Соседи

— У тебя планы на день? — он мнется в трубку, голос его звучит затравленно и в некоторой степени осторожно: он боится спугнуть ее, они ведь знакомы всего пару дней — встретились на какой-то прессконференции в Нью-Йорке. Лесли наматывает на палец рыжие волосы с интересом, сжимая хрупкими длинными пальцами трубку телефона: с Александром тяжело говорить по телефону — он звучит так, будто его обижали всю жизнь, но зато в реальности его глаза излучают такую силу, что приходится покрепче сводить колени вместе. Лесли мнется немного, а затем, выдохнув вместе с табачным дымом, кивает: — Да, прости. — Не извиняйся, — Александр знает, что они договаривались, прекрасно знает, что у Лесли загруженный график, но как же сейчас он хочет к чертям расшибить все стены, наставленные между ними — работа, отношения с другими людьми, предрассудки… — Не буду, — кивает Лесли: она ему нравится. Нравится и в том смысле, чтобы просто увидеть ее голубые глаза и огненно-рыжие волосы, и в том, чтобы оттрахать ее, прижав к стене и намотав эти рыжие кудри на кулак. Лесли нравится Александру, но он прекрасно понимает и сам, что это мало к чему приведет, кроме проблем — все-таки у него отношения, у нее отношения, у него работа, да и она вечно занята своими делами. Но, господь, как же хочется прокусить ее розоватую гладкую кожу на плечах, повести кончиком носа по позвонкам на спине, впиться клыками в упругую молодую задницу. — Больше не перезвоню, — смеется Александр, и оба понимают, что он не шутит: им судьба уже дала повод для встречи, уже дала саму встречу, уже дала предлог для второй встречи, но сейчас оба с расчетливым пытливым умом отказываются от нее. Лесли молча кладет трубку — пройдет само. Не болит. Она закуривает по-новой. *** — Люби-и-и-имая, — Энтони целует ее в ухо, отдает спиртным, Лесли ясно рисует себе картину, как буквально час назад ее молодой человек обслуживал других дам на своей вечеринке. — Давай не будем, — мирно предлагает Лесли, высвобождаясь из его объятий с грацией кошки — она одергивает только что надетые чулки и, поправив на плече лямку кружевного белья, смотрит с ясностью на Энтони своими холодными голубыми глазами. — Давай будем? — съев половину букв, упорно канючит Энтони, упав перед ней на колени. Лесли смотрит на свое отражение — винные губы ползут по лицу в злой усмешке — лучше бы она увиделась с Александром. — Давай ты проспишься, милый? — Лесли обходит его, цокая высоченными каблуками, и идет одеваться дальше — Энтони разваливается на полу, раскинув руки и ноги в стороны, и смотрит в потолок, кусая обветренные зацелованные в чужой помаде губы. Лесли надевает черное короткое платье, второй кожей облегающее все ее тело, и отбрасывает с плеч длинные рыжие волосы, проведя пальцами по темным косматым бровям. В ней столько огня к жизни, столько желания что-то делать, а пьяный Энтони, с которым ее свела мать, сейчас рушит все ее планы на отпуск. Они должны были в девять вечера стоять у стойки регистрации в аэропорту с чемоданами и сумками, готовясь провести отличный отпуск за пределами родной страны — Энтони тащил ее в Швецию, к своим родственникам. А теперь Лесли смотрит на него сверху-вниз, надевая на плечи кожаную куртку, и хмыкает, для себя что-то точно решая — поедет одна. Лесли не боится остаться одна в чужой стране, в чужом городе, она уверена, что в Стокгольме будет весело — она поселится в недорогом отеле, в номере класса «люкс» на одну персону, будет по утрам выходить покурить на балкон, а целыми днями исследовать город, чтобы вечерами сидеть в барах и пропивать честно нажитые деньги. Лесли хватает ручку своего чемодана уверенно, набрасывает на плечо ремень кожаной сумки и, переступив Энтони, сверкнув идеально выбритыми ногами и свежими новыми чулками, уходит, шурша дверью. Цокот ее каблуков слышен на лестничной площадке недолго — Энтони засыпает быстрее, чем Лесли успевает сесть в заказное такси. До аэропорта такси мчит ее почти без пробок, Лесли не заботится о времени — в конце концов, теперь она может отступить от плана и полететь тем самолетом, каким ей будет удобно: она поправляет рыжую копну волос и закидывает ногу на ногу, томно обращаясь к водителю: — Можно я закурю? — Конечно, — оценивающим взглядом скользнув по ее ногам в отражении зеркала, говорит водитель радушно. Лесли механично подкуривает и тянется к телефону: переводит его в режим «полета», чтобы Энтони не беспокоил сообщениями и звонками до утра, чистит историю «браузера» и задерживается глазами на последней незакрытой вкладке — Александр Скарсгард, личная жизнь… Лесли становится даже смешно, но она убирает телефон в карман и, раскрыв окно, выпускает табачный дым на волю — ей кажется первые двадцать минут поездки, что ее жизнь умело катится под откос, но затем она вспоминает о всех стокгольмских барах, которые ждут ее, и настроение немного поднимается с колен. У самого аэропорта водитель любезно помогает Лесли выгрузить сумку из багажника, принимает плату совершенно прямыми долларами, которые еще пахнут заводской краской, и провожает ее голодным взглядом — Лесли выкидывает окурок куда-то в сторону и в свете огней аэропорта в ночной темноте идет вперед, к широким застекленным дверям. В аэропорту шумно и много людей — Лесли знает, что в канун Рождества, которое в Швеции называют «Новым годом», в аэропорту обычно не протолкнуться — кишит людьми абсолютно все, до чего можно дотронуться. Лесли уже так и видит, как забиты толпами парк и музей Скансен в новогоднюю ночь, кажется, даже представив, можно почувствовать запах еловых веток и горячего шоколада с алкоголем. Лесли уверенно идет к стойке, стараясь никого не задеть сумкой или локтями — она убирает руку в сумку на плече, нащупывая там паспорт и наличные, чтобы тут же купить билет, и кусает винные губы, матовая помада на которых потихоньку начинает облезать. Лесли видит освободившееся окно у стойки регистрации и, наплевав на вежливость, припускает туда со стуком каблуков, обращая на себя ненужное внимание — теперь она жалеет, что не надела темных очков. Смотреть на людей вокруг нет ни времени, ни желания — Лесли продолжает нервно кусать губы, с феноменальной скоростью переставляя ноги — она понимает, что лучше будет сбавить ход, поставить куда-нибудь сумку и спокойно купить билет, но желание сделать все сразу в один прием не покидает: Лесли запинается остроносой лакированной лодочкой за чью-то ногу, чуть не летит в сторону и, элегантно присев на колено и чуть приобнажив при этом свою задницу, с горящими от раздражения глазами кидает взгляд к окошку у стойки регистрации — его занимает пожилая супружеская пара, очень прозорливо добравшаяся туда почти «по головам» остальных людей. Лесли хочет выругаться, еще не слышит, как ей кто-то свистит сзади, но уже чувствует, как всегда идеальное лицо подергивается румянцем от стыда — багряная кровь приливает к щекам, Лесли фыркает, стискивает зубы плотнее и встает на ноги, смотря на носок своей туфли — столько было восторгов о дизайнере, а туфли поломались от первой же незначительной преграды! Лесли раздосадованно дышит, раздувая ноздри, и из последних сил не кидается на мужчину, который неумышленно подставил ей подножку — она останавливается, выдыхает с успокоением, стараясь усмирить кровь в жилах, и плюхается на железные сидения длинных скамей в зале ожидания — ставит сумку рядом и, расчехлив чемодан, начинает искать другие туфли. Но, на ее горе, в чемодане не только не оказывается запасной пары туфель, там лежат только новенькие дорогущие валенки с ручной росписью — Лесли фыркает. Сначала ее одолевает гнев — она хочет кричать на тупых дизайнеров и валенки. Затем идет стадия отчаяния — Лесли кажется, что сейчас лучше просто собрать вещи, вызвать такси и рвануть домой. Затем идет стадия принятия — Лесли достает валенки и обувает их на стройные ноги. Выпрямившись в полный рост, Лесли одергивает юбку платья пониже и понимает, что выглядит, как совершенная дура, но мысль о швецких барах прельщает, и Лесли, зачехлив чемодан и прихватив испорченную пару туфель, гордой походкой идет к стойке регистрации. Полы в аэропортах всегда вычещены и гладки — именно поэтому Лесли не может ступить лишнего шагу, не напрягая ног. Ей кажется, что апогей ее тупости настает незамедлительно, но она эффектно швыряет испорченные туфли в мусорку и, шмыгнув носом с матеростью полицейского, снова кусает губы, оглядываясь. Она решает, что теперь по крайней мере можно будет оставить чемодан здесь, на виду у сотрудников аэропорта, чтобы его никто не украл. Окинув взглядом черную бандуру с ручкой, Лесли решает, что или сейчас, или не пить ей в швецких барах — она хочет спокойно дойти до стойки регистрации и уже наконец купить злополучный билет на самолет!.. Только она делает шаг вперед, уже привычно скользя по идеальному полу аэропорта, как видит, что к стойке со свободным окном торопится семейная красивая пара — Лесли не вглядывается в их лица, просто кидается на опрежение, сделав последний рывок — белый войлок ручной работы катится по полу, Лесли буквально наперерез подкатывается к стойке, тяжело дыша — она хватается красивыми худыми пальцами за стойку и, переведя дух, хочет принять позицию более устойчивую, но в первой же попытке сваливается на пол с грохотом, отшибив свое правое бедро. — Господи, Вы в порядке? — тут же суетится обворожительная блондинка из семейной пары, подлетев к Лесли — она услужливо подает руку, и, как только Лесли раскрывает рот, чтобы поблагодарить, в ее голубых глазах отражается прекрасное статное лицо Александра. Зрачки Лесли почти скрывают радужку — она тут же охает, вырывает руку из теплой ладони своей спасательницы и смотрит на Александра растерянно, точно зная, что он думает о ней не совсем хорошо, заметив шикарный наряд и допотопные валенки на стройных мускулистых ногах. — Вам помочь? — Александр говорит без заминки, и голос его звучит холодно, в серо-голубых глазах плещется власть и нездоровый оттенок садизма: Александр не выдает их знакомства своей девушке, и Лесли понимает, что даже пребывает от этого в некоторой степени обиды. — Нет, не стоит, — Лесли ловко вскакивает на ноги — Александр хищно окидывает ее с ног до головы изучающим взглядом — замечает контур новых кружевных чулок и хмыкает в себя. — Спасибо за беспокойство, — Лесли суетно одергивает юбку платья, тряхнув рыжими волосами — она прокашливается и оборачивается к стойке регистрации. — Здравствуйте, мне нужен билет на ближайший рейс до Стокгольма, — чирикает она. Александр скользит по ней голодными глазами, и красавица-спутница, с которой он был намерен провести законный отпуск в стенах родного дома, его больше не радует: вздернутая задница Лесли, ее рыжие кудри на нешироких покатых плечах, аппетитные широкие бедра и сильные ноги… Александр смотрит ниже и, заметив белые валенки с нелепой росписью, сдерживает усмешку, пока его спутница роется в сумке в поисках паспортов. — Ближайший рейс будет отправлен в десять двадцать, — говорит миловидный парнишка за стойкой, смотря сосредоточенно на фотографию Лесли в паспорте: пока он оформляет бумаги, Лесли и подумать себе не разрешает о том, чтобы обернуться и заговорить с Александром — сердце отчего-то колотится сильнее прежнего, Лесли ощущает на себе чужой инородный взгляд и понимает, что ее оценивают. Но она не хочет выгнуться — она ведь сама отказалась с ним встретиться, сама виновата — теперь даже пытаться не стоит. Ее ждут швецкие бары и уличный мороз! — Хорошо, оформляйте один билет, пожалуйста, — Лесли не узнает собственного голоса: он звучит испуганно и пискляво — она прочищает горло кашлем и подпирает лицо рукой, стараясь отвести от себя мысли о том, что позади нее стоит Александр. Александр вымучивает ее взглядом — каждый миллиметр тела, вплоть до идиотских валенок на ее сильных ногах, он окидывает взглядом столь властным, что Лесли невольно, вспомнив его взгляд прежде, сводит колени вместе. Александр замечает это с хищной улыбкой — она ему нравится. Нравится и в том смысле, чтобы просто увидеть ее голубые глаза и огненно-рыжие волосы, и в том, чтобы оттрахать ее, прижав к стене и намотав эти рыжие кудри на кулак. Александр выдыхает в кулак, чувствуя, как острый укол возбуждения разливается где-то под ребрами и ползет ниже — он хочет властвовать над ней, он хочет ее подчинить. Улыбчивый парнишка за стойкой протягивает Лесли готовый билет и паспорт, мило улыбаясь, и Лесли, расплатившись, забирает билет и, не оглядываясь, подрывается прочь к своему чемодану, подальше от Александра и его девушки. Нет, Лесли не ревнует — они слишком мало знакомы, чтобы она ревновала. Просто Лесли неприятно, что буквально пару дней назад он приглашал ее встретиться, а теперь, очевидно, летит вместе с другой проводить свой отпуск в родной стране. Лесли садится на чемодан и, сжимая похолодевшими пальцами билет, начинает копаться в телефоне — от Энтони нет ни одного «пропущенного» звонка. Лесли грустно хмыкает — отлично у нее отпуск начинается, ничего не скажешь. Она подкрашивает винные губы матовой помадой, смотря в темный экран заблокированного телефона, и краем глаза смотрит на статную фигуру Александра — он хорош. Хорош настолько, что перед ним не стыдно встать на колени прямо здесь, прямо сейчас — Лесли фыркает и убирает телефон и помаду в сумку, смотря на прямоугольный циферблат огромных часов под потолком. Ей осталось ждать свой рейс не больше сорока минут — хоть в этом, думает Лесли, ей везет. Она скользит поблекшими потускневшими глазами по людям, сидящим на скамейках, и выдыхает, подперев лицо рукой — столько народу, и почти все по парам, а она снова осталась одна в свой отпуск — Лесли уверена, что Энтони если и очухается к утру, просто отпустит эту ситуацию и даже звонить ей не станет. Лесли наклоняет голову в бок, разглядывая компанию молодых шумных людей, которые, кажется, распивают что-то горячительное на виду у всего аэропорта. Одной частью здравого смысла Лесли понимает, что они поступают неправильно, а вторая настойчиво нашептывает прямо на сердце, что можно к ним присоединиться — Лесли отмахивается от назойливых мыслей и совершенно случайно цепляет цепким взглядом Александра в толпе. Они встречаются глазами. Лесли прошибает ток — он так красив и так холоден, так величественен, так одухотворено его лицо, так властен его взгляд — Лесли теряет дар речи, но все же видит, что Александр совсем не обращает внимания на свою обворожительную спутницу, котороя настойчиво что-то ему говорит, копаясь в своей сумке. Шутки ради, от глупой и детской, Лесли шепчет по губам, смотря в его глаза, точно зная, что по губам читать Александр вряд ли умеет: «Я хочу тебя». И первые несколько секунд его лицо холодно, а затем волчий взгляд становится совсем диким — волк голоднеет, прикусывает нижнюю губу клыками, хмурит светлые брови. Лесли непроизвольно сводит колени вместе и думает, что полет пройдет достаточно весело… Лицо Александра серьезно — он смотрит на Лесли, не моргая, и его потемневшие глаза так и говорят: «Я тебя понял», — Лесли становится не по себе, она мысленно начинает журить себя за плохую шутку и в конце концов отворачивается куда-то в сторону и следит синью глаз за толпой молодых людей, распивающих горячительные напитки. Первые двадцать минут проходят в штатном режиме — в аэропорту все так же шумно и людно, все куда-то торопятся и с кем-то о чем-то договариваются по телефону, а Лесли изъедает глазами потолок. А затем точеный профиль Александра замечает толпа молодых девушек — фанатки. Их визг на несколько минут наполняет стены аэропорта, в стеклянных широких дверях Лесли отчаянно хочет увидеть силуэт кого-то, кто просто возьмет ее за руку и уверенно уведет отсюда, но в ушах стоит девичий визг. Сердце одолевают смутные чувства. Мать, можно сказать, насильно подложила Энтони в кровать к Лесли, оперируя лозунгами «Его родители окупят все твои хотелки», «Тебя ждет великое будущее» — а теперь Лесли совсем одна сидит на своем чемодане, в котором собрано не так уж и много вещей, и осознает себя совершенно одинокой и потерянной. Картинный красочный образ Александра ее пока совсем не греет — Лесли лишь с легкой степенью зависти то и дело смотрит на его спутницу, которой повезло больше, чем ей самой… Они встретились случайно, на какой-то пресс-конференции в Нью-Йорке, на которую Лесли успела прийти пьяной и изрядно опоздать — весь вечер она провела у бара, уже точно не помня, по какому поводу заливая глотку алкоголем. Александр мягко подошел к ней тогда со спины, провел холодными пальцами по открытым плечам и присел рядом. — Хорошее платье, — сказал он, будто знал, о чем говорил, и Лесли тогда даже не посмотрела на него, опрокинув в себя очередную стопку. — Хорошая задница, — икнула она ему, обтерев влажные губы — размазанная помада на ее щеке привлекла Александра. Заинтриговала. — Но ведь Вы ее даже не видели, — посмеялся он сдержанно, со властью льва в глазах продолжая изучать Лесли сверху-донизу. — А жаль, — они встретились тогда глазами, и первой мыслью Лесли было: «О, боже мой!» — Александр рассмеялся. — Можем исправить? — Александр шаловливо передернул бровями, и Лесли подумала, что прыгнуть с ним в кровать на пьяную голову будет большим преступлением — с такими красавчиками (или под них) нужно ложиться исключительно трезвой, чтобы в красках запомнить все, что они смогут с тобой сделать. Лесли тогда смело окинула вальяжным взглядом промежность Александра, прикусив губу, на которой была размазана помада, и выдохнула. — Можем, — кивнула она и махнула рукой бармену: — Солнце, повтори! Александр разговорил ее тогда — узнал, кто она такая, чем занимается и когда они, в принципе, «могут» — а затем Лесли отлучилась в туалет под предлогом «припудрить носик» и не вернулась. Остаток вечера Александр провел за барной стойкой, разглядывая гротескные образы гостей, старающихся казаться лучше, чем они есть, как не в себя. Лесли тяжело вздыхает, ведь она прекрасно помнит, как засыпала на пьяную голову, так и не добравшись до кровати — холодные пальцы раздвигали нежные складки половых губ, и палец настойчиво ласкал клитор, пока в сознании перед Лесли стоял образ Александра — она запомнила его таким, наверное, навсегда: властный, опасный, степной волк-одиночка, воин, властитель. Лесли сдвигает брови на переносице и смотрит перед собой: толпа девушек, окруживших Александра чайками, наперебой просит автографы и совместные фотографии, пока его партнерша безучастно смотрит куда-то в сторону, разговаривая по телефону. Лесли отворачивается, выуживает из сумки телефон и смотрит на вспыхнувший экран — до посадки остается не больше пятнадцати минут. Пока Лесли пятнадцать минут крутит в голове «Можем исправить?» с интонацией Александра, механический голос крутит на весь аэропорт: «Рейс триста двадцать четыре, Нью-Йорк-Стокгольм, начинает посадку на десятой площадке. Всех пассажиров просим пройти к трапу!» Лесли выдыхает, бодро вскакивает на ноги и, приготовив билет и схватив ремень чемодана, катится к десятой площадке. На трапе самолета, поднимаясь вверх, Лесли понимает, что ее одолевает ярое чувство обернуться назад и посмотреть, не идет ли за ней Александр со своей девушкой — в салоне Лесли начинает дышать свободнее. С пробитым билетом она находит свое место у прохода и, затолкнув чемодан на верхние полки, плюхается в мягкое синее кресло. Ее рыжие волосы лежат на плечах, Лесли закрывает глаза на пару мгновений, прикусив нижнюю губу, съедая последнюю помаду на них, и буквально через мгновение чувствует, как ее локтя что-то касается. Лесли с испугом распахивает глаза — над ней возвышается Александр — убирая сумку своей спутницы на полки, он смотрит Лесли прямо в глаза, но Лесли не может прочитать в них какой бы то ни было интонации — пока что Александр пугает ее своей молчаливой загадочностью. Он садится рядом, напротив — Лесли напрягается — полет обещает быть напряженным. Воркующая по телефону до сих пор, спутница Александра садится рядом с ним и тут же отворачивается к окну — люди, входящие в салон, проходят перед глазами, но Лесли не может оторвать пристального настороженного взгляда от хищного лица Александра. Он тоже молча смотрит на нее. В его глазах до сих пор стоит суровое «Я тебя понял». Лесли пробивает холодный пот и приступ паники, она пытается отвлечься, отвернувшись в сторону — рядом с ней садится миловидная бабуля, пересчитывающая спицы в своем красном клубке, из половины которого уже связан теплый шарф. Когда самолет на взлете легонько потряхивает, Лесли инстинктивно закатывает глаза, вцепившись пальцами в подлокотники своего кресла, и откидывается на его широкую спинку, тяжело дыша. Когда самолет выравнивается в воздушном пространстве, и тряска прекращается, тут же на борту появляются стюардессы с добрыми улыбками — интересуются у каждого пассажира, выключил ли он телефон и не нужно ли ему чего-нибудь. Когда стюардесса подходит и к Лесли, Александр настойчиво не спускает с нее глаз. — Мисс, Вы выключили свой мобильный телефон? — Да, конечно, — Лесли не раскрывает глаз. — Может, Вам что-нибудь нужно? Плед, чай, наушники? — Вина, бокал, — говорит Лесли, не медля. — А лучше четыре — мы с моей бабулей боимся летать, — Лесли без зазрений совести кивает на рядом сидящую бабку, которая уже продолжает вязать шарф, ни на что вокруг не обращая внимания, и Александр про себя что-то отмечает, смотря на точеный профиль Лесли. — Конечно, мисс, — успокаивающим тоном говорит стюардесса, удаляясь дальше по салону. — Ожидайте минут через десять… Десять минут проходят для Лесли напряженно: она чувствует, как краем глаза Александр успевает смотреть на нее, но тем не менее отвечать своей спутнице. — Милый, твои родители точно не будут против, что мы поживем в отеле? — уточняет добрым теплым голосом девушка. — Джесс, мы это уже обсуждали, — Лесли стрелой просекает от холодного стервозного тона Александра: такая девушка шикарная сидит рядом с ним, а он говорит с ней, как с прислугой. Но Джесс, кажется, не обижается — значит, думает Лесли, привыкла. Значит, думает Лесли, они давно вместе. Одна часть женского сознания хочет в зависти изойтись проклятиями, а вторая — напиться и пошуметь. Лесли дожидается, когда добрая радушная стюардесса с тонкой талией приносит ей поднос, где стоят четыре бокала вина, и улыбается очень широко, стараясь не смотреть налево — охотничий взгляд Александра, думает она, не должен ее смущать. Когда стюардесса с тонкой талией удаляется, поправляя свою пилотку, Лесли опрокидывает в себя бокал вина буквально залпом — Александр заинтересованно следит за движениями ее рук и губ. Не проходит и пары минут, как Лесли опрокидывает второй бокал вина — тоже залпом. Александр прикусывает губу, чуть нахмурив брови. — Милый, а там можно ходить в шубе? — спрашивает невинно Джесс, пока Александр следит глазами за третьим бокалом вина, который Лесли опрокидывает в себя, шумно выдохнув. От алкоголя терпко отдает виноградом и травами в горле, нёбо дерет, а зрачки расширяются — Лесли чувствует, как краснеют щеки — она отставляет пустой бокал на поднос и тянется к последнему бокалу, твердо уверенная в том, что до конца полета она будет спать и только спать. — Не задавай глупых вопросов, — и краем уха Лесли все-таки слышит, как пренебрежителен тон Александра — она распивает последний бокал вина понемногу, маленькими глоточками, то и дело косясь в потолок полок над ее головой. — Милый, — Джесс дергает его за рукав черной рубахи, и Александр нехотя смотрит на нее с некоторым раздражением, выгнув одну фигурную бровь: — Поцелуй меня? — извиняющимся тоном предлагает она, и именно в этот момент Лесли считает, что слушать это у нее больше нет сил — забыв о ремне безопасности, которым пристегнулась, она делает рывок вперед, чтобы встать, но тут же падает назад, и бьются все четыре бокала в узком проходе — Лесли ахает. Отстегнувшись, она тут же падает на колени и пытается собрать осколки голыми руками, Александр, уходя от вопроса своей спутницы, с мастерским притворством восклицает: — Господи! Вам помочь? — Можно просто Лесли, и… — язвительно начинает она, берясь за крупный осколок ножки бокала. — Ай! — острое стекло режет указательный палец, и капли алой крови, такой же алой, как и вино в самих бокалах пару минут назад, текут вниз, к ладони. Александр с твердостью отстегивает свой ремень и присаживается на корточки рядом с Лесли. Тут же на крик Лесли прилетает стюардесса с тонкой талией и всплескивает руками с досадой — помогает собрать осколки бокалов на поднос и, заметив кровь на ладони Лесли от пореза стеклом, кивает ей на проход: — Дальше по коридору в комнате есть аптечка, мисс, следуйте туда, я подойду чуть позже, — она прихватывает с собой поднос и уходит вперед, а Лесли, смотря зачарованно на палец, чувствуя, как в крови смешивается алкоголь и как горячая кровь бежит по ладони, не встает на ноги. — Вставайте, Лесли, — тон Александра холоден и суров, но Лесли все равно не слышит его — алкоголь от волнения начинает действовать активнее — Лесли продолжает смотреть на свой палец. Александр со вздохом кивает Джесс: — Я разберусь и вернусь, — и подхватывает Лесли под руки, помогая ей встать. — Идемте, — и он не приглашает: он приказывает. У Лесли начинает кружиться голова — она переставляет ватные ноги, чувствуя на себе осуждающие взгляды остальных пассажиров, и кусает губы, держа окровавленную руку перед собой. Александр заводит ее за ширму из пустяковых шторок темного цвета и приставляет к столу, начиная рыться в ящиках в поисках аптечки. — Можем исправить? — Лесли смотрит на глубокий порез своего пальца и выдыхает это едва слышно. — Что? — Александр даже не поворачивается к ней, роясь в найденной аптечке: он выкладывает на чистый стол бинт и вату, тут же в комнатушку влетает стюардесса. — Сэр, Вы можете идти, я… — начинает она с чувством долга. — Я справлюсь сам, лучше позаботьтесь о своих пассажирах, чтобы не случалось подобных казусов, — он не рычит, но и Лесли, и стюардесса чувствуют и слышат в его голосе такое зверье, что кровь стынет в жилах. Стюардессу с тонкой талией буквально ветром сдувает из комнатушки, Александр мастерски отматывает нужное количество бинта и клыками раскрывает бутылек спирта. — Можем исправить, — увереннее повторяет Лесли, боясь своего голоса: Александр вскидывает брови, смотря аккурат в ее голубые и широко распахнутые глаза. Лесли млеет — он такой сказочно красивый, такой статный и властный, такой уверенный в себе. Господи, дура! Дура! Почему она отказалась с ним встретиться? — Нужно промыть рану, — безапелляционно заявляет Александр, кивнув на дверь кабинки туалета позади себя. Лесли не говорит больше ни слова, проходит мимо него и скрывается за дверью — на пару секунд Александр остается наедине с самим собой: его гложет не столько чувство вины и раздражения, сколько чувство любопытства и желания обладать. Он прихватывает бутылек спирта, вату и бинт с собой и, не выдохнув и не вдохнув, заходит в кабинку вслед за Лесли. Щелкает замок, и красная иконка «Занято» загорается с изнаночной стороны двери. Лесли стоит у зеркальных стен перед раковиной, тусклый свет одного торшера держит атмосферу в загадочном полумраке — Лесли опирается широкими бедрами о раковину и разворачивается к Александру лицом. — Вы любите пить, — говорит Александр, раскладывая на маленьком столе вату, бинт и бутылек спирта. — Вы наблюдательный, — ее рыжие волосы кажутся почти черными в таком приглушенном свету. Александр отдает себе отчет в том, что хочет ее поиметь. — А Вы нерасторопная, — он сам не знает, откуда в его лексиконе такие дебильные слова, но сейчас ему даже плевать на это — он берет в свои теплые большие ладони холодную руку Лесли и разглядывает ее окровавленный палец. В голове у Лесли туман и единственное желание — желание быть оттраханной прямо в этой кабинке. Между ними витает сильное напряжение, и, пока никто не стучит в кабинку с сердитыми возгласами, Александр чувствует, как его руки развязаны. Он наклоняется вперед, с силой сжав чужой порезанный палец, Лесли со стоном сдерживает крик. — Ты сбежала тогда, — говорит он почти по слогам. Голос его тянется, как мед на серебряной ложке. — А ты не остановил, — выдыхает Лесли зачарованно, хлопая черными пушистыми ресницами. Александр вжимает ее в столик, схватив за талию широкой теплой ладонью — Лесли напрягается, выгнувшись в спине — Александр хочет коснуться кончиком носа ее напряженной шеи, закиданной рыжей копной волос. Лесли чувствует, как становится влажно в промежности от такого близкого контакта и пьяной головы — она сильнее сводит колени вместе, а в голове уже крутятся пошлые картинки с участием Александра. — Почему ты отказалась увидеться? — Александр закидывает ее ногу на свои бедра и прихватывает ее за задницу второй рукой, юбка черного короткого платья задирается, Александр пахом чувствует жар, исходящий от Лесли, в горле пересыхает. — Думала, ты будешь занят, — затравленно выдыхает Лесли, стараясь не смотреть в его гипнотические глаза. Она боится его — он может одним только взглядом сделать с ней все, за что людей принято сажать. Лесли сглатывает, алкоголь в крови заставляет схватиться за стол и закинуть второю ногу на бедра Александра. — Если я пригласил, значит, занят не был, — он не рычит, его пальцы гладят ее голую ногу, скользя по кружеву чулка — Лесли закрывает глаза с экстазом — приятно ощущать такие властные прикосновения симпатичного ей мужчины. — Я учту, — саркастично из последних сил говорит Лесли, и Александр молча ведет руку выше — его теплые пальцы пробегают по влажным половым губам, разбухшим от возбуждения, и Лесли жмурится, прикусив губу. — Учти сейчас, — говорит Александр, и его садизм так и валит неприкрытой стеной — он хочет ею овладеть, хочет овладеть ею здесь и сейчас, погрубее и погрязнее, но сам понимает, что с такой женщиной лучше ложиться в постель на трезвую голову — уж слишком она хороша, рыжая бестия. — Помоги учесть, — Лесли тяжело дышит, раздувая ноздри, но все же находит в себе силы посмотреть Александру прямо в глаза. Он улыбается — в его улыбке есть Дьявол. — Помочь? — он медленно гладит ее клитор через белье, и Лесли чувствует, как твердеют соски, как напрягаются все мышцы тела, как капает кровь с порезанного пальца. Лесли не говорит ни слова, но выдыхает разочарованно, когда Александр отпускает ее, опустив ее ноги и одернув ее черное платье — он тянется к вате и, смотря в глаза Лесли, смачивает ее спиртом, медленно растирая пальцами его в волокнах ваты. Они не говорят — Александр упирается коленом в ее пах и дергает порезанный палец к себе, не бросая смотреть в ее обезумевшие голубые глаза — он видит в них призрак алкоголя, страх и готовность подчиниться. И ему это нравится. Он с силой придавливает кровоточащий порез проспиртованной ваткой — Лесли кусает губы, выражение ее лица принимает предоргазменный вид, и легкий стон срывается с ее винных губ — Александр чувствует, как напрягается ткань его брюк. Обтерев порез ваткой, Александр ловко обматывает его бинтом, смотря на Лесли проникновенно — он дает себе слово переспать с ней на трезвую голову: пока она такая мягкая и податливая, разомлевшая от алкоголя, он не хочет даже пытаться. Нет страсти, которая, как ему кажется, спалит весь Стокгольм. — Вовзвращайся на свое место, — он не просит, он приказывает: Лесли открывает дверь и делает шаг прочь, Александр смотрит на ее аппетитную задницу пару мгновений, а затем провожает ее смачным шлепком — Лесли, покраснев до кончиков ногтей, прихватывая обработанный порез, уходит на свое место. Александр закрывается в кабинке — умывается ледяной водой, тяжело дышит и смотрит в свои расширенные черные зрачки, почти скрывшие радужку. Он сглатывает, мажет влажными пальцами по гладкой поверхности зеркала и смотрит на свою промежность — возбуждение постепенно спадает, но Александр не перестает чувствовать напряжения. Ему не по себе — раньше он мог затащить девушку в кровать без особых проблем. А теперь ему попалась та, которую он хочет, но не может взять по ряду причин — только Александр хочет подумать об этом, как в кабинку стучат. — Милый? — за дверью зовет Джесс. — Все хорошо? Та девушка вернулась на свое место и уснула, почему ты сидишь там? — Все хорошо, — Александр звереет от того, что руки у него впервые в жизни связаны от алкоголя: он распахивает дверь и буквально вдергивает Джесс внутрь. Красная табличка «Занято» зажигается перед его глазами — он рывками срывает одежду с Джесс, грубо нагибает ее, не заботясь о ее удобстве, обнажает собственный твердый член и входит, не мелочась, закрывая рот Джесс рукой… Лесли тает в тепле, как зефир в кружке кофе, закрывает глаза и, накрывшись пледом, который ей услужливо подала красивая стюардесса с тонкой талией, засыпает. До конца полета остается пара часов…