Во всём виноват багаж...

Нежность сквозящая в строках — любви сонет, шепот в ушко горячий — не скажешь «Нет», тайна ночи разлита на шелк простыней Правильно ли? То только двоим видней…*

      Борт рейса «Шарль-де-Голль — Борисполь» готовился к посадке, и ожидаемая команда пристегнуть ремни вызвала оживление среди пассажиров. Занимавший место у иллюминатора второго ряда темноволосый парень с татуировками, проглядывавшими над воротом чёрной футболки Phillip Plein с принтом черепа, вытянул из ушей наушники. Щёлкнув замком, темноволосый расслабленно замер в кресле, закрывая глаза. Густая тень от длинных ресниц легла на щёки, закрывая зелень глаз и провокационные линии, оставленные подводкой. Дмитрий Сенцов, а для друзей просто Димон, был неформалом — мастером тату, профессия требовала свой «дресс- код». Длинные тонкие пальцы парня бережно поглаживали лежавшую на коленах тубу. В ней он вёз самое драгоценное — рисунки, что лягут в основу новых разработок тату-эскизов. Наработки двух месяцев пребывания в Онфлёр, в устье реки Сены, и учёбы у лучших мастеров татуировки составили больше трёх сотен «флешей» на бумаге и в памяти ноутбука, заботливо упрятанного в недра алюминиевого кейса, сданного в багаж. Прощальный подарок Эмиля Дебаре — учителя и гуру Сенцова, пригласившего талантливого молодого художника в свою школу в Онфлёр, пришёлся как раз кстати. К ноуту, уложенному на дно кейса, присоединились альбомы, наборы красок, карандашей, старенький «Canon» и пухлый конверт с фотографиями: виды Онфлёра, с его простотой чётких линий, отражавших дух старой Франции, без показушной роскоши Давиля и Трувия; городская набережная Святой Елены и кобальт океана, взятого в рамку белых пляжей и старинных особняков. Поездка ещё долго будет топливом для вдохновения и памятью, что никогда не исчезнет. Грубый толчок в массивную спинку вырвал Сенцова из лирических размышлений. Димон наклонился, заглядывая в проём между креслами. Холодный взглял тёмно-серых глаз незнакомца, занимавшего место за Сенцовым, заставило того инстинктивно поджать пальцы ног в ботинках. — Выспался? — выцедил сероглазый. — Поднять трон не хочешь, принцесса? — Чего? — он завороженно уставился на губы незнакомца — чуть полноватые, с чётким контуром. Над верхней губой виднелся небольшой старый шрам, придававший его обладателю особый шарм. — Мозг включи, — грубо посоветовал тот, — и спинку подними. Все колени отмял. Дима скосил глаза на торчавшую в проёме коленку. Брюки на брюзге сидели отменно, как и двубортный пиджак, костюм был пошит явно на заказ. Цвет маренго, в контраст белая рубашка, жемчужный галстук с булавкой из белого золота, дорогие часы на запястье. Тёмные волосы, зачёсанные назад с высокого лба, волевой подбородок, тонкий нос, сердитые с прищуром глаза. Лет двадцать пять — двадцать семь, — прикинул на вид. Типаж не его, но… губы завораживали. Руки зачесались перенести дерзкую кривизну со шрамом в рисунок. Новый толчок в спину и желание с Димона схлынуло. — Можно было бы и повежливее, — проворчал он, поднимая кресло. — Я тебя три часа на себе продержал, запас вежливости исчерпался. — Злюка. — Злым ты меня, парень, ещё не видел, — его выпад без ответа не оставили. — И не советую доводить. Сенцов гордо промолчал. Самолет начал спуск, салон затих. Три сотни рук одинаково сжали подлокотники, сердца ускорили стук, а дыхание заперло в лёгких. Мягкий пинок от днища, дрожь — и колёса коснулись бетона. За иллюминатором стремительно промелькнули здания ангаров, трепещущие флажки, диспетчерская башня. По салону прогулялась дружно выданная серия хлопков и облегчённых выдохов. — Наконец-то твердь. Что произнёс свою фразу вслух, Сенцов понял, услышав насмешливое фырканье. — Кое-кому следует сменить памперс? — ядовито полюбопытствовали из-за спины. Из кресла Димон выбрался в рекордный срок и, прижимая к себе тубу с курткой, двинулся на выход. Подальше от греха с серыми глазами и крепкими кулаками. Бит по жизни был не только за острый язык — нетрадиционная ориентация отточила свою систему предупреждения и сейчас она била во все колокола. В автобус он успел заскочить одним из первых, на ходу натягивая куртку и обматывая шею шарфом, но преследования, кажется, не намечалось. Автобус остановился. Сенцова вынесло потоком пассажиров сначала под лёгкий декабрьский снежок, а дальше — в здание аэропорта. Заняв очередь, он потянулся к карману: паспорт, зажигалка, пачка сигарет. От привычки курить, приобретённой в пятнадцать, избавиться пока так и не удалось. Очередь продвигалась быстро и Димон наконец был допущен на историческую родину. У багажной ленты его уже ожидали и, завидев худющего дрыща с дредами и пирсингом в носу, он поднял руку, привлекая к себе внимание. Лучший друг — Санёк Шептицкий, гордо носивший кличку Костыль, заключил его в объятия и с энтузиазмом обхлопал рёбра. — Здоров, дружбан. — И тебе не хворать, — Сенцов, морщась, освободился из объятий друга. — Машину мою пригнал? — Стоит на стоянке. Едва место нашёл. Холил её и лелеял. Почти не царапал. — Костыль… — Да шучу я, Димон, шучу, — успокоил тот, хихикнув. — Цела твоя тачка, пылинки с неё сдувал. Пошли багаж получим, и драпаем отсюда. Больше аэропортов Костыль не любил только суматоху вокзалов. О причине странной фобии Дима вопросов не задавал. Каждый уважал право иметь собственных тараканов под черепушкой. У лоснящейся чёрной ленты двигался свой хоровод. Сенцов пристроился рядом с парой пенсионеров, выглядывая зелёную спортивную сумку Reebok и серебристый кейс. Скользя взглядом по появлявшемуся из зева багажу, Димон почувствовал пристальное внимание к своей персоне и поднял глаза. Напротив стоял Злюка. Рассмотреть его теперь Сенцов мог во всей красе. Не меньше метра восьмидесяти пяти, отменное спортивное телосложение и не худшая память, судя по усиленному изучению физиономии Димона. Запоминал, гад. Расправу готовил. Сенцов нервно сглотнул. Рядом проплыл серебристый кейс и Reebok. Подхватив свой багаж, Дима рванул к стоявшему рядом с тележкой Шептицкому, вбивавшему текст сообщения на мобильном. — Валим отсюда. — Подхватив друга за локоть, он шустро потащил его на выход. Фиолетовый, с белой полосой по бамперу «Chevrolet Volt» ждал их на стоянке, и вызвал у Димона счастливый всхлип. Упав на капот и облобызав любимца, стоившего ему четырёх лет жесточайшей экономии и упорного труда, Сенцов, подхватив брошенные ему ключи, уложил сумку с кейсом в багажник и сел за руль. Дёргано сняв автомобиль с места, едва не врезавшись в припаркованную позади «Toyota Prado», Димон вырулил на трассу. — Вов-вов, — Костыль впечатал ладони в торпеду, — от погони уходим? Мог бы и предупредить. — Почти угадал, — бросил он, поправляя зеркало салона. — Чёрт, что-то я излишне пуганый стал. — Оно и заметно. — Ладно, забудь, — Сенцов расслабил плечи, вливаясь в поток машин. Вождение успокаивало, соединяя его в одно целое с автомобилем. — Расскажи последние новости. Удалось найти помещение? — Люсик нашёл одно подходящее, но цена куда больше, чем мы потянем даже с кредитом. — За пределы договорились не выходить. — Оно почти в центре, расположение — то что требуется. И конкурентов рядом нет, только парочка спа-салонов и саун. Мы забьём точку первыми. Надо соглашаться. — Сколько? — Сто двадцать, если решимся купить, а не арендовать. Сенцов присвистнул. — Не выйдет. — Люсик раздобыл спонсора. Встреча сегодня в восемь. Готовы вложиться на основе партнёрства. — Кто такие? Шептицкий пожал плечами: — Сам ещё не видел. Свиданка вслепую. Чела, что у них за главного, знает только Люсик. — Люсик… — Димон покачал головой. Их неугомонный директор — Любомир Вишневский общался в кругах, в которые доступ Сенцову с Шептицким был перекрыт в силу зашкаливающей неформальности. Изысканный и темпераментный Вишневский умел находить нужных людей и деньги, чем был весьма полезен. Потому и сел в директорское кресло пока ещё несуществующего тату-салона «Козырная карта», созданного пятью мастерами-тату, включая Шептицкого и Сенцова. Энтузиазма хватало, а вот денег нет. Для чего и нужен был Люсик, смыслящий в финансах куда больше всей пятерки энтузиастов. — Не боись, в плохое не втравит, — успокоил Шептицкий, почесав щёку. — Обещал, что в этот раз дело точно выгорит. — В прошлый раз мы едва не попали в долговое рабство к бандитам. — На этот раз божится, что всё в рамках закона. Мужики серьёзные, и заинтересованы инвестировать в салон. Говорят, что один из учредителей почитатель нашего мастерства. Видел работы Луи и твои, впечатлился, готов собственную шкурку под роспись подставить. — Хохломскую? — Сам расскажет при встрече. — Что ж, посмотрим, что за «холст» нам попался. — Главное, чтобы с партнерством не прокатил. Иначе — мечте нашей кранты. Это Сенцов понимал и сам. Покружив по массиву с высотками, «Chevrolet Volt» припарковался у крайнего из подъездов. Двухкомнатную, убитую предыдущими поколениями квартирантов квартиру снимали на двоих. Столица-матушка приехавших с периферии парней баловать большими доходами не спешила, так что выбирать особо не приходилось. На что хватило, то и сняли. Поднявшись на лифте на умопомрачительный четырнадцатый этаж, Димон, подождав, пока Санёк откроет дверь, наскоро просмотрел подхваченную из ящика почту. Письмо от матери сунул в карман, остальное, оказавшееся рекламой, выбросил в мусорку на кухне. Квартира встретила пацанской неуютностью и холодом. Шептицкий обожал свежий воздух и Сенцов был обречён вечно мёрзнуть. — Хотя бы зимой можешь не открывать окна настежь? — крикнул уже из спальни, бросив сумку и кейс на одну из двух коек. — Могу, — отозвался Шептицкий из кухни. — Пива хочешь? — Нет. — Он звякнул замком сумки. — Эмиль передал тебе подарки, глядеть будешь? — Ещё спрашиваешь, — Костыль материализовался на пороге, потирая руки. — С этого и начать надо было. — В кейсе, — выкладывая вещи из сумки, Сенцов кивнул в сторону кейса. — Краски и новый ротор. Фотки там же, в конверте. Эмиль распечатал. — Вот это дело, — Шептицкий взялся деловито отрывать упаковочные ленты от кейса, а Димон вышел в гостинку, выставить на полку маленькую серебряную башню Эйфеля. Отступив назад, Сенцов полюбовался безделушкой и, услышав озадаченный голос Саньки, звавшего его по имени, вернулся в спальню. — Это у тебя шутки такие, дружбан? Шептицкий стоял у койки, держа в руках нечто, напоминающее лошадиную сбрую. Только вот металлическое кольцо в центре плетения кожаных полос было одно и с мысли об удилах сбивало. — Что это? — Вопрос явно не ко мне, а к тебе, — выдал Костыль, выуживая следом из кейса прозрачный гелевый фаллос. — Я, конечно, знал, что ты ещё тот извращенец, но чтобы настолько… — Ты что несёшь? Откуда эта хрень? — Димон отодвинул Шептицкого от кейса и вывернул его содержимое на цветастое покрывало. Наружу выпали несколько коробок с весьма пикантной начинкой, аналогичной той, что продолжал держать в руках Шептицкий, дорогой лептоп и тонкий ноутбук в вишнёвом корпусе. — Это не моё… — Да ты не стесняйся, — протянул Костыль со смешком. — Я никому не расскажу. — Я не шучу, Саня, — взорвался он, бросаясь к отодранным лентам. — Кейс не мой! Я чужой взял! В аэропорт возвращаться надо! Где талон? — Где-то тут был… — Нет его! — Значит, оторвался. Бывает. У нас встреча через час, — напомнил Шептицкий, постучав по наручным часам. — Не успеем сгонять в аэропорт и прибыть вовремя. Партнёр сказал не опаздывать, он этого не любит. — Езжайте без меня. — Не пойдёт. Он ждёт нас всех. Хочет знать, с кем будет иметь дело. Съездим после переговоров. А в багажную службу можно и позвонить. Невостребованный багаж передадут туда. Заберём твой кейс, сдадим чужой и все дела. Хозяин уворованного тобою кейса в полицию на тебя точно заявление не подаст, с таким-то содержимым. Шептицкий ушёл в кухню звонить в аэропорт. Сенцов, растерянно оглянувшись на распотрошённый кейс, направился к шкафу за свежей одеждой. Костыль был прав. Приоритеты расставил верно. Любителю острых ощущений в постели, придётся подождать своей очереди. * стихотворение авторское.