***
Изуку присаживается в конце аудитории, когда начинается пара, и заходит Кацуки. Его лицо серое с выраженными чертами недосыпа, что выглядит дико и не присуще для агрессивных черт. Без криков и матов взрывной парень проходит мимо суетившихся одногруппников и нового преподавателя, стараясь не заглядывать никому в глаза, держа голову опущенной. Выраженная слабость вновь поражает, притягивая к себе аккуратный с осторожностью взгляд, чтобы убедиться в чем подвох. До сих пор все нутро ожидает отвратительного предательства или ножа в спину. Будто Кацуки может встать во время пары и сказать, что предатель все же есть. Даже если сдадут только его одного, к другим уже будет приковано излишнее внимание, из-за чего пришлось бы ввести других в курс дела, ведь они имеют право знать. И все же странно видеть Бакуго в нынешнем состоянии, словно перед ним другой человек, лишенный мировоззрения, со сломленной натурой и идеализацией мира. — Здравствуйте, дорогие студенты, — размеренно говорит пожилой мужчина с мягкой улыбкой. — Я ваш новый преподаватель по химии. Мое имя уже известно благодаря утреннему инциденту, так что не вижу смысла скрывать, что я беспричудный, — старик говорит легко и непринужденно, будто это в норме вещей. Просто взять и заявить, что ты беспричудный… Пустой, ненужный, другой для общества. Но на его старческом лице растягивается светлая улыбка, из-за чего мимические морщины собираются рядом с глазами и губами. Он убирает седые волосы с глаз, поправляя красный свитер, слегка выцветший после множества стирок, но все равно хорошо подходящий ко внешности мужчины. И Мидория смотрит за каждым его медленным движением и искренними эмоциями, внимательно вслушиваясь в произнесенные слова низким голосом, поглощая чужое присутствие крайней заинтересованностью. — Возможно, многие из вас не любят химию, вот только для меня точные науки словно смысл жизни. Я хочу показать вам мир с другой стороны, о которой вы еще не задумывались, чтобы стать не просто героем, но и хорошим человеком, — мелом он аккуратно выводит на доске тему «Химия и причуды», вновь поворачиваясь к студентам. — Но я не хочу сильно напрягать вас в первый же день, поэтому мы просто побеседуем на интересную тему. А если в дальнейшем станет непонятно, то не стесняйтесь подходить после пар. — А разве причуды связаны с химией? — спрашивает девушка с молочно-розовой кожей, всматриваясь черными глазами в душу старшего. — Конечно, но мою тему вы не найдете ни в одном другом учебнике, поэтому мне будет интересно поведать вам историю, — мужчина присаживается за кафедру, подпирая подбородок скрещенными ладонями. — Говорят, что беспричудного человека от другого, который обладает таинственной силой, отличает строение стопы. Мол, на мощность причуды влияет сустав мизинца. Но все равно между людьми должна быть разница куда больше, которая может позволять организму переносить серьезные нагрузки. Каждая способность имеет индивидуальный химический состав, влияющий на гомеостаз организма. Если говорить по-другому, то в одаренном человеке протекают другие реакции и работают совершенно иные ферменты. — А могли бы Вы для наглядности расписать пару химических реакций? — тихо спрашивает Изуку, сильно нажимая карандашом на бумагу, из-за чего кончик грифеля осыпается. — С радостью, — старик улыбается младшему, радуясь в душе чужой заинтересованности к своему предмету, поэтому начинает выводить химические символы на доске аккуратным почерком. — Вот, посмотрите. Первая цепочка совершенно отличается от второй, — он подчеркивает последнюю формулу, продолжая рассказывать с горящими глазами. — Настоящее искусство… Еще несколько веков назад человек не мог подумать, что его организм приспособится к… причудам. — А если убрать решающее звено, то что произойдет? Чисто гипотетически. Как Вы считаете? — Хм, мне еще не задавали подобных вопросов. Но я много размышлял на заданный тобой вопрос. Мне кажется, что организм человека начнет перестраиваться. Возможно, с некоторыми последствиями, но минимальными. Как незначительное снижение иммунитета или пониженная переносимость болезней — но это характерно больше для крупномасштабных и боевых причуд. Организм без способностей будет стремиться вернуться в состояние до пробуждения силы. — Скучно, — лениво тянет девушка, царапая ногтями парту, словно кошка. — Лучше расскажите, как причуды становятся сильнее и что нам нужно сделать для их улучшения. Тема о беспричудных — полный мрак, — будущая героиня ухмыляется, получая поддержку курса, язвительно глянув на Изуку. — Ну, хорошо, — с уже натянутой улыбкой произносит преподаватель. — Мидория, просто подойди ко мне после пары, покажу тебе еще несколько формул, и мы обсудим то, что тебя интересует. А теперь, Кодай, поднимем интересующую тебя тему. Юноша возвращает взгляд на свои бумаги, сдувая рассыпанный грифель и перенося формулы с доски на листок. Долго рассматривая, он вскоре начинает их расписывать. Свежие мозоли, как и глаза, начинают болеть под конец пары, поэтому Изуку опускает карандаш и упирается лицом в изуродованные ладони, спрятанные за плотной тканью перчаток. Все мысли занимает возможная ошибка в расчетах, из-за чего уставший разум не слышит, что объявляют конец занятия. — Что? — устало переспрашивает Изуку, мутно посмотрев на бывшего друга, стоящего около его стола, сквозь пальцы. Кацуки начинает злиться, но чувствует усталость, мешающую разойтись в разгневанной тираде. Но стоит ему сделать еще шаг, как между ними встает малознакомый парень в очках и с длинными взъерошенными волосами, которому хватило храбрости открыто противостоять блондину. Он скалится на взрывного юношу, стуча массивными челюстями, показывая вид на острые звериные клыки. — Не подходи к Мидории-сама, — сквозь рык произносит Джурота. — Ты уже все испортил. Если не хочешь испытать на себе всей прелести нашей жизни, то не мелькай лишний раз и не трепи языком, пока мы здесь не закончим. — Сука, — шипит Бакуго, переводя взгляд на второго нового одногруппника, вглядываясь в жуткий глаз. — Хватит, Шишида, — спокойно произносит Мидория, поднимаясь и сжимая бумагу с записями. — И спасибо, можешь идти. — Воспитал себе послушных шавок, — выплевывает фразу Бакуго, упираясь ладонью в край чужого стола и пытаясь по привычке морально давить присутствием. — Мои люди в курсе, что ты осведомлен о нашей деятельности. Так что… будь осторожен. Я вправду не хочу заставлять молчать тебя, потому что уважаю твою мать. — Нам нужно поговорить, Деку. — Каччан, — Изуку всматривается в чужие глаза с болью, продолжая тихо говорить, — не нужно… Пойми уже, в какой мы оказались ситуации. — В обычной, — огрызается Кацуки, желая приблизится, но видит, как собеседник умело отстраняется, не привлекая внимание. — Ты хочешь избегать меня, пока не «закончишь» UA? А мне что делать?! Наблюдать, как ты сваливаешь, и молчать? — Для тебя это будет наилучшим исходом. Не забывай, что у матери ты остался один…***
В палате становится еще теплее, из-за чего начинает морить в сон. Но в белых стенах царит мертвая тишина, создавая натянутую атмосферу между пациентом и посетителем. Тошинори с жуткой усталостью смотрит в окно, боясь перевести взгляд на преемника, который тихо чистит яблоко от ярко-красной кожуры и разрезает на дольки. Изуку непривычно сидеть рядом с героем без перчаток, да еще и видеть настоящее подобие скелета. Внешний вид Всемогущего заставляет желать лучшего: более изнеможденный, похудевший, скулы острее обычного, губы потрескались до кровавых трещин, безжизненная кожа и пустой взгляд. Его руки, лежащие поверх больничного одеяла, сильно трясутся, а вены протыкают иглы от капельниц. Мидория кидает все чаще взгляд на экран разбитого телефона, понимая, что уже начинает задерживаться, и Хитоши придется ждать. Поэтому он со скрытой нервозностью передает учителю легкую тарелку с тонкими дольками фрукта. На него смотрят поблекшие глаза, словно отчаявшиеся, сломленные, но с легкой надеждой в глубине. Юноша понимает, что не только у него изуродованные руки, скользя взглядом по поврежденной коже. Его случайно касаются костлявые ладони, жутко холодные, будто у мертвеца, и тоже рассеченные шрамами. — Прости, мальчик мой… — дрожащим голосом нарушает тишину Всемогущий, закусывая обсохшую губу. — Мне безумно жаль, что я не смог спасти твоих друзей… не смог спасти Айзаву… и не смог спасти тебя… Боже, мне вправду очень жаль, — мужчина опускает лицо в дрожащие ладони, роняя слезы на сухую кожу. — Тошинори-сан, перестаньте, все уже в прошлом. Мы смогли пережить нашу страшную потерю, потому что мы надеемся на лучшее и верим в Вас. Нам было тяжело и страшно, но Вы нас спасли… — Они напали на вас, потому что хотели убить меня. Если бы я был более ответственным и ушел в отставку хотя бы из академии, то не случилось бы горя. Я уже давно не Символ Мира, но все равно не могу смириться и отпустить… Моя геройская форма не продержится и часу, а предшественников я перестал видеть с момента, как передал Один За Всех. И если бы не был слишком упертым… то все бы остались в живых. — Тошинори-сан, может, для Вас отставка будет наилучшим исходом? Вы были Всемогущим очень долго, поэтому не стоит терзать тело и дальше, терпя адскую боль… Я не хочу, чтобы Вы умирали, Вам еще столькому нужно меня обучить. — Я хотел быть Всемогущим до того момента, как остатки причуды полностью покинут меня, но с нынешним телом… Мое сердце жаждет вновь растянуть губы в улыбке, вот только осознание ненужности уже приходит. Зачем людям недееспособный герой? — Тогда, Тошинори-сан, — Изуку хмурится, аккуратно положив кухонный нож на край прикроватной тумбочки, — если Вы хотите продолжить быть героем, то я должен кое-что рассказать. Помните лидера злодеев, который руководил нападением? У него еще седые волосы до плеч и безобразный шрам через губы… Когда я остановил ваш бой, то не сломал руку благодаря поддержке предшественников. А если быть точнее, то я считаю, что вмешалась именно Нана Шимура… Я видел ее после использования Один За Всех, она помогла не погибнуть их лидеру, назвав его внуком… Тошинори-сан, последняя воля Вашей наставницы, чтобы мы оставили ему жизнь и помогли… Яги смотрит на преемника со слезами, приоткрыв обсохшие губы в немом возмущении. Его дрожащая ладонь случайно задевает легкую тарелку с яблочными дольками, которая лежала на худых ногах поверх одеяла, хватаясь за сердце. Аппараты начинают шуметь, из-за чего в палату вбегают несколько медсестер с врачом. Самая старшая из персонала грубо выталкивает юношу за дверь, на что тот злобно смотрит на нее, узнавая в ней ту самую женщину, которая не впускала его к герою двадцать долгих минут, продолжая тянуть время до последнего, будто выжидая определенный момент.