Сборник малой формы с фестов - 2

— Я сейчас безо всякого зелья засну. — Ньют зевнул и поднял голову с плеча Персиваля. — Дай мне его. Персиваль поднялся следом, сел в постели. Они только что занимались любовью, и Ньют был растрепан больше обычного, кожа белела в золотистом полумраке их спальни. — Ты действительно уверен, что согласен? — спросил Персиваль в сотый раз. Ньют с неизменным терпением улыбнулся и кивнул. — Я даю тебе свое согласие. В здравом уме и твердой памяти. Может, еще бумагу какую подписать? — Нет, — сдался Персиваль. На деле он бы не отказался, но Ньют ненавидел бюрократию. Флакончик ожег ладонь неожиданным холодом. Внутри трепетало предвкушение напополам с напряжением. Мимоходом он даже жалел, что тогда проговорился о своем желании, но искушение попробовать влекло неумолимо. — Все твои звери кормлены? — Все сыты, проверены, заперты; на случай, если срочно понадоблюсь — антидот в верхнем ящике твоего письменного стола, — отчитался Ньют и взял из ладони Персиваля бутылочку. — Все будет хорошо. Давай уже. Осталось пронаблюдать, как Ньют, не отводя взгляда, пьет темно-синюю, чуть мерцающую жидкость. Его безрассудство завораживало: да, Персиваль доверял Ньюту, но так спокойно пить сонное зелье, призванное не дать проснуться, что бы с тобой не делали? Он бы, наверное, не смог. Или смог. Но нервничал бы гораздо больше, при всем доверии. — Укладывай меня и иди. — Ньют лег, требовательно притянув к себе Персиваля. Уютно устроился в объятиях, зевнул, потерся щекой. — Не бойся. Я же не боюсь, что ты меня повредишь, — его голос уже смазывался волной зачарованного сна. Абсолютно спокойно и безмятежно Ньют ткнулся лицом ему в плечо и уснул, а Персиваль остался с колотящимся сердцем. Он полежал еще немного, выровнял дыхание. Потом аккуратно уложил Ньюта на постель, укрыл одеялом, встал, накинул халат. Это было в сценарии — Персиваль собирался сейчас пойти и поработать пару часов. Так в их жизни действительно часто случалось — обеспечение магической безопасности заставляло выбиваться из графика чаще, чем звери. Потом он возвращался в постель к спящему Ньюту, прижимался к нему, впитывая тепло, смирял желания и тоже засыпал. До тех пор, пока о желаниях не узнал Ньют — и предложил попробовать. Вот так просто. Работа поглотила с головой, заставила забыть о том, что происходило что-то необычное, и когда в три ночи Персиваль поднял взгляд на часы, то даже не сразу вспомнил. Если он действительно хочет сделать это и еще поспать, то самое время. Из-под одеяла Ньют вылез. Лежал на боку, обнаженный, мерно дышал, закинув одну руку на подушку и согнув ногу. Персиваль опустился рядом, по привычке стараясь не потревожить. Хоть и зря — пока зелье не закончит свое действие по тем или иным причинам, разбудить Ньюта в лучшем случае будет очень сложно. Он нерешительно положил руку на бок, надавил. Не дождался реакции, и, осмелев, погладил. Не смотря на то, что спал почти без одеяла, Ньют был очень теплый. Рука прошлась ниже, проследила изгиб ягодиц, согнутую в бедре ногу, обвела след чьих-то зубов. Жаром прошибало при понимании — Ньют вот здесь, спиной к нему, совсем голый, а внутри у него все еще мокро от смазки и семени... Для того, чтобы точно не навредить бессознательному телу, не способному сообщить о том, что что-то не так, Персиваль этим вечером хорошенько оттрахал и растянул Ньюта, стараясь доставить максимум удовольствия — как компенсацию за то, что ночью удовольствие будет получать только он. Когда Персиваль обнял Ньюта сзади и притянул к себе, тот не помогал и не мешал. Совсем расслабленный, глубоко спящий — можно укладывать абсолютно как угодно... Твердеющий член уткнулся в поясницу Ньюта, и Персиваль, выдохнув, потерся, сдвинувшись вверх и вниз. Он не смог бы сказать, почему так этого желает. Бодрствующий Ньют и без того удовлетворял в постели даже с лихвой: он не стеснялся, не боялся и не скрывал, чего хочет и чего нет. Но все равно хотелось именно так. Обхватить, трогать за грудь, лапать, легонько щипать за соски, прикусывать загривок, вжимаясь все теснее. Зная, что Ньют не чувствует. Что он не участвует. Что совсем не важно, как он хочет; потому что он сейчас просто отдает свое тело. Предоставляет в пользование ему, Персивалю, так безоглядно доверяясь. Наверное, он просто слишком любит все контролировать. Желательно полностью. Задница действительно была мокрой и еще раскрытой, смешанное с щедро вылитой смазкой семя оказалось на пальцах Персиваля. Ньют едва реагировал на активно двигающиеся в нем пальцы — его член слегка затвердел, он выдохнул чуть громче, но и все. Внутри он поддавался так легко, раскрываясь и впуская от слабого давления... И без того почти хлюпало, но Персиваль все равно подлил смазки, толкнул Ньюта на живот, заботливо уложил головой набок, раздвинул ему ноги, навис сверху и вошел. Влажный жар обхватил член, сейчас все ощущалось совсем иначе: бодрствующий Ньют хоть немного, да подался бы к нему, сжался; сейчас он просто лежал, дышал так ровно, мерно и глубоко, был так расслаблен... Весь его. Целиком. Бери и пользуй. Сердце защемило от благодарности. Надо будет потом сказать Ньюту спасибо за возможность... Потом. Как он проснется. Персиваль двинулся, мягко и плавно, не желая повредить, наслаждаясь тем, как принимает его покорное — действительно покорное — тело. Не нужно было жесткого темпа, хотя они оба его любили; ни глубоких толчков, просто мерные, как дыхание спящего, движения. Теплый воздух трогал мокрую кожу, зачарованные свечи горели золотым светом, в доме стояла тишина. Персиваль, опираясь одной рукой, второй неторопливо гладил спину Ньюта, проходился кончиками пальцев по ребрам — сейчас можно, ему все равно. Отодвинулся, вытащив член, и легко, не помогая себе ладонью, снова загнал в раскрытую задницу. Да. Да. Вот так. Как он решит. Персиваль совсем немного ускорился, изливаясь. Навалился всем собой на Ньюта, глубоко войдя, уткнулся лбом в веснушчатое плечо и сдавленно застонал, едва осознавая, что в стоне зовет своего спящего любовника по имени. Наверное, он уже был нужен на работе, но у Персиваля было важное дело. Подождут. Если что-то действительно срочное, его по-любому выдернут. К моменту, когда Ньют проснулся после зелья, Персиваль ждал его — с английским чаем и камуфлори в глазури (выпечкой в форме камуфлори, конечно). Ньют сонно улыбнулся ему из постели. Сел, потянулся, передернул плечами, решительно двинулся в направлении чая — и взял из воздуха посланную Персивалем чашку. — Как ты? — Персиваль нервничал. Он точно не нанес никаких травм, но вдруг с утра Ньют поймет, что все кажется не таким, как вечером. — Немного ноет, — Ньют хмыкнул и отпил чая. — Но мне нравится. Персиваль выдохнул, давя в себе вопросы. Нехорошо набрасываться, да и прямо спросонья вряд ли можно рассчитывать на обдуманный ответ от Ньюта. — Тебе понравилось? — тот сам задал вопрос. И улыбка у него была шальная. — Да. Очень, — признал Персиваль. Открыто обсуждать подобные иногда бывало неожиданно тяжело, но он точно должен Ньюту откровенность. Ньют посмотрел так, словно опять понял куда больше, чем услышал. — Все хорошо, Перси. — Он потянулся и погладил по руке. — Я не передумал и не в обиде. Мне приятно, что ты так доволен. — Ньют снова усмехнулся. Персиваль увернулся от дальнейших утешений и налил себе еще кофе. Он давно взрослый, солидный и все прочее, он как-нибудь разберется со своими постельными предпочтениями! — Знаешь, — Ньют допил чай, поставил чашку, упал обратно в постель и теперь улыбался так, словно запускал в кого-то злыдня, чтобы попугать. — Ты меня и правда очень любишь. — А что, были сомнения? — Нет. Просто сейчас очень наглядно. Ты уже час как должен быть на работе.