It will not obey you

Сине-оранжевые карточки с результатами МРТ уже засели чем-то тяжёлым в печёнке Дрю, они были прикреплены к одной из стен лаборатории, как смертный приговор. Рядом с ней Девид Бара медленно собирал свои инструменты в ожидании, когда Дрю нарушит тишину, витающую в комнате, режущую воздух. — Я бы дал более точный диагноз, если бы вы дали мне больше времени на работу, — тихо произнёс параневролог. Гиппокамп Зака был настолько ярким, что практически светился, в таламусе и миндалине вспыхивали маленькие фейерверки. Неоново-оранжевым цветом, как чернилами, разбрызганными по странице. Дрю прикусила губу. — Ни слова другим учёным? — Ты когда-нибудь слышала о «самоисполняющемся пророчестве»? Я не собираюсь снова проходить через этот ад, Дрю. Я не думаю, что кому-то, в особенности твоему сыну, это поможет, если мы будем действовать, исходя только из предположения о его будущем. — Ты хороший человек, Девид. — она скрестила руки, убрала и снова вернула их, пытаясь подобрать слова. — Неделю назад. Он пошёл к трупу Кура и вытащил из него копьё. Из-за неимения более научного способа, это перелило ему жизненную силу прямо из источника. — Понятно, доктор Бара кивнул. Он подошёл к стене с записанными результатами и взял один из них, чтобы изучить поближе. Дарю посмотрела на него через плечо. — У тебя всё ещё есть то копьё, которое он вытащил? Она покачала головой. — Он сказал, что оно исчезло с того места, где он его оставил. Мы не знаем, куда оно делось. — Хм, — произнёс он. — Ну, я думаю, это нормально. Думаю, я получил достаточно, чтобы дать ему шанс. Дрю сглотнула. — Каково твоё мнение, Девид? — Воспоминания, — сказал он, проводя пальцем по лимбической системе. — Вот о чем это говорит. Честно говоря, когда вы много рассказали мне о «странных снах», я подумал, что вы пытаетесь издеваться надо мной. Интерпретация снов — это бред, но это… это… что-то. — Воспоминания? — Что-то раздражает места, ответственные за них, понимаешь? И из того, что ты мне сказала, это, вероятно, несколько миллионов миллиардов лет памяти. Одна из причин, по которой люди спят, это то, что у них есть время, чтобы разобраться в своих воспоминаниях. Я полагаю, твой сын видел не сны, а воспоминания. Он на секунду задумался, тщательно подбирая слова. Психология, неврология — они отвечали на вопросы о человечестве, как ничто другое, но эти ответы часто были истиной, которую было нелегко найти. — Нам нравится так думать, Дрю, — наконец начал он, — нам нравится думать, что есть какая-то внутренняя сущность, которая делает нас «нами». Как душа или дух, или что-то в этом роде. — он попытался успокоительно улыбнуться, но не мог найти способа выразить это. — Правда в том, что его нет. У нас есть мозг. Один с половиной килограмм аксонов, дендритов и нервов. Это то, что определяет тебя и меня. А если случится что-нибудь, что навсегда его изменит? Что ж… Он замолчал, прокашлялся и начал снова: — Чем бы это ни оказалось, ты всегда останешься собой. Она не могла подумать о последствиях, но не смогла остановить вырвавшийся вопрос: — Что это может означать для Зака? Доктор Бара остановился, чтобы подобрать правильные слова. Он не был деликатным человеком, он знал это, но, по крайней мере, он мог попробовать. — Лучший вариант… — начал он. — Лучший вариант, если все разрешится само собой, ты дашь Заку несколько уроков рисования и он сможет нарисовать исторически достоверного тиранозавра. — А худший вариант? Доктор Бара вздохнул. — В худшем случае, когда все искры потухнут, а всё, что было сказано, будет сделано, всё, что выйдет с другой стороны туннеля, уже не будет тем, кого вы называете Заком.

***

Луна была яркой и почти полной, как глазное яблоко в небе, расплывающийся за густыми облаками, проплывающими перед ней. Город опустел, огни погасли. Чёрные впадины в окнах каменных домов скрывали чужие взгляды, подумал Зак. Они следили, не так ли? Почему-то он не мог избавиться от чувства, будто что-то щекочет его шею. Фиск бросил на него настороженный взгляд ярко-красных светящихся в темноте глаз. Зак пытался описать сон своему брату. Он должен. Но как подобрать слова? Как начать рассказывать свой кошмар, где он скорее был не собой, а силой первозданной тьмы, против которой боролись всю жизнь, которую он прожил? Как он мог сказать, что в момент после пробуждения он пожалел, что вообще согласился на сделку с Наги, что лучше бы он умер? Сожаление покупателя. Что-то тёмное грызло его душу, наполняло страхом. Что если? Что если он был прав, что Наги планируют воскресить своего хозяина? Что если? Что если он сам шагнул в тот капкан, который они расставили? Что если? А если и так… то что? Месяцы, проведённые с тайными учёными на хвосте. Цул’Калу, гоняющийся за ним, яркие видения про горящие города и вопли горя. Аргост, Наги и… Несмотря на то, что все пытались скрыть от него информацию, он знает, что есть число погибших в тот год, когда его жизнь рухнула. Но он не был Куром. Он не мог быть. После всего, что он пережил, чтобы избавиться от этого имени, которое прилипло к нему как паразит и нависало над его судьбой. Он хотел избавиться от него. Он хотел, чтобы Кур и все с ним связанное исчезло. После всего, что он пережил, разве он не заслужил быть просто Заком Сатердеем, и никем и ничем больше? Поэтому он отказался от этого. Что бы это ни было, он не хотел этого. Он не хотел, не хотел. Неважно, что на это потребовалось, неважно, сколько ему это стоило, он никак не мог смириться с тем, что пол снова выбили из-под ног. Потому что цена была слишком велика, потому что он не мог потерять все во второй раз. Так что ему нечего было сказать. Его родители тоже вели себя странно с самого утра. Как будто они хранили между собой какой-то секрет, боялись приблизиться к нему. Их молчание чувствовалось таким же, как и его, но какой секрет они могли скрывать от него, что потребовало бы всех этих коротких неуклюжих пауз, слов, которые не успевали вырываться у его родителей? Даже если это снедало его, не было похоже, чтобы Зак был в состоянии противостоять им. Не тогда, когда ему самому было, что скрывать. Если он начнёт копать, то, он это чувствовал, ему прийдется осветить и свои тёмные секреты. Он отставал от остальных всего на полметра, но он никогда не чувствовал, что находится так далеко. Дойл в свою очередь продолжал дерзко и неосмотрительно, как авангард, не скрываясь, непрерывно огрызаясь на окружающих, переть вперёд, желая отвлечь семью от тёмного изводящего их облака. — Выглядит так, будто всех эвакуировали, — сказал Дойл, сморщив нос. Это действительно так — детские игрушки были оставлены на улице, где играли дети, почта лежала неоткрытый в почтовых ящиках, подхватываемая ветром. — Эти здания вызывают у меня дрожь. — Они просто старые, — ответил Док, беря на себя инициативу. — Старики тоже вызывают у меня дрожь, — ответил Дойл. Зак слабо улыбнулся. Док закатил глаза и сделал вид, что не услышал его, вместо этого он решил сосредоточиться на дисплее голографической карты. — Мэр сказал, что можно услышать вой из болот прямо за пределами замка. — Дарю посмотрела через плечо, прокручивая карту пальцем. — Местные легенды гласят, что они преследуют людей. — Больше всего совпадений с описанием мэра, которые выдаёт криптопедия, у гвилги. Это существо размером с лошадь со светящимися глазами, — сказал Док. — Проблема в том, что поведение не то. Гвилги одиночки. В легендах их называют «знамением смерти», но никто не сообщал о нападениях. — Чёрная кошка, перебегающая дорогу, больше похожа на знамение смерти, чем они. — Закончила Дрю. — Может, их что-то взбесило? — выкрикнул Зак за спиной. — Новая застройка? Мы видели подобное раньше. — Может быть, — сказал его отец, — хотя, если так, то это незаконно. Весь этот район является историческим достоянием. Законы для строительства настолько строги, что большинство компаний даже не будут пытаться, если они действительно заботятся о том, где и как строить. — Как будто это кого-нибудь остановило бы, — заметил Дойл. Они мало что могли сказать по этому поводу. Как бы горько ни было это признать, у него была своя точка зрения. Здания стали более простыми, когда они выехали из туристической зоны в жилые районы. Потом они уступили место коммунальным зданиям и, наконец, перед ними не были ничего, кроме болота, гремящих от стучащих друг о друга веток деревьев — единственного звука, который был слышен за многие мили. Дрожь пробежала по позвоночнику Зака, когда они пересекали границу города. Что-то странное чувствовалось во всем этом. И это не могли быть только тьма и сырость — у него не было проблем с темнотой, в мире есть много вещей пострашнее. Просто независимо от того, как он пытался найти логическое объяснение атак, казалось, будто ему не хватает какой-то части головоломки. Он посмотрел на брата и нахмуренное и растерянное выражение его лица сказало Заку, Фиск думает так же. Несмотря на это, они оба ничего не сказали, поэтому продолжали идти в сторону болота, освещенного луной. Лунный свет менял пейзаж, создавая танцующие тени там, где их не должно быть, гравий на дороге заглушал звуки их шагов, постепенно гравий становился грязью. Зак не мог избавиться от ощущения чужих взглядов, хотя, оглядываясь назад, ничего не находил. Что бы это ни было, оно было близко. Он игнорировал слова, мелькающие у него в голове, будто кто-то шептал их ему на ухо. Он покачал головой, отгоняя их. Взрослые начали обсуждать вероятность нападения тихими голосами, рассматривая и самые невероятные и самые обыденные варианты. Как смириться с тем, что нужно драться по необходимости. Держать Зака подальше — нет, Зак может справиться сам — он не обращал на это внимание. Шерсть на загривке Фиска встала дыбом, он начал осторожно осматриваться по сторонам болота, мечась между тенями кустарников и деревьев и тёмными лужами на травянистом холме. Пронзительный светящийся красный взгляд, свет фонарей Сатердеев отражались в них. Из всех у него было лучшее ночное зрение, даже оборудование Дока тут не помогало. Его слух тоже был более чувствительным, а его инстинкты, натренированные во время безумия с Куром, стали надежными навыками, граничащими со способностью предвидения. Семья стала рассчитывать, что он первым поднимет тревогу, и если он ещё не дал сигнал, это значит, что на данный момент они в безопасности. Пока… Зак сжал его руку. Они переглянулись, оба уверены. В болоте что-то скрывалось. — Заку уже почти шестнадцать. Знаешь, в его возрасте я уже разбил триады в Гонконге. Ты не можешь продолжать относиться к нему как к ребёнку. — Он ребёнок, — сказала Дрю. — Пятнадцатилетнему ребёнку следует беспокоиться только о выпускных экзаменах и колледжах, а не о том, чтобы ставить под угрозу свою жизнь. — У меня есть право голоса? — спросил Зак, но, похоже, его не услышали. — Разве ты не выросла в тибетском монастыре? — И я сдавала вступительные экзамены. — Как… — Дойл покачал головой. — Дело в том, что он не всегда будет нуждаться в няньках. Тебе придётся в какой-то момент дать ему повзрослеть. — Мы его родители, — сказал Док. — Мы ценим твою заботу, но мы собираемся защищать его всегда. Вот что такое семья. В его голосе чувствовалось — он даёт понять, что спор окончен. Дойл прикусил язык и надулся. Зак молчал. — Дойл, — сказала Дрю более мягким тоном, — ты знаешь, мы тоже твоя семья. Но прежде чем Дойл смог придумать какой-то ответ на это, Фиск взвизгнул, и семья повернулась, чтобы посмотреть, что случилось. Первый вой поднялся над деревьями, одинокий и зловещий, холодком проходящий по костям. Группа инстинктивно подтянулась друг к другу, Фискертон загородил Зака, Док и Дрю достали своё оружие, Дойл встал в позу, готовый к обороне, Зон и Комодо зашипели. Послышался второй вой, отвечающий на первый. Потом ещё и ещё. Пять. Шесть. Семь, восемь. Восемь пар зелёных светящихся точек появляются из-за гребней холмов. Их окружили. Перекрыли любой путь к отступлению. Криптопедия говорила и светящихся глазах. Предзнаменовании смерти. Густое облако проплыло над луной, погасив тот небольшой источник света, который освещал сельскую местность. И в этот момент их оборудование вспыхнуло, оставив их в темноте. В этот момент гвилги двинулись на них. Время сократилось вдвое, видимость ограничивало болезненное зеленое свечение, вспышки белых зубов, рычание, крики и визги. Когти, металл и огонь. Гвилги действовали бесстрашно, собираясь в хорошо скоординированные стаи, скребущие яркими синими искрами клыки врезались в металл меча Дрю и перчатку Дока. Болезненные, изможденные, прожорливые, дикие и огромные. Каждый из них по отдельности будет более чем соответствовать силе Фискертона; единственное преимущество семьи состояло в том, что они тоже были слаженное командой. Это произошло так быстро, что Зак едва успел понять, что произошло. Что-то пульсировало в его голове — мысль, что что-то было не так, что-то не так… Когда Зак закрыл глаза, он смог увидеть гвилги такими, какими они должны быть. Гордые, царственные, смелые одиночки. А эти — голодные, изголодавшиеся духом, наполненные бессмысленным гневом, неуместной беспричинной яростью — этого не они… Он чувствовал, как череп будто пульсирует. Знакомо, но болезненно. Он не хотел… Если бы он мог просто протянуть руку и дотронуться до одного из них, то, возможно,… Фиск взвизгнул и вытащил его из раздумий как раз вовремя, когда его пальцев коснулось горячее дыхание и слюна. Что-то внутри него беспокойно бурлило, пытаясь пробиться сквозь оболочку его самоконтроля. Магма, подумал он, лава. Если бы оно вырвалось, оно было бы ярко-оранжево-желтым. И расплавило бы дыру в земле прямо до ядра. Оранжевый. Желтый. Красный. Что не так с этой картинкой? Зак закричал придушенным тоном, и он почти испугался, что разорвёт себя этой силой. — Их глаза! Мам, они… Щелчок челюстей в нескольких дюймах от его лица, горячее дыхание и слюна на его коже, и яростный взволнованный вопль Фиска. — Гвилги не в состоянии отключить электричество, — кричал Док, бросая одного из них в другого. — Кто бы мог подумать, — заметил Дойл в раздраженном тоне, обходя удар с помощью Зон, — что магические собаки из Ада будут использовать необъяснимые мистические силы. — Тебе обязательно делать так после каждого моего слова? Дойл пожал плечами. — Наверное да. — Док прав, — сказала Дарю, хотя, задумавшись, поняла, что вышло слишком тихо, чтобы её могли услышать. — И это поведение совершенно несвойственно… Гвилги накинулся на неё и она отбилась от него, его зубы вызвали большие бело-синие искры, когда стискивали остриё её клинка. Несмотря на подшучивания, семья проигрывала этот бой — в темноте и без электроники у гвилги было явное преимущество. Круг становился всё теснее и теснее, и их толкали все глубже и глубже в землю, пока ботинок Дрю не опустился почти до колена в мокрую грязь, и один из адских гончих оторвал бы ей голову, если бы из ниоткуда не вышел бы Комодо, чтобы зажать челюсти вокруг его лодыжки и опрокинуть. — Мы не можем так продолжать, — сказал Док. — Местность невыгодна. Мы должны отступить. — Но в другом направлении город, — сказала Дрю. — Так или иначе, нам придётся пробиваться. — Я услышал слово «световые гранаты», — сказал Дойл. — Вы сказали: «Дойл, используй свои гранаты и дай всем шанс убежать», верно? — Это, — неохотно проворчал Док, — Было бы хорошей идеей. Спасибо. — Хотя, просто чтобы тебе было ясно — ты платишь за них. — Что? Я никогда… Прежде чем он успел закончить свою мысль, внезапно прозвучали четыре оглушительных громких удара и ослепительно яркий свет. Для гвилги с ночным зрением это было невыносимо, они захныкали и завизжали, некоторые из них ошеломлённо падали на землю, и Сатердеи быстро воспользовались этим, чтобы как можно быстрее добраться до городских фонарей на холме. Каким-то образом вспышки, казалось, отогнали гвилги, поэтому даже после того, как их последствия исчезнут, Сатердеи должны избавиться от преследования. Они замедлились уже на границе города, потные грязные и задыхающиеся, их системы связи уже перезагрузились, когда они достигли цивилизации. Было ещё слишком темно, чтобы что-либо увидеть, кроме света нескольких систем, которые снова начали работать. — Это просто не имеет смысла, — пробормотала Дрю. — Они территориально разобщены. Одиночки. Эта атака была слишком скоординированной! И использовать преимущества местности в своих целях? Это не те существа, которые используют подобное! — Криптопедия снова работает, — сказал Док. — Может быть, мы что-то упустили. Голографический дисплей засветился, освещая всех слабым зеленоватым светом. — Мы определённо видели это, — подтвердил Дойл. Но Дрю не убедилась. Что-то было не так, если бы она только могла понять, что… Что Зак пытался сказать? Пока они сражались, гвилги своим рычанием не давали услышать его слова, словно они пытались заглушить его нарочно. Их глаза. — Их глаза… Глаза Дрю расширились. Она чуть покачнулась и лихорадочно обвела группу взглядом, поворачивая голову тот влево, то вправо, нет-нет-нет-нет, это не могло быть правдой, он не мог… — Дрю? — позвал её Док. — Их глаза должны быть красными, — сказала Дрю в панике. — Не зеленые. Красные. Док… — О, — произнёс Док. — О, нет. — Где Зак? — прокричала Дрю. Её вопрос эхом отозвался среди холмов, повторяя его, будто сама тьма издевалась над ней. «Где Зак?» Слышалось всё дальше и дальше. «Где Зак? Где Зак?»