— Членами медико-образовательной комиссии решено присвоить Кангу Цуну звание ирьёнина D-ранга и дать право на выполнение миссий, соответствующих его званию и рангу.
Для ещё более упаднического настроения Кангу не хватает только стука судебного молоточка и слов: «выслать его на каторгу на самый дальний остров страны в медицинский городок, приговор вынесен и обжалованию не подлежит», но, к счастью, или, к сожалению, он не на суде. Хотя очень похоже. Он забирает из рук ирьёнина документы и кисло улыбается. Мало ему было того, что он опозорился на этом проклятущем экзамене, так это произошло на глазах его кумира — той самой женщины-ирьёнина, которую он повстречал в свои девять в больнице, и которая сейчас ободряюще ему улыбается. Троекратное «ха».
Канг выходит из аудитории и тут же напарывается на ироничную усмешку Таро-сана.
— Зачем вы это сделали? — обиженно спрашивает Канг.
— Иногда вас, детей, стоит щёлкать по носу, чтобы жизнь лёгкой не казалась, — добродушно отзывается Таро-сан. — Ты не захотел подумать своей головой, что в моих словах про С-ранг мог быть подвох, а сразу же согласился. Видимо, решил, что уже дорос до таких высот? Впрочем, только одна из вашей компании поняла, что в этом есть подвох, и спокойно сдала экзамен на D-ранг и выше головы не пыталась прыгнуть, — Таро-сан поднимает указательный палец вверх. — Ничего, через пять лет сможешь уже с новыми знаниями и практикой отправиться на экзамен ещё раз.
Канг прикусывает губу и морщится. Да, знатно сглупил, в следующий раз будет умнее. Но это было всё равно жестоко.
Не в куклы же играешь, никчёмный слабак.
— Ты начал свои изыскания? — меняет тему Таро-сан, а Канг на него смотрит с непониманием. — Богов, — усмешка, — начал изучать?
Ах, да, тот разговор. Канг же хотел писать диссертации, хотел открыть что-нибудь такое… и как он это сможет? Может, и не надо ему ничего делать, может, он просто серая ничем не выделяющаяся из толпы личность, у которой ничего и никогда не получится? И зачем тогда пытаться прыгнуть выше головы, когда всё равно ничего не выйдет?
Таро-сан мрачнеет, хмыкает и уходит, на прощание лишь махнув рукой. Разочаровался.
Канг спокойно выходит из больницы, где в учебном классе проходили полчаса его позора, и идёт по туманным улицам города. Со стороны - невозмутимый и отстранённый парень, а на самом деле - старающийся не разрыдаться на глазах у изумлённой публики маленький мальчишка. Тот самый девятилетний мальчишка, в чьей жизни всё идёт наперекосяк, всегда, с самого начала этой самой жизни.
Проходя мимо почты, он замедляет шаг, а после и вовсе останавливается, размышляя о том, что следует написать Като-сан и Абэ-сан. Зайдя в лавку канцелярии напротив почты, Канг осматривает полки с пергаментами и тетрадями. И что он им напишет? «Здравствуйте, я не оправдал ничьих надежд, можете ругаться, сколько влезет»? Да, глупо. Но написать всё же стоит.
Он покупает несколько тетрадей, карандашей, кистей и чернильниц — его же скоро в ссылку, то есть, на службу отправляют, а там ещё не известно, есть ли какие-нибудь нормальные магазины. Словосочетание «медицинский городок» сразу рисует в его воображении огромный небоскрёб размером с маленький островок, в котором все всех лечат. Жуть!
Канг усаживается на скамейку напротив почты, начиная писать совершенно лживые слова: «всё хорошо», «не сдал экзамен на чуунина, но не расстраиваюсь», «спасибо за поддержку» и всё в этом духе, чувствуя, что на душе становится ещё гаже и противнее. Этот листок, изорванный в клочья, летит в мусорное ведро. И уже в следующем письме Канг изливает всю душу: разочарование в себе, злость на себя, обиду, правду. Строки выходят настолько жалкими, что впору выбросить и это письмо, но у Канга не поднимается рука. Он аккуратно складывает лист и уже собирается встать со скамьи.
А родители? Он давно им не писал, не общался. Хватит уже валять дурака, пора бы уже начать общаться, а не строить из себя обиженного маленького мальчика. Рука с кистью застывает над чернильницей. Вопрос: «А что писать?» - вновь повисает над ним. И в этой ситуации Канг не может себе помочь, ответа нет. Он не понимает, как и что сказать. Правду, как и Като-сан? Не смешно, ведь отец снова лишь посмеётся и назовёт его какими-нибудь нелицеприятными словами. Написать о достижениях? Но о каких? Ничего нет.
Он убирает все пишущие принадлежности: вытирает кисточку и заматывает её в тряпочку, закрывает плотно чернильницу и складывает тетради. Потом напишет, времени ещё много. Вот попадёт в этот «медицинский городок», чему-нибудь научится, сделает какое-нибудь открытие или спасёт чью-нибудь жизнь, проведёт сложную операцию, и вот тогда-то и напишет родителям. Но, несмотря на свои размышления, он всё-таки подписывает в письме Като-сан и Абэ-сан строчку: «P.S. Как родители поживают, не болеют?», - и отправляется на почту.
Вскоре он возвращается в гостиницу, где его ждут Тони, Кисаме и невесть откуда взявшаяся Мей.
— Мы уж думали, что тебя на опыты отправили. Как ценный образец, — приветствует его Кисаме.
— Ага, как ценный образец идиотизма, — кисло замечает Канг и отпихивает от себя Шоу.
— Не сдал? — осторожно интересуется Мей, переглядываясь с Тони.
— На D-ранг только.
— Так это же хорошо! — с явно наигранным воодушевлением высказывается Теруми.
Канг фыркает и усаживается на пол, только сейчас замечая накрытый стол. Ах да, они же вчера решили, что соберутся вместе, чтобы отпраздновать окончание экзаменов и получение Кисаме звания чуунина, а также попрощаться. Завтра их пути разойдутся: Канг уедет на север, Кисаме собирается принять предложение Фугуки Суйказана — одного из Семи Мечников — и стать членом его отряда, а Тони, не получивший, как и Канг, звание чуунина, отправится обратно с Накаяма-сенсеем в их родную деревню и до следующего экзамена будет подбирать себе команду, работать и тренироваться до потери пульса.
Уже через час Канг забывает обо всём, кроме того, что ему снова придётся оставить родных его сердцу людей и вспоминать про то, что надо бы писать письма. Про письма чуть ли не каждые десять минут ему напоминает Мей, которая грозится сама писать ему каждую неделю, и если он, не дай Ками, не ответит хоть на одно, то… Угроза не озвучена, но кулак, охваченный пламенем и горячий пар изо рта девушки очень доходчиво всё объясняют без слов. Канг чуть не остаётся заикой.
Тони, распалённый похвалами друзей о его хенге, всё-таки признаётся, что на экзамене он подкреплял его гендзюцу, которое начал осваивать не так давно. А после с хитрой улыбкой показывает им несколько фокусов: «Ловкость рук и никакого мошенничества», — елейным голосом отвечает он на все их расспросы, беззвучно смеялся.
— Продадим тебя в цирк, если настанут голодные времена, — скалится Кисаме и в, наверное, уже десятый раз с огромным вдохновением пересказывает то, как его заметил один из Семи Мечников Тумана — Фугуки Суйказан - и предложил работать на него.
Мей хитро улыбается и фыркает на всякие предположения и мечтания мальчишек о том, как же это, наверное, славно — быть чуунином и ходить на интересные миссии. А после рассказывает, как же это здорово-скучно — корпеть над бумажками, ведь бюрократическая машина не дремлет, сдавать отчёты, жить неделями под открытым небом, не мыться по нескольку дней, будучи на миссиях, и получать за каждую оплошность нагоняи и штрафы.
— Нам не привыкать, — отмахивается от неё Кисаме. — На войне хуже было, — и тут же прикусывает язык: тема очень болезненная для каждого из них.
— Думаете, это снова начнётся? — тихо спрашивает Тони. — Четвёртая, пятая, шестая… И так каждые пять-десять лет? Постоянно это всё? — он обводит руками вокруг и смотрит тоскливым взглядом.
— Кто знает, — вздыхает Канг и опирается на руки позади себя. — В любом случае сейчас это не нам решать. Вот, если мы станем кем-то более… у кого будет больше власти и чьи слова будут иметь вес, тогда и стоит говорить об этом. А так, сейчас мы ничего изменить не в силах. Будет война через три года, мы возьмём и пойдём… на убой, а кто-то из нас поведёт на убой других дурачков, стремящихся стать шиноби и гонящихся за славой, орденами и тем, чтобы хоть один разочек на него кинул хотя бы мимолётный взгляд Мизукаге или даже даймё.
— Замолчи, Канг, — останавливает его Мей. — Иначе могут подумать, что ты против Мизукаге и нашего даймё, осуждаешь их. А я, хоть и… твой друг, но джонин.
Канг широко улыбается:
— Арестуешь меня и поведёшь на эшафот, в тюрьму? — а после невесело смеётся. — Вот об этом я и говорю, именно об этом. Что ж, пора спать, а то завтра рано вставать.
***
Утренние сборы проходят в ускоренном темпе, потому что проспали. Для Канга всё осложнено тем, что Шоу куда-то улетел, а его стоит зарегистрировать как домашнего питомца (Тони хохочет, что его можно и как ребёнка оформить, а Кангу следует записаться в молодые мамы, Канг даже и не думает обижаться). Кисаме и Тони на самом деле необязательно сейчас съезжать из номера, но они решают сопроводить Канга до места сбора.
Через час они, запыхавшиеся, наспех умывшиеся, с кое-как собранными сумками и с пойманным Шоу прибегают к главному въезду в Киригакуре. Их тут же ловит бодрая, аккуратно причёсанная и одетая Мей, смеётся над их видом и рассказом о том, как они по всему Кири ловли «любимого сыночка Канга».
— Документы на летучую мышь имеются? — придирчиво и совсем не церемонясь разглядывает немолодой чуунин Шоу, ни разу не оцарапанный или укушенный им.
— Да, конечно, — Канг протягивает ему документы, наблюдая за тем, как мужчина своей широченной ладонью прижимает Шоу к столу и берёт бумаги в другую руку.
— За незаконное хранение и разведение таких мышей могут посадить, парень.
— Знаю. У меня больше нет ни одной, и я не собираюсь их разводить, — уже начиная нервничать и злиться, огрызается Канг и забирает и Шоу и документы. — Могу я идти?
— Иди, — широко зевает мужчина и принимается за другого парня, решившего взять с собой волка. Канг мысленно желает, чтобы какое-нибудь животное откусило бы этому мужику что-нибудь очень ценное и важное.
— Ну, что ж, — Тони почёсывает шею и нервно улыбается: — Вот и всё. В смысле…
— Куда делось всё твоё красноречие, дружище? — ехидно спрашивает Канг. — Мы же не навсегда прощаемся… наверное. То есть…
— Вы чего там оба блеете? — рычит Кисаме и опускает руки им на плечи. — Встретимся-не встретимся, какая к Шинигами разница? Прощаемся. И расходимся. И будем писать. Развели тут непонятно что!
Мей тяжело вздыхает и крепко обнимает Канга.
— Не думала, что скажу это, но я согласна с Хошигаки. Главное, чтобы мы все были живы и счастливы, а остальное — пустяки. Береги себя, Канг. И вы тоже.
— А нас обнять? — ухмыляется Тони и разводит руки в стороны.
— Обойдётесь, — хмыкает Мей и тепло им улыбается. — Мне пора на патрулирование, — в последний раз оглядывает их всех, машет и убегает, больше ничего не сказав.
— Мне тоже пора, Накаяма-сенсей, наверное, заждался, — нервно оправляет кофту Тони и спокойно разворачивается на пятках, уходя.
Кисаме только ободряюще сжимает плечо Канга и покидает его.
И вот он снова один. Без родных. Без друзей. Без знакомых людей.
Вскоре почти тридцать человек рассаживаются по крытым повозкам, запряжённым буйволами. Канг даже робеет перед тем, как сесть, потому что думал, что они пойдут своим ходом. Им предстоит долгий и длинный путь со множеством остановок и выслушиванием лекций о порядках тех мест, в которые их везут.
***
Вообще-то он представлял себе совсем иную картину. Но, как и следовало ожидать, реальность и вымысел отличались друг от друга. Город, а точнее сеть городков, представляет собой совершенно цивилизованные, многопрофильные и самостоятельные структуры.
Тут тебе и рынки, и магазины, и несколько фабрик и заводов, и жилые дома, даже в одном городке кинотеатр имеется. И во всём этом многообразии домов, лесочков и озёр выделяются здания главной больницы, различных лабораторий, научно-исследовательских институтов, клиник. Огромный центр развития медицины страны Воды, сосредоточенный в одном месте. Так уж исторически сложилось, что в здешних местах были открыты одни из лучших препаратов от особо опасных инфекций и разработаны некоторые инструменты медицинского назначения, которые сегодня повсеместно используются, и проводились эксперименты в различных областях биологии и химии. Вот так на местах заболоченных деревенек и непроходимых лесов тут сначала стали жить выдающиеся врачи, ирьёнины и медсёстры страны Воды, а после были инфекционные, травматологические, хирургические больницы, лаборатории нутрициологии, фармакологии, токсикологии и всё в таком духе. Канг до последнего не верил, что в этой стране, казалось бы, погруженной в постоянные кровопролитья и войны, вообще может быть что-то стоящее для помощи людям.
Канг лишь на пять минут заходит в свою комнату в общежитии, чтобы увидеть своих соседей и оценить обстановку. Бесплатно общежитие им предоставляют на весь период отработок. Просто комнатка на четырёх человек с двухъярусными кроватями, двумя небольшими шкафами и двумя широкими столами, и общие кухни, душ с туалетом в разных концах длинного коридора.
Первым делом Канг спешит разобраться с документами. Оформляется в поликлинике, сдаёт необходимые анализы для медкнижки. Встаёт на учёт в штабе шиноби как генин, чтобы попасть на распределение в какую-либо команду. Оценивает список предложенных мест отработок и записывается там. Подаёт резюме на работу. К концу дня Канг уже видеть не может все эти бумаги и постные лица секретарей.
В морге, куда он идёт отрабатывать долг перед государством, его, как это ни странно, встречают тепло. Прозектор — Окада Кио-сан — к которому его приставляют в качестве помощника и, чего уж там, мальчика на побегушках, оказывается довольно приятным мужчиной, любителем чёрного юмора и сарказма. Окада-сан показывает ему всю территорию патологоанатомического отделения, отпуская едкие замечания по поводу старой мебели, оборудования и самих работников. Спрашивает Канга, почему он выбрал первым местом отработок именно их отделение, Канг в ответ рассказывает ему о разговорах с Таро-сан, о стремлении изучать бессмертие и заявляет, что он собирается работать тут все пять лет. Окада-сан лишь усмехается: «Ну-ну, дурак мелкий, посмотрим».
К концу дня, совершенно вымотавшийся, Канг переступает порог комнаты в общежитии, успевает заправить постель только что купленным бельём, познакомиться со своими соседями и засыпает мгновенно.
