Фандорин: сборник тредов

Просто однажды Ипполит очень пьян и долго сидит у камина, глядя неподвижно в огонь, а когда Эраст приближается, чтобы тронуть его за плечо и спросить, вознамерился ли он ночевать на медвежьей шкуре или все же пройдет в постель, он вдруг обнимает его колени и прижимается лбом. — Ничего, Эразм, ничего, просто устал, — шепчет, и больше не говорит ничего, и тогда Эраст мягко опускается на медвежью шкуру рядом с ним и всю ночь гладит Зурова по буйной гусарской голове, по отливающим медью кудрям. Утром Ипполит кряхтит, жалуясь на похмелье и затекшую шею. Эраст ничего не отвечает, просто с силой прижимает ворчащего гусара к себе и принимается разминать ему напряженные плечи и узлы в широкой бычьей шее, пока пальцы не устают, пока Ипполит не говорит удивленное тихое «спасибо». Внутри поселяется что-то странное, щемящее. Они с Ипполитом знакомы уж скоро за десять лет. С тех пор, как Эраст был зеленым юнцом, не брившим усов и бороды. На глазах у Зурова он фактически — и ему не стыдно это признать — вырос, превращаясь из мальчишки в мужчину. За эти десять лет Эрасту не приходилось задуматься, изменилось ли что-то в Зурове. «Устал». Ипполит — буйный ветер, шальной гусар, вихрь, что врывается в эрастову размеренную жизнь, тормошит и переворачивает вверх дном, не оставляя от привычного уклада камня на камне. Медведь, сгребающий в объятья. Таран, приступом берущий крепость. Снова и снова — тормошит его, мраморного, согревает, холодного. Улыбнись, Эразм. Покажи, что ты живой мальчик, там, под коркой льда. Какой мальчик прячется под нахальной гусарской ухмылкой? Никогда не задумывался Эраст — поводов не было, а вдруг захватило мыслью, не отвлечься. Змеёй прохладной Эраст застывает, следит за Ипполитом, как за подозреваемыми следит, расследуя дела государственной важности. Собирает по крупицам: как свет ложится на ипполитовы рыжие кудри, как искры вспыхивают в глазах ведьмовских зеленых, как сам Ипполит — улыбкой вспыхивает. Поверх бокала вина на Ипполита смотрит за обедом, Ипполиту смешно делается: — Залюбовался, Эразм? — Да. Ипполит хохочет, будто шутку смешную пошутил Эраст, усы подкручивает лихо, подмигивает. — Налетай, покуда горяч, на тот пирожок раскрыт не один роток! Эраст молча кивает. Выплавляется что-то в Эрасте, выстраивается в мысль законченную, в образ совершенный в своей правильности. От того, как макушка кудрявая тычется в ладонь, стоит потянуться приласкать, от того, как жмется Ипполит губами невинно за мгновение до того, как пожрет его рот поцелуем, как сплетает вместе их пальцы, когда проникает Эрасту в жаркое нутро, как ласкает губами седые его виски, когда Эраст задремывает у его на плече. Одолевает Эраста уверенность спокойная пополам с душащей нежностью.

***

Они часто любятся на той шкуре у камина. Под вино и поцелуи перетекают, укладываются, сплетаются конечностями. Эраст запускает ладони под рубашку, из-под ремня вытащенную, гладит широкую грудь, трогает грубоватые полоски шрамов. — Я с-сниму? — С каких пор тебе нужно спрашивать? — смеется Ипполит. — Это было да? — Да, въедливый ты мой. Снимает Эраст рубашку, припадает поцелуями к выступающим ключицам и к жилке на шее, вырывает у Ипполита довольный, нетерпеливый вдох. Лапищи жесткие проходятся по его спине, накрывают лопатки, но Ипполит не пытается оттолкнуть или подогнать. Эраст взгляд поднимает и видит — жмурится Ипполит, точно пригретый кот. Он целует его в переносицу, целует пушистые ресницы и коричневатую россыпь на щеках: Ипполит вряд ли знает сам, но у него проступают веснушки, когда приближается весна. Целует челюсть. Целует, а после сжимает губами и посасывает сосок. Ипполит тихо ахает, ерзает под лаской, устраиваясь удобнее. Из-под ресниц быстро мелькает зеленью любопытного взгляда, но потом глаза закрываются совсем, и Эрасту кажется, будто тело, что он ласкает, вдруг оплыло, точно хорошо замешанное тесто. Он лижет и посасывает второй сосок. Не прикусывает, хотя ужасно тянет, он знает, Ипполит любит так, чтоб со следами зубов и ногтей. — Можно? — накрывает ладонями пряжку ремня, всматривается в довольное лицо. У Ипполита приоткрыты на выдохе губы: видно влажный кончик языка и розоватую мякоть внутренней стороны рта. — Можно, Эразм. Голос у Ипполита сел, а волоски на руках встали дыбом, золотистые в свете камина, Эраст проводит по ним губами, и Ипполит вздрагивает и коротко смеется неожиданной ласке. Потом тихо стонет, когда Эраст целует его в сгиб локтя, в нежную внутреннюю часть. Эраст снимает брюки и не снимает исподнего, но удивления Ипполит не выказывает, только дышит чаще обычного. Эраст прижимается губами чуть повыше его пупка, проводит вдоль широкой полоски волос, что под исподнее тянется. Целует над краем ткани, потом через ткань. Ипполит выдыхает. Эраст жмется губами к коленям, к одному и ко второму. Накрывает ладонями ступни и массирует несильно, ласково, разминая до того, чтобы кожа нагрелась под его касаниями. — Не щекотно? Ответом ему — еще один короткий выдох. — Н-нет. Обычно они больше говорят. Шутят и подначивают друг друга. Ипполит сыпет жаркими комплиментами или в грязных деталях рассказывает Эрасту, что желает сделать с ним сейчас, что — позднее ночью. Эраст любит его грубоватый глубокий голос, но в молчании есть своя прелесть. — Можно? — он берется за исподнее. Ипполит кивает. Шипит еле слышно, когда Эраст проводит ладонью по полутвердому члену. Эраст тихой лаской доводит его до крепости, большим пальцем оглаживает головку и когда Ипполит вскидывает бедра, молчаливо напрашиваясь, отпускает — вызывая у Ипполита печальный вздох. Эрасту самому жаль. — Ты очень мягкий, — шепчет он негромко. — Бархатистый. Гладил бы и гладил. Неуклюже, может быть, но Ипполит смеется пополам с тихим стоном, и Эраст отвечает светлой улыбкой. — Можно? — спрашивает, накрывая ладонями колени Ипполита, осторожно, но уверенно. Ипполит смотрит внимательно, мерцая задумчиво золотом в зелени. Медленно под его взглядом Эраст разводит колени шире, встает промеж, смотрит немного свысока, на кожу золотистую и на пляшущие отсветы камина. Ведет ладонями: от коленей к талии, сильно нажимая, но не стискивая. Когда чуткие пальцы очерчивают бедренные косточки, на крепком теле заметные не так остро, как на гибко-худом Эрасте, Ипполит вздрагивает ресницами, запрокидывает голову, раскрытый весь, от горла до бёдер. Эраст чувствует, что они балансируют в каком-то невыносимо хрупком моменте. Правильным кажется — прихватить подбородок, обернуть к себе лицо, подушечкой пальца по приоткрытым губам. Ипполит обжигает дыханием, когда шепчет хрипло. — Будь поласковее, брат Эразм, я давно так не развлекался. Эраст сглатывает, и когда отвечает, голос его непреклонно тверд. — Да. Я буду очень ласков. Навсегда, Ипполит.