Что если бы Германия победил?

      В комнате, где России собирались огласить приговор, было много народу. Подавляющим большинством были немецкие солдаты. В кресле удобно расположился Гитлер, а по обе стороны от него стояли Германия и Пруссия.       Пока фюрер проговаривал свой монолог, Гилберт, ехидно улыбаясь, смотрел на Россию, поставленную силой на колени перед своими «хозяевами». Её нагло пнули, девушка рухнула на пол, а когда она хотела встать, её стали удерживать за плечи, не дав попытке выпрямится осуществится. Ей больно сжимали плечи, из-за чего она кривила губы. Эта ситуация была отвратительна, так хотелось сейчас кинутся и расцарапать лицо этому подлому человеку напротив неё, жаль, что её держат. Германия же вовсе старался не смотреть на неё, но не получалось — стоило их взглядам пресечься, и он, резко мотнув головой, изучал пол под ногами, будто это сейчас жизненно необходимо.       И вот приговор звучит. В газовую камеру страну, а затем и оставшихся людей. Когда язык Гитлера повернулся упомянуть опыты на людях, Аня дёрнулась, забилась так, что на помощь двум солдатам пришёл и третий, а фюрер лишь широко улыбнулся, словно только что упомянул в своей речи смешной анекдот. Но ненависти в глазах Ани не было, только призрение. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.       За руки её вынудили выпрямится во весь рост, заведя руки за спину. Солдаты были готовы вывести Брагинскую из помещения, но она задергалась, обращаясь к Германии. — Стойте, — остановил немец их, мужчины послушно развернулись к нему. — Людвиг, прошу, позволь мне последний раз увидеть сестёр и друзей! Выполни эту мою просьбу! — Её глаза его заворожили, он был готов в них утонуть, но знал, что завтра утром их обладательница навсегда сгинет, что давило на сердце адской болью, которая парализовала все тело. Ком застрял в горле, ариец был невероятно потрясён её просьбой, ранее Анна ничего у него не просила, хотя это было ожидаемо. Она была искренна, и он, прикусив до крови губу, соглашается. Понимая, что скоро он её не увидит, немец готов дать ей все, чего она пожелает, наверно, кроме свободы. Его босс и старший брат странно на него покосились, но ухмылка Байлшмидта стала только лучезарнее, сейчас его брат и правда как совсем маленький влюблённый мальчишка, хоть и только по отношению к ней. Сколько раз он подтверждал в своих мыслях тот факт, что его маленький братишка совсем прогнулся под своими ярко полыхающими страстью чувствами к этой русской? Скорее всего раз сто, не меньше. — Да, конечно, — наконец, сказал он, закрывая лазурно-голубые глаза, а затем открывая их с уже направленными в другую сторону взглядом. — Отведите Россию в комнату к остальным пленным станам. Только не долго. — Спасибо, Людвиг, — она несильно, не так уж и явно, но улыбнулась ему, благодаря за выполненную просьбу выражением своего лица и буквально говорящими благодарственные слова глазами, которые теперь навсегда застынут одной картиной в его памяти. Щеки немца полыхнули румянцем, который он, конечно, постарался скрыть от чужого взора.       По лабиринту из коридоров Анну привели в комнату, где держали остальных стран, та же железная дверь, было такое ощущение, что она не была здесь вечность, наверно, потому что часы в изоляции тянулись настолько медленно, что она потеряла счёт времени.       Её сильным толчком впихнули внутрь; девушки, находившиеся там были удивлены, будучи уверенными, что России уже наверно и в живых нет. — Сестрёнка! — радостно завопила Беларусь, до этого сидя в глубокой депрессии, склонив голову вниз так, что даже её лица не было видно за светлыми прядями волос. Она была неизмеримо счастлива созерцать перед собой любимую Анну, потому она, не скрывая бурной реакции, вскочила с кушетки, от чего та издала неприятный для слуха скрип и помчалась к Брагинской. Долетев до неё, она слегка затормозила и буквально врезалась в русскую, заключая ту в крепкие объятья и прижимаясь к ней как в последний раз.       Девушка даже сама не заметила как начала плакать, когда старшая сестра обняла её в ответ, чуть поглаживая по вздрагивающей от всхлипов спине. — Господи, я так счастлива, что вижу тебя, Россиюшка, я невероятно рада, Аня, я была уверенна, что тогда была наша последняя встреча. Мы тогда все стояли, мирно чистили Бульбу, а потом тебя увели. Что они хотели, сестричка? Я перережу им горло, если они тебя обидели! Честное слово!       Затем из остолбенения вышла и Украина, которая не могла поверить глазам, думая, что её младшенькой уже нет. Она поджала губу и медленно подошла к сёстрам. Наташа отодвинулась от Ани, когда приблизилась Ольга, которая протянула правую руку к щеке русской, поглаживая по чужой нежной коже подушечкой пальца. Ощутив еле заметное тепло, Черненко не выдержала и тоже набросилась на сестру, заливаясь слезами. Аня не смогла сдержать тех чувств, что разрывали её сердце изнутри, славянка обняла обоих родственниц, а по щекам, оставляя мокрый соленый след, побежали слезинки, срываясь с подбородка и капая на одежду.       Мимолетно украинка заметила жуткий шрам на руке Брагинской, поэтому отстранилась, хватая руку непонимающей Ани и рассматривая увечье. Беларусь тоже кинула взор на ранение. — Аннушка, они тебя били? — Уставившись в виноватые глаза России, задала она вопрос. Ответ собственно был очевиден, да и вопрос риторический. Украина разревелась пуще прежнего, уже, кажется, ничего не могло её успокоить, она только больше стиснула руками младшенькую, притягивая её к себе, утыкаясь носиком в шею, которую обвивали несколько растрепанных прядей.       Арловская тоже занервничала. — Не отпущу больше! Не отдам никому, миленькая моя, родненькая! — Успокойся, сестрица, не плачь, все позади уже, заживет, — девушка провела по мягким коротким волосам рыдающей на её плече украинки. — Мне нужно кое-что вам всем сказать. Россия отошла от сестёр и встала на середину комнаты. Она уверенно вздохнула и улыбнулась. Молдова и Армения, сидящие тише воды ниже травы, как-то недоверчиво переглянулись, ведь как-то слишком самоуверенно выглядела Россия, зная, что её завтра убьют. Бельгия приготовилась слушать, наблюдая за действиями русской, а Чехия осталась неподвижна и лишь взглядом иногда косилась на Аню, Узбекистан подсела к Молдове, заинтересовавшись рассказом русской. — Скоро Германия падет! У нас появился второй шанс на победу! Завтра все решится, — заявила славянка, расправив плечи. И вновь она как-то сразу воссияла, видимо, для неё одно слово «победа» в этой ситуации даёт особый толчок вперёд, к свободе и чистому голубому небу над головой. — Откуда такая уверенность? Ты так веришь в спасение, так вырываешься, что уже допрыгалась, я слышала завтра от тебя и мокрого места оставлять не собираются, а ты вдруг с такими заявлениями к нам приходишь, и без того тошно, Анна, — отозвалась Бельгия, которая уже потеряла всякую веру в будущую независимость от Германии, да и которой надоел этот не утихающий пыл русской к свободе, из-за которого порой приходится страдать им. Кроме того её уже изрядно достало, что России дают привилегии, как никак, это несправедливо. — Сегодня по коридору меня вёл мой человек, он и сообщил мне, что готовится операция по нашему освобождению! — Бред… — отрезала Эмма. — Хватит! Я заберу всех стран СССР, а что делать вам, решайте сами! Я за вас ответственности не несу! Мои сёстры и друзья из союза первее всего! Ваша свобода в ваших руках. Либо идите вперёд, либо оставайтесь на коротком поводке у этих нацистов! Думай, Бельгия, думай, — через несколько секунд дверь с скрежетом отворилась в неё вошли двое солдат и забрали Брагинскую, которая, уходя, успела увидеть недоверчивую отвернувшуюся Бельгию и обдумывающих все сестёр и подруг.       Затем её отвели в мужскую комнату, но дали времени меньше. Закрываясь, дверь создала небольшой сквозняк, что пронёсся по холодному полу помещения. У парней комнатка была побольше, хотя это логично, ведь они превосходят в количестве девушек. — Россия? Не ожидал твоего появления, — поднялся со старой кушетки Австрия, поправляя очки. Так как он сидел прямо пред входом, то заметил её сразу, некоторые страны же обратили своё внимание на русскую, только когда услышали слова австрийца, ибо каждый раз к ним приходил лишь какой-нибудь солдат, сообщающий, что им пора работать. Но явной неожиданностью для всех стал приход мятежной Анны в их обитель. — Что? Россия? — как ошпаренный с места вскочил Казахстан, не веря своим глазам. Россия была его лучшей подругой, он невероятно сильно любил её, а она всегда ему доверяла, они считали друг друга братом и сестрой, да, не кровными, но это ни сколько не мешало их хорошим отношениям. Казах сидел как на иголках, когда получил информацию о скорой смерти девушки. Даже слезы к уголкам глаз подступили, но он старался себя успокоить, ведь она не может просто так сдаться. — Брагинская? И что же мы тут делаем, о великая наша императрица! — язвил, выказывая искреннюю неприязнь к Анне Польша, у которого была на неё слишком большая обида, которая становилась лишь крупнее с каждым его разделом между ей и другими странами. Он совершенно не растроится, если она умрет. — Аннушка! — Налетел на неё Казахстан, прижимая Анну к себе всеми силами. Россия обняла его в ответ, уж слишком она переживала и за него. — Анна, что Людвиг с тобой делал? У тебя шрамы и раны на руках! — заметил Франциск. Казах тут же встрепенулся, моментально схватив её руку, и начал вглядываться в увечья. — Неужели он все-таки… — Германия изнасиловал тебя? О Боже, Россиюшка! — Француз даже договорить не успел, как Казахстан изумлённо отстранился, заглядывая ей в глаза. — Нет. Все не так, — попыталась она продолжить, но тут и её прервали. — А что тогда? Откуда у тебя такие раны, сестра, — казах был обеспокоен, не мог устоять на месте ровно и постоянно рассматривал русскую. — Он пытался, но я сумела не допустить этого. У меня был нож и я бы в ту секунду с лёгкостью перерезала ему горло, но вломился Пруссия, и я не успела, меня схватили, а затем, — Анна показала кровоподтеки и раны на ключице, отодвинув пальцами воротник немецкой формы, которую она так ненавидела и в которой её будут убивать как собственность Германии, что вызывало в ней только неугомонную бурю отрицательных эмоций. — Появилось все это. — Госпожа Россия, но зачем вы тогда пришли сюда? — послышался совсем рядом голос Эстонии, рядом с ним естественно стояли Литва и Латвия. — Я пришла сказать… — Брагинская повернула голову в сторону прибалтийского трио и ужаснулась при виде Литвы. У него под глазом был довольно внушительный синяк. — О Боже, Литва, что с тобой? — Ничего такого, просто я должен был помочь другу, к которому придрались немецкие солдаты, вот и получил немного, — Анна перевела взгляд на Польшу, у него она заметила следы от пальцев на шее, будто его старательно душили. — Ясно, — поникла она, но затем вспомнила, что хотела, ради чего пришла. — Но я не для этого пришла, у меня мало времени, за мной вот вот придут! Мне нужно вам сообщить, завтра все мы выберемся отсюда! У нас будет шанс, я заберу отсюда всех стран из союза, а все остальные могут либо бороться, либо оставаться здесь.       Реакция на её слова была разной. Франциск и Родерих переглянулись. Тим (Нидерланды) явно усомнился в её словах, как-то недоверчиво он на неё глянул, рядом с ним тихо сидел младший брат, наблюдающий за всем молча издалека. Дания воссиял улыбкой, так он всегда реагировал на хорошие новости, и пусть у него не было подтверждения того, что сказала Анна, но даже то, с какой уверенностью она это произнесла, давало ему надежду. Хенрик чуть толкнул в плечо своего друга, Норвегию, который сел рядом, а тот лишь немного скривился. Югославия был настолько плох, что даже не мог встать с кровати, на нем не так давно сильно отыгрались два охранника, изрядно поиздевавшись, поэтому сейчас парень даже не смог поднять головы, чтобы взглянуть на вошедшую девушку, зато возле него сидел Греция, который по доброте душевной ему помог. Словакия осмотрел всех присутствующих, что-то его напрягало. Страны союза явно задумались, хотели подойти к России и все у неё узнать, но открылась дверь и в комнату зашёл Пруссия, который сначала скользнул взглядом красных глаз по каждому поенному юноше, хитро улыбнувшись, остановившись на тройке прибалтов и стоящему ближе всего к нему Латвии, что заметив такое пристальное внимание отвернулся, будто от стыда. Гилберт вёл себя нагло, но на сей раз он спокойно подошёл к Анне, резко развернул её к себе лицом, сжав плечо, а затем защелкнул наручники на её запястьях, холодный метал прижался к коже, не давая делать лишних движений кистями. — Теперь ты их не снимешь. — Он взявшись за цепь, тянущуюся между кандалов дернул русскую на выход, заслоняя «решётку клетки».