Ну что же вы, Рошфор?..

      Дожидаясь возвращения патрона, Жюссак и Рошфор коротали время за шахматами. Положа руку на сердце, атака шахматной доской по голове была бы для Жюссака единственным шансом на победу, даже учитывая обуревавшее противника смятение.       – Шах, – уронил Рошфор, не глядя на доску.       – А я сюда, – нахмурился Жюссак.       – Шах.       – Ну а я сюда…       – Мат…       Внизу послышался голос служанки, заскрипела лестница… Орел вернулся в гнездо. Дебурне схватил поднос со свежей почтой и устремился в комнату, служившую епископу кабинетом.       Вот чтоб ему прибыть на минуту раньше! Тогда и мата бы не было, возможно – вон как Рошфор задергался.       Торопливо шаркая, в комнату вернулся Дебурне.       – Ваша милость… Его преосвященство просит вас к себе, – сказал он графу, избегая встречаться с ним взглядом. Хотя вот уж кто-кто, а старик ни в чем не виноват… Рошфор поправил шпагу и шагнул в кабинет.       Епископ Люсонский очень старался казаться спокойным, но невозможно было не заметить снедавшей его тревоги. Положить бы ладонь на этот высокий белый лоб – и гладить, гладить – пока не разойдется глубокая складка меж бровей…       – Да, ваше преосвященство?       – Рошфор… – зрачки Ришелье перестали прыгать, а руки – стискивать наперсный крест. – Шарль-Сезар… Насколько вы доверяете своим источникам?       – До сих пор сведения были верными, – осторожно заметил Рошфор.       – Ваш маркиз дю Боск уверяет, что король хочет мира.       – Да, ваше преосвященство, – в последнем донесении юный дю Боск уверял, что прочел письмо Людовика XIII, где король предупреждал маршала Шомберга, что при всем уважении к военным талантам маршала лучшим исходом будет мирное соглашение с королевой-матерью. – Я помню.       – «Наш долг как монарха – мир в стране, наш долг как сына – мир в семействе. Мы призываем вас не торопиться и сделать остановку в Лиможе – это последний шанс для мятежников», – Ришелье на память прочел последнее полученное Шомбергом письмо от короля. Полученное и любезно скопированное для епископа юным маркизом.       Рошфор кивнул. Он уже успел убедиться, что Ришелье помнит абсолютно все, что читал, слышал и видел, так что цитата верна. Вопрос в том, правильно ли цитирует короля информант.       – Есть причины усомниться в достоверности?       – Да! – Ришелье бросил на стол измятое письмо. – Читайте…       – «Вас заманивают в ловушку. Король вас повесит, а герцога Эпернона четвертует. Королеву-мать вышлют из страны во Флоренцию или заточат в монастырь», – прочел Рошфор вслух. – Когда вы это получили?       – Пришло с сегодняшней почтой.       – Вы этому верите?..       – Я не знаю, чему верить. В любом случае я должен рассмотреть все варианты. Дело в том, граф, что вчера ее величество получила от сына предложение, поражающее своей щедростью. Король предлагает ей провинцию Анжу, где она может стать полновластной хозяйкой.       – А Эпернону? – осведомился Рошфор о предполагаемой судьбе главного союзника мятежной королевы.       – А Эпернону – губернаторство в той же провинции.       – Щедро, – поднял брови Рошфор. Как ни крути, вооруженный мятеж против законного короля – это не повод для вознаграждения. Как правило.       – Более того – это великодушно! – вскричал Ришелье, ударив ладонью по столу. – Знать бы еще, что это не ловушка.       – А что говорит королева?       – Королева не хочет в Анжу. А о подметном письме не знает, – буркнул Ришелье. – Тогда ее точно ничто не удержит.       Рошфор вопросительно поднял брови.       – Дорога на Ангулем идет через Лимузенский лес, – тихо сказал Ришелье. – Вы сами знаете, какое это гиблое место.       – Дорога петляет по самой чаще, а кругом – болота… – зрачки Рошфора расширились. Он понял. – Засада…       – Там армию можно спрятать, – кивнул Ришелье. – Лучший полк Эпернона с завтрашнего дня засядет в засаде и будет ждать сигнала.       Рошфор представил себе растянувшийся на узкой лесной дороге авангард армии Шомберга… Внезапное нападение – перекрыть дорогу, отрезать от подкрепления… Убить командующего… Как отреагирует на это король – и гадать не надо.       – Видит Бог, если вас ждет петля, то я лично подам сигнал к атаке!       – А если это провокация? – Ришелье зашагал по комнате. – Если там нет ни слова правды, то мы сами своими руками выроем себе могилу.       Рошфор вперил тяжелый взгляд в подметное письмо, но ничего значимого не обнаружил: красная восковая печать без оттиска, обычная шероховатая бумага. Ни подписи. Ни запаха. Крупные неровные буквы.       – Я навещу маркиза дю Боска неотлагательно, ваше преосвященство… – начал было он.       – Ах, Шарль-Сезар, это вопрос жизни и смерти… – большие светло-карие глаза Ришелье полны слез, брови заломлены. – Я готов на все…       – Я отправляюсь немедленно, – взмахнув шляпой, Рошфор вылетел в ночь.       Плавная иноходь Идальго позволяла полностью отдаться размышлениям. Кто лжет? Неведомый аноним? Или маркиз дю Боск?       Если маркиз сообщает чистую правду, то кому выгодна клевета? Врагов у Ришелье немало, вельможи его ненавидят. Любой – Конде, Буйон, Майенн, Бельгард, Роган – будет рад увидеть падение Люсона, на сей раз окончательное – с того света хода нет…       Впрочем, потолковать с Конде или Роганом в данный момент не представлялось возможным, а вот с дю Боском – вполне.       Когда он добрался до «Бальтазара», стояла кромешная тьма. В трактире он оставил Анриэтте Идальго, шпагу и платье, облачился в крестьянские обноски и сунул наваху за голенище порыжевшего сапога.       До Лиможа он дошел пешком и перемахнул городскую стену, не желая объясняться со стражниками у ворот.       Маркиз квартировал под одной крышей с маршалом Шомбергом, занявшим большой купеческий дом близ крепостной стены. Рядом, в опустевших складах, разместили солдат.       На ловца и зверь бежит – под окнами Рошфор обнаружил трех всадников, что свистели и орали, задрав головы. Им тоже нужен был адъютант маршала.       – Дю Боск! Рене! Выходите!       – Пожалуй, Рене нет на месте, – сказал один из них. – Наверное, опять на свидании.       – Ну что ж, с таким везением за картами ему должны дать все девы Лиможа, – хмыкнул другой.       – Не только девы, но и дамы, и даже вдовы, – загоготал третий. – Вчера он снова просадил тысячу ливров в чешского дурака.       – Вы полагаете, барон, после недельного постоя армии в этом городе осталась хоть одна дева?       – Погодите, вроде у него свет зажегся!       – Это не у него. Его окно – крайнее. Темно, как у гугенота под мышкой. Наконец один пришпорил коня, и компания медленно удалилась.       Рошфор полез по стене на третий этаж. Замерев на подоконнике, он прислушался: внутри было тихо. Чутье подсказывало, что в комнате никого. Скользнув в приоткрытую створку, граф мягко спрыгнул на пол.       Огляделся – в небольшой комнате с низким потолком поместилась только кровать без полога да стул, на котором громоздилась груда одежды. Золотое шитье неярко поблескивало в слабом свете камина. Несмотря на то что многочисленной свите Шомберга требовалось много места, адъютанту даже не пришлось делить помещение со слугами. Судя по всему, дела его шли хорошо.       Граф нырнул за кровать – чтобы не увидел приоткрывший дверь слуга.       – Ваша милость, вам что-нибудь нужно? Мсье Рене?.. Нету вас?.. – пискнул тот, заглядывая в проем.       – Опять нету? – пробасил второй слуга. – Где ж его милость бродит?       – Играть, наверное, отправился. А говорил, что не пойдет.       – А с чем ему идти? Вчера опять проигрался, а монах не приходил...       Дверь закрылась.       Бесшумно и быстро Рошфор обыскивал вещи маркиза, благо их было немного. В платье бумаг не обнаружилось, в сундучке отыскалась монета в пятнадцать су, требник и «Анаис Галльский». Любовный роман, основательно зачитанный, не таил в себе ничего кроме засушенной маргаритки на двадцатой странице.       Кипа чистой бумаги, увенчанная чернильницей, покоилась на полке, соседствуя с раскрашенными деревянными статуэтками тонкой работы: Мадонна и всадник в алом плаще.       Перекрестившись, Рошфор выдохнул: «Сантьяго Матаморос!» – белый конь Святого Иакова топтал головы в тюрбанах, но лицо воина выражало не азарт и упоение битвой – а, скорее, муки долга. Казалось, на поверженных мавров сейчас закапают слезы.       Долго ждать не пришлось – в соседней комнате опять зашумели и через порог ввалился маркиз дю Боск, нетерпеливо отмахиваясь от ужина.       – Ничего не надо, Гийом! Не буду я ужинать. Отстань! Идите – куда вы там хотели…       С силой захлопнув дверь, маркиз опустил щеколду – на редкость уместный поступок. Отправив в полет шляпу, юноша содрал перевязь и принялся терзать ворот дублета.       – Вам помочь? – ухмыльнулся Рошфор из угла.       Маркиз подпрыгнул, развернулся и просиял.       – Граф… К вашим услугам… Что случилось?       Круглое лицо выражало радость и ничего больше. Или Рошфор совсем потерял нюх.       – Откуда у вас деньги, сударь? – поинтересовался Рошфор, падая на кровать между маркизом и дверью.       – Ой, мне ужасно не везет! – юнец уселся рядом, не сводя с собеседника блестящих, как у щенка, глаз. – Даже не знаю, что бы я делал без аббатства Руйак.       – Аббатства?       – Ну да. И без вас, конечно! Вы знаете, граф, я вам так признателен! Я купил такой хороший фураж, что маршал велел мне снабдить армию хлебом и солониной!       – И это тоже поставил вам брат Роже? – ситуация начала его забавлять.       – Да. А теперь он хочет, чтобы я купил у них упряжь для обозов: хомуты, дышла… Словом, что-то шорное.       – И он снабжает вас деньгами?       Юнец вздохнул и развел руками.       Его лицо не потеряло виновато-радостного выражения, когда Рошфор взял его за горло – лишь руки взметнулись, пытаясь остановить хват, способный легко сломать хрящи гортани.       – Слушай, птенчик. Зачем ты мне врешь? – колено Рошфор поставил маркизу на живот и нажал.       – Я не… я не… – юнец тихо заплакал, когда Рошфор чуть отпустил. – Клянусь Мадонной!       – Где письмо? – Рошфор вновь сжал руку, встряхнув мальчишку, как щенка. – Письмо короля?       – В-возьмите, граф… – хрипя и кашляя, маркиз полез рукой за пазуху и вынул помятый лист. – Я как раз собирался к маршалу…       Рошфор впился глазами в письмо: все так. «Дать мятежникам последний шанс»… Строки кренятся вниз, размашистая подпись. Людовик Тринадцатый. Синяя восковая печать с оттиснутыми лилиями…       Необходимо показать Арману.       – Письмо я забираю, – бережно пристраивая документ в потайной карман дублета, проинформировал Рошфор.       – Маршал меня убьет, – вздохнул маркиз. – Что я ему скажу?       – Скажите, что ничего не знаете, – пожал плечами Рошфор. – В армии всегда бардак.       – Что мне сделать, чтобы вы мне поверили? – маркиз облизнул губы. – Я готов на все...       Колена Рошфора коснулось твердое и горячее. Глаза – темно-коричневые, как только что вылупившийся каштан – опять налились слезами. Слова, которые Рошфор слышал второй раз за сутки, ранили, а не соблазняли.       Но расстегнутый ворот сорочки открывает ключицу и беззащитную ямку у горла – плоть вздымается в такт быстрому дыханию…       Рошфор вздохнул и рухнул в эту ямку.       – Граф, я полюбил вас с первого взгляда! – гордо сообщил маркиз куда-то ему в волосы. Давно не мытые, кстати. Никакое мытье не может столько времени бороться с дорожной пылью и потом – собственным и конским. Сейчас от него несло лисицей – Рошфор это знал.       – Я еще ни разу так не влюблялся! – похвастался юнец. – За всю жизнь!       – За всю жизнь? – Рошфор потерся губами о ключицу. Кожа была загорелая, грубоватая и пахла не так. Совсем не так. Чистым полотном и миндальным маслом. – Вам хоть пятнадцать-то есть?       – Мне шестнадцать! – обиделся маркиз. – Скоро семнадцать будет. Летом, на Святого Иакова. Мое третье имя – Жакоб.       Рошфор зажмурился. Жакоб... По-испански - Сантьяго... Снова. Это судьба. Что ж, лучше зависеть от того, что было, чем от того, чего никогда не будет.       – Сантьяго… – выдохнул Рошфор в ключицу и принялся расстегивать маркизу штаны.       Маркиз оказался очень, очень тихим.       Он лишь смешно округлял рот, но не издавал ни звука – не то чтобы Рошфор неистовствовал, но разводить церемонии над круглым юным задом не входило в его планы. До свадьбы заживет. Хотя юнец был не таким тугим, как можно было предполагать, глядя на его невинную физиономию. Рошфор мог прозакладывать свою шпагу, если не далее чем вчера кто-то хорошо провел с маркизом время. Впрочем, так даже лучше – меньше возни.       Когда из глаз Рене хлынули слезы, крупные, как смородина, – Рошфор все же остановился, почувствовав укол совести – отстранился, приподнялся на локтях – и увидел, как маркиз кончает. Горячие капли залили живот, долетели до ключицы – припав губами к мокрой коже, Рошфор излился тоже, запоздало ощутив содрогания распластанного под ним тела.       Маркиз обнял его руками и ногами. И молчал – качество, коим редко обладает юность.       – Я вас еще навещу, Сантьяго, – пообещал Рошфор, поднимаясь.       – Потому мне и не везет в картах, – выпалил тот, восторженно глядя на графа, облачающегося в крестьянскую куртку.       Перекидывая ноги через подоконник, Рошфор не удержался и шепнул: «Dios ayuda a Santiago!*» – по его мнению, это вполне заменило поцелуй.       Рошфор не особенно торопил коня – маркизу удалось рассеять его подозрения. Письмо короля притаилось у сердца залогом спокойствия и уверенности. Людовик не хочет смерти епископу Люсонскому – это главное. А подметное письмо – так мало ли у епископа врагов… Знать, что в их число не входит король – уже отрада.       Граф задрал голову – звезды дружески ему подмигивали. Везет ему на глупых зеленых юнцов. Весной даже с болота тянет чем-то приятным, обещанием даров – вот как сейчас, словно в Лимузенском лесу и окружающей его топи скрывались не лучшие солдаты герцога Эпернона, а троица припозднившихся волхвов – где-то, как и сам Рошфор, загулявших…       Но вот и ограда «Бальтазара» – сложенная из древних, как сам Лимузенский лес, камней. Морис торопливо открыл ворота. Миновав его, Рошфор толкнул тяжелую дверь трактира и вошел в пахнущий горелым жиром, пролитым вином и сушеным базиликом полумрак. Лишь на стойке горела одинокая свеча.       В круге света Анриэтта звенела монетами, пересчитывая дневную выручку. Ее средняя дочь Мадлон, зевая, протирала винные кружки. Завидев Рошфора, Анриэтта ссыпала деньги в мешок, нырнула под стойку и подала ему лиловый наряд.       – Иди спать уже, – трактирщица отобрала у дочери полотенце и шлепнула по спине. – Скоро уж рассветет, а ты все на ногах. Мсье и без твоего догляда переоденется.       Недовольно сверкнув черными глазами, девушка удалилась.       Рошфор бережно переправил письмо короля из одного потайного кармана в другой.       – Сейчас не такой смурной, – заметила трактирщица, подавая ему плащ. – А то ведь лица не было. От поцелуев уста не блекнут?       – Сама знаешь, – ухмыльнулся он. – Брат Роже не забывает?       Анриэтта нахмурилась:       – Ты еще прошлогодний снег вспомни!       – С Фоминой недели его не было! – глядя на помертвевшее лицо Рошфора, торопливо пояснила трактирщица. – На Пасхальной службе спину застудил – с тех пор все лежит, не до поездок ему. * Dios ayuda a Santiago! (исп.) – Бог помогает Иакову. Сантьяго – так называют Иакова в Испании. Якоб, Яков, Жакоб, Джейкоб, Сантьяго (Яго) - различные варианты произношения имени Иаков в разных европейских языках.