***
Сессия благополучно закончилось, мне даже удалось остаться при стипендии. Конечно, это копейки, но в любом случае, лучше, чем ничего. Начало нового семестра, обычно, знаменуется бурными вечеринками и полным расслабоном. Одна сессия прошла, до следующей далеко. Можно наслаждаться жизнью. Я никогда ханжой не был и наслаждался вместе со всеми. И старался не замечать за собой, что будучи на кухне каждый раз невольно бросаю взгляд на злосчастный подоконник или замираю в дверях, вспоминая испуганные голубые глаза перед собой. Третий звоночек был мне ни к чему, и я даже вздохнул с облегчением, когда случайно услышал, что Японцева отчисляют. У нас не было общих знакомых, этот разговор я уловил в библиотеке, куда как добросовестный студент, у которого почти никогда нет денег на интернет, заходил. Библиотекарша делала строгое внушение смущённой старосте-первокурснице, чтобы она из-под земли достала этого Станислава Японцева и заставила его вернуть казённые учебники. Девочка лепетала, что Стасик, сдаст хвосты, но звучало это очень неуверенно, всё-таки март подходил к концу. А так как Японцев, которого, как я думал звали Славой, с тех пор мне в общаге и в институте на глаза больше не попадался, я решил, что парень всё-таки из института вылетел. И даже сходил в деканат поинтересоваться не появилось ли у журналистов свободного бюджетного местечка. Хотя это было безнадежно, я уже давно понял, что если места и появятся, то не про мою честь. Зачем я несколько вечеров подряд мониторил интернет страничку Славы (имя Стасик мне категорически не нравилось) Японцева, я объяснить себе не мог. В сети он появлялся регулярно, постил дурацкие записи с пошлыми картинками и хвастался, что побывал на очередном сомнительном мероприятии в поддержку геев и прочих извращенцев. На фотках он был со своим патлатым дрыщом. Четвёртый звоночек я списал на весну и активизацию гормонов, которые бьют в голову и отключают здравый смысл. Я решил, что пора заводить постоянную подружку, а не думать о взаимоотношении представителей секс-меньшинств. А пока с подружкой не везло, занимал учебой, тренировками и гулянками. Чтобы там не говорили, что спорт и алкоголь — вещи несовместимые, мне совмещать удавалось легко. Натура у меня крепкая. Одна из наших вечеринок удалась особенно. Каким-то непостижимым образом, я злой и пьяный оказался один в пустом ночном коридоре общежития и мысленно проклинал на чём свет стоит своего соседа, который завалился спать, не заметив моего отсутствия, и запер дверь. Даже в состоянии близком к нестоянию, я оставался благовоспитанным человеком и понимал, что орать на весь коридор и ломиться в комнату, доказывая, кто прав, а кто виноват — плохой вариант развития событий. Во-первых, люди из остальных комнат не виноваты, им завтра вставать рано утром, во-вторых, мне же моё буйство боком выйдет, всё-таки официально нетрезвым лицам в общаге находиться нельзя, и комендант может сообщить мне об этом, когда я протрезвею. И поэтому, не придумав ничего лучше, я ходил по коридору и легонько толкал все двери подряд, надеясь, что кто-нибудь не столь труслив как мой сосед и на ночь не запирается, и мне удастся перекантоваться хотя бы на коврике у батареи, а разборки с этим гадом устроить утром. На нашем этаже, никто приютить меня не желал. Но я не сдался, спустился ниже. А потом ещё ниже. И вдруг, стоя под очередной дверью, услышал тихую музыку. Кто-то перебирал гитарные струны и мурлыкал мелодию. И я даже почти протрезвел от удивления, это был мой любимый Pink Floyd. Но протрезвел я не настолько, чтобы отказать себе в удовольствии постучаться в эту комнату. Всё равно хозяева не спят, раз музицируют, вот и скоротаю время до утра на домашнем концерте. Каково же было моё удивление, когда дверь мне открыл Слава Японцев. И застыл удивлённой статуей. — Я войду? — поинтересовался я, отодвигая его с дороги и проходя. Коридор мне за пару часов скитаний осточертел. Комнатка была точно такая же, как моя. Все общажные комнаты по одному шаблону: две кровати, две тумбочки, стол, шкаф, окно. Славиного соседа где-то не было. На одной из кроватей лежала гитара, а на второй только аккуратно заправленная постель. Я порадовался, что наконец-то могу в тепле и уюте подремать и рухнул на свободное место. Слава, всё также стоял у открытых дверей, недоуменно следя за мной взглядом. — Ты извини за поздний визит, — не выдержав такого внимания, проговорил я. — На музыку твою пришёл. Сыграй ещё что-нибудь. У тебя здорово выходит. — Ты серьёзно? — захлопал глазами он. Я в очередной раз отметил, что ресницы у него тоже девчачьи, длинные. Глупость какая! И чего он парнем родился с такой смазливостью? — Да, — ответил я, не вдаваясь в подробности, о чём конкретно он спросил. — Ну так сыграй чего-нибудь. А я немного полежу здесь, пока сосед твой не вернётся. — Он только завтра придёт, он у подружки ночует, — недоуменно ответил Слава, всё-таки закрыл дверь и прошёл обратно к своей кровати. — Значит, ты с ним не… — Я глупо засмеялся. — Хотя да, у тебя же …другая подружка. У вас тоже верность в паре и всё такое? В принципе, мне было пофиг, я в тот момент радовался, что могу занимать чужую кровать до утра. Раз Слава меня сразу не выгнал, то не выбросит же, когда я засну. А Слава покраснел и, ничего не ответив, взял инструмент, мягко коснулся струн. Вновь зазвучала мелодия. Я дремал, уплывая куда-то под звуки Wish you were here. Периодически открывая глаза, чтобы посмотреть на тонкие белые пальцы, на ногти в чёрном лаке, на смешно спадающую чёлку… — Я думал, тебя отчислили, — признался я, сам того не ожидая. — А с чего вдруг ты вообще обо мне думаешь? — усмехнулся Слава, переставая играть. — И чего пришёл? Может, ты запал на меня? — Может и запал, — ответил я. И сел, стряхивая сон, выжидающе глядя на него. — Так ты же вроде ведь такой брутальный мачо, и ни разу не по нашей части… — Слава отложил гитару. — Может, я хочу попробовать, — слишком много было выпито в тот вечер, слишком болтливым и безбашенным я был. — А мне какое дело, чего ты хочешь? — нервно дёрнулся Слава и вновь покраснел. — Но ты ведь тоже хочешь. Я не знаю, как я это понял, наверное, почувствовал. Слава был растерян, смущен, но взгляд его, который то и дело возвращается ко мне был очень и очень красноречив. Воздух в комнате словно наэлектризовали, казалось, между нами искрит. Я даже видел искорки перед глазами. Слава неловко стоял передо мной, сжимая и разжимая кулаки. И когда он только успел вскочить? Я тоже встал на ноги и сделал шаг ему навстречу. Мы стояли, глядя друг другу в глаза, так близко, что я чувствовал его дыхание. — Так что? — спросил я. Как бы пьян я ни был, я всё ещё хотел оставить себе пути отступления. Хотел, чтобы он проявил инициативу, чтобы он… соблазнил меня. — Ты пьян, — проговорил Слава, отступая назад. — Ну трезвым бы я не решился на такое, — резонно заметил я и схватил его за руку, не позволяя отойти. — Что ты делаешь? — испуганно дёрнулся он. Но я держал его крепко и тянул на себя. А приблизив достаточно легонько поцеловал в губы. Как когда-то впервые, в пятом классе, немного труся, что меня оттолкнут, засмеются. Но Слава лишь поражённо застыл, глядя на меня расширившимися зрачками, голубую радужку почти не было видно. И его пульс на руке, которую я сжимал стучал часто-часто. Я уж было решил, что напугал мальчишку до смерти и со вздохом выпустил его. Но не удержался и легонько погладил по щеке. Мягкая нежная кожа, почему-то прохладная. Фарфоровая, про такую говорят, кажется. Он перехватил мою руку и вдруг прижал к губам к ладони. Теперь зачастил мой пульс. Губы у него были тоже мягкие, но очень горячие. А потом напряжение, что застыло между нами как натянутая гитарная струна — лопнула, и мы оба сорвались. Я не знаю, он первый начал сдирать с меня рубашку, или я перед этим успел опрокинуть его на кровать, сначала он до крови прикусил мои губы, или я вцепился в его волосы, вызывая задушенный стон. Но и меня, и его трясло от возбуждения. Набат в моей голове бил тревогу, но я отключил здравый смысл, для меня существовал только Слава, который нетерпеливо возился подо мной, пытаясь избавиться от одежды и раздеть меня. От алкоголя я, кажется, уже протрезвел, но был пьян этим мальчишкой. Его пальцы на моем члене, его горячее дыхание на моём лице. Я был в какой-то сумасшедшей эйфории, казалось, моё тело мне не подчиняется, мои руки ласкают Славу против моей воли, и каждая клеточка требует его прикосновений, независимо от моих желаний. Впрочем, желание у меня в тот момент было одно и вполне конкретное. Слава, казалось, был повсюду, гладил, целовал, обжигал дыханием. Я сгорал и плавился. Мне было так чертовски хорошо, что я забывал где я и что я. Слава всё-таки выбрался из-под меня, развернулся и упёрся в спинку кровати, призывно выпятив задницу. Прелести анального секса я вкусил с одной из подружек и примерно знал, что делать, когда мне в руки сунули тюбик смазки. На долгие прелюдии мы оба были не настроены, от возбуждения по-прежнему искрило, полностью срывая самоконтроль. Я и не думал, что меня может так повести в чьём-то присутствии. Хотя никогда раньше я не жаловался на отсутствие страсти, но это было слишком даже для меня. Я хотел его до одури, до мятликов перед глазами, и когда вошёл, сразу и полностью, казалось, что произошло самое правильное, что только может случиться на свете. Слава вскрикнул, и я сообразил, что, видимо, мои размеры для него несколько велики, даже то, что он явно далеко не новичок в этой области, не избавило его от боли. Я ласково погладил выступающие позвонки, поцеловал влажную от пота шею и замер, давая ему привыкнуть. Привык он быстро и сам толкнулся мне навстречу, запрокинув голову и кусая губы. И это была самая развратная картинка, которую я только видел. А его стоны, который он старательно сдерживал, но которые всё равно могли услышать соседи, если сон их недостаточно крепкий, окончательно сносили мне крышу. Этот секс был как сцена идеально срежиссированного порнофильма, образца жанра. Гей-порнофильма, естественно. Нечто дикое животное и вместе с тем невыносимо нежное, чередовалось и переплеталось в наших движениях, вздохах, касаниях. И поэтому, когда я вдруг взорвался оргазмом, а иначе это было назвать нельзя, потому что я чувствовал, что этот взрыв словно уничтожил и меня, и всю мою прежнюю жизнь, я был счастлив. По-глупому, по-животному, невероятно счастлив. И вновь не позволив ни одной мысли омрачить это моё состояние, довёл до такой же бурной разрядки Славу и, прижав его себе, провалился в сон. Это ведь такое счастье — засыпать счастливым.1. Парень с разноцветной чёлкой
1 января 2019 г. в 20:30
Обычно во время пары по философии я предавался философским размышлениям. В частности — нафига рекламщикам нужна философия? И во вселенском масштабе — нафига эта реклама мне?
Я с девятого класса планировал поступить на факультет журналистики, стать крутой акулой пера, но не добрал по баллам, чёрт бы побрал этот ЕГЭ! Впрочем, на журфак я всё-таки поступил, но на дочернюю специальность, где конкурс был ниже — реклама и связи с общественностью. С перспективой перевестись на журналистику, если появятся места. Терпеливо ждал, утешая себя тем, что первые два курса предметы на специальностях почти одни и те же. Но вот уже второй год учусь, специализация на носу, а бюджетных мест так и не предвидится. Учиться платно я не потяну, родители не так богаты, им ещё брата-школьника растить-кормить. А найти денежную работу не в ущерб учёбе не так-то просто. Так что пора, наверное, смириться, что я буду специалистом по рекламе или каким-нибудь менеджером. Не писать мне спортивных обзоров для крутых иностранных журналов!
Я мечтал стать спортивным журналистом и порой жалел, что не поступил в какой-нибудь спортивный вуз. Но в каком журнале поверят, что боксёр способен к литературному творчеству? Вот такой я разносторонне-одарённый человек.
Обо всём этом я обычно и раздумываю под монотонное бормотание препода. А когда надоедает, разглядываю остальных дремлющих слушателей, потому что выносить сей предмет в состоянии полной бодрости удаётся очень не многим. Пожалуй, только фанклубу Игоря Сергеевича.
За философом ходили с десяток девиц с разных курсов и специальностей. Оно и понятно, — мужик видный, одевается выпендрёжо. Некоторые наши девчонки, когда позволяло расписание, тоже таскались на его лекции, объясняя это великой любовь к Платону, Канту, Шопенгауэру и прочим заумным типам, но ежу понятно, что руководил их действиями исключительно дядюшка Фрейд.
Иногда к фанклубу присоединялись те несчастные, что завалили зачёты и контрольные или злостно прогуливали пары. Игорь Сергеевич любил помучить нерадивых, требуя восполнять пробелы знаний и присутствовать на занятиях других групп, курсов и специальностей. Это всегда вызывало у меня подозрения, что философ всем и всегда читает одну и ту же лекцию. Впрочем, точно сказать не могу, я все положенные рефераты скачивал к положенному сроку и мучился на его лекциях только со своим курсом.
Сначала я принял этого паренька за очередную девочку-поклонницу: яркие шмотки, фенечки на шее и руках, накрашенные ногти, длинная разноцветная чёлка. Впрочем, я был немного диким, приехал в столицу из маленького провинциального городка, даже мода унисекс меня до сих пор шокировала. А мальчики похожие на девочек вызывали недоумение. Но на моём курсе таких не было. И я часто забывал об их существовании.
Потом я решил, что паренёк пытается сдать какой-нибудь хвост. Впрочем, мне было на него плевать, до тех пор, пока я не подслушал разговор двух одногруппниц. Не то чтобы я специально подслушивал, так получилось. На перемене я лежал на парте, тренировка вечером накануне меня измотала так, что шевелиться не мог и, хотя телефон сел, я не вынул наушники из ушей, не показал, что я в этом мире. А девчонки позади меня от души сплетничали. В ту перемену я и выяснил пикантные подробности, что Игорь Сергеевич-то оказывается нетрадиционной сексуальной ориентации, а этот мальчик ходит за ним не ради философии.
В достоверности информации сомневаться не стоило — фанклуб о философе знал всё. Но мне было, в общем-то, плевать. Я мирный и толерантный. Не от высоких чувств и модных веяний, а скорее от пофигизма и лени. Меня эти геи не трогают, так чего кипиш устраивать? Меня, конечно, вообще никто не трогает — попробуй тронь шкаф два на два. А я мирный, потому что, я если кого трону, сразу в нокаут отправлю, даже связываться неинтересно. А так как геев я в своей жизни никогда не видел (видимо, они скрывались хорошо и в моём городке, и в нашей секции по боксу, и в институтской общаге), то на Игоря Сергеевича и его разноцветного попугая-поклонника я смотрел как на диковинных зверюшек.
Игорь Сергеевич ничем из толпы холеных и лощеных хлыщей-преподавателей не выделялся, а паренёк был занятный. И в плане развлечения на паре по философии я иногда размышлял, зачем же парень так себя уродует этим красками и маскарадными костюмами? И почему ему носатый мужик с козлиной бородкой и выпирающим кадыком нравится больше, чем грудастая блондинка Катя, на которую весь поток слюни пускает? Ну все, кто с ней не спали. Я спал, ещё на первом курсе, и ничего особенного не обнаружил, погуляли месяц и разбежались. Потому что я классный, но нищеброд. А она красотка, но шлюха.
Через пару месяцев паренёк на философию приходить перестал. Как шептались наши сплетницы, философу сделали строгое внушение — разврат в институте не устраивать, и потому прошла любовь, завяли помидоры. Иногда я видел мальчика-попугая в институтской столовой, или сталкивался в гардеробе и коридорах. Столичные вузы крайне толерантны: фрики, геи и прочая нечистая сила чувствуют себя в их стенах вполне комфортно. Открытых конфликтов в институте не случалось, по крайней мере, я ни разу не слышал о таком, а от насмешек никто не застрахован, даже над моей богатырской статью шутили. Впрочем беззлобно, конечно, можно сказать, с почтением.
Вскоре выяснилось, что «попугай» тоже живёт в общаге, в том же корпусе, что и я, но здесь чувствует себя не так вольготно, как в стенах Альма Матер. По крайней мере уверенным не выглядит. А столкнувшись со мной однажды на лестнице, вжался в стену и притворился плесенью. Даже позеленел для большего сходства. Но я, мирный и толерантный, прошёл мимо, лишь вскользь взглянув. Ну нравится ему носить девчачьи шорты и серьгу в пупке, какое мне до его пристрастий дело?
Так же мне совершенно не было дела как его имя. Я случайно наткнулся. Сидел в фейсбуке, в какой-то вузовской группе, типа «все, кто с первого раза не сдал психологию — объединяйтесь», и, клик за кликом, попал на страничку какого-то первокурсника-журналиста. Наткнулся на коллективное фото их группы, а там увидел знакомую чёлку «попугая». Оказалось, его звали Станислав Японцев. Говорящая фамилия. Действительно, было в пареньке что-то восточное. Скулы или подбородок. Похож он был, конечно, не на грозного самурая, а на куколку-японку: лицо сердечком, большие глаза, тщедушная фигурка. Конечно, награди меня природа такой внешностью я бы из качалки не вылазил и брился наголо, а он специально подчеркивал свою девчоночность.
Наверное, в тот вечер мне было очень скучно, раз я решил просмотреть его страничку. В друзьях у Японцева числились сплошь странные личности. Какие девицы вывешивали ему на стены похабные картинки, как раз из японских мультиков, меня аниме никогда не интересовало, но что такое хёнтай я имел представление, а ещё просветился, что такое яой. Ещё я узнал, что Японцев активный участник какой-то подветки ЛГБТ-движения, заодно просветился, что это за движение такое. Но никак не мог понять, зачем ему ходить парадами, дразнить добропорядочных граждан, раздавать какие-то листовки за равенство, братство и разврат и страдать прочей общественно-ненужной фигнёй. У Японцева на страничке было несколько детских фото, какие-то школьные компании. На них он выглядел вполне нормальным подросткам без колечек в ушах и нелепых причёсок. Мне было любопытно, что привело обычного мальчишку в ряды сумасшедших извращенцев.
Но сообразив, что я уже почти час тщательно изучаю страницу гея, я выключил компьютер так стремительно, как будто мама застала меня за просмотром порно. И это был первый звоночек, что со мной происходит что-то ненормальное. Неприятную мысль я быстро загнал на задворки сознания и для профилактики завёл страстный, но скоротечный роман с Саяной, администраторшей спортивного клуба, где занимался. Саяна была то ли тувинкой, то ли буряткой, но все умилялись её схожести с японкой. Девчонка оказалась шикарной во всех отношениях, но её муж и моя зимняя сессия стали преградой продолжению нашего романа.
Из-за экзаменов, которые не получилось сдать досрочно, поездка домой у меня сорвалась, и Новый год я вынужден был справлять в общаге. С соседями. Тогда я в очередной раз столкнулся со Славой. Я был уже немного пьян и не обратил внимания на второй тревожный звоночек, что при встрече мысленно назвал его «Слава», а не попугай, как обычно.
Мы с парнями закупали горячительные напитки к празднику в ближайшем магазине, а Слава и какой-то женоподобный дрыщ в узких джинсах выбирали бутылку шампанского. Пацаны заулюлюкали, не поскупились на скабрезные шуточки. Я тоже от души поржал. А эти двое сжались, вцепившись друг в друга, и испуганно на нас таращась. Но задирать их никто не стал, хотя были в нашей компании и нетерпимые гомофобы. Наверное, предпраздничное благодушное настроение не располагало к конфликтам. Я о Славе Японцеве, тем вечером больше и не вспоминал, наслаждаясь вечеринкой, которая для меня закончилась в постели одной нашей скромницы-однокурсницы, которая оказалась не такой уж скромной. Но наутро мы решили, что совместное будущее планировать не будем. И что парень, которого она ждёт из армии, ничего не узнает. Я как честный человек, обещал больше к ней не приставать.
На новогодние каникулы общага почти вымерла. Кто живёт не в такой дали и глуши как я, уехали домой, кто-то, наслаждаясь свободой студенческой поры, развлекался в клубах и других злачных местах, и лишь немного, такие же добросовестные и скучные ботаники, как я, сидели и готовились к экзаменам, выползая только на кухню, чтобы сварганить себе какой-нибудь горячий перекус. Впрочем, моих кулинарных талантов и финансовых возможностей хватало лишь на яичницу и варёную картошку.
Я штудировал учебник по философии, но вдруг вспомнил, что через какое-то время картошка может стать жареной даже в кастрюле, и поспешил за своим обедом. А, открыв дверь на кухню, застыл в проёме. На подоконнике сидел Слава, как можно было определить по разноцветной чёлке, а рядом с ним, между его разведённых ног стоял пацан в узких джинсах. Они самозабвенно целовались.
Заметив моё появление, парочка оторвалась друг от друга глядя на меня с ужасом. У Славы, оказывается, глаза были голубые, а у его дрыща серые. Зачем мне эта информация я не знал. Кажется, меньше всего эти двое ожидали, что я скажу «простите» и выйду, аккуратно закрыв за собой дверь.
Пройдя уже половину коридора до своей комнаты, размышляя, что неприязнь, злость и раздражение это обычная реакция нормального мужика на двух пидоров, я вспомнил, что забыл картошку, за которой собственно и приходил. Поэтому решительно повернул обратно. Мне хотелось схватить этих голубков, встряхнуть и выкинуть с нашего этажа. Чего бы не лизаться на своей кухне? А лучше вообще в комнате, заперев дверь!
Они встретились мне в дверях, причём дрыщ проскользнул как уж, а Слава в меня почти врезался. И побледнев, поднял глаза. Он оказался довольно высоким, всего на полголовы ниже меня, а смотрелся мелким из-за субтильной конституции и нелепых шмоток.
— Извини. — Он замер выжидательно глядя мне в глаза, с прежним страхом и мольбой.
Конечно, никого выкидывать я не стал. Сами же уходят. Молча посторонился, давая ему пройти, и направился к своей кастрюле с картошкой.
— Она кипела. Давно сварилась. Я выключил.
Голос у Славы был приятный. То есть нормальный, а не пищащий, как я думал. Он уже вышел из кухни, но стоял у дверей и так же настороженно смотрел на меня.
— Спасибо, — бросил я и, больше не глядя в сторону этих двоих, подхватил кастрюлю и пошёл к себе.
Но есть почему-то расхотелось. И я захлопнув дверь, с остервенением схватился за методичку с вопросами к экзамену по философии.