться. В его поразительно бирюзовых глазах поселяется что-то, вроде детского восторга, как если бы разматывание катушки лжи, оберегавшей Стивенса от жестокой правды, было самым весёлым его занятием на этой неделе. - Докажи это, и я помогу тебе навсегда избавиться от этой бессердечной суки. - Проще простого. Недавно твоя мать приобрела древнюю книгу заклинаний, но старая кожа износилась и ей пришлось заменить её на новую. Проведи меня в её кабинет, и у тебя будут любые доказательства, какие только пожелаешь.