Признание

Воздух кажется спёртым, что дышать им почти до тошноты противно — развернуться бы и отправиться обратно в прохладу ночи, снова крылья распахнуть, позволить зверю разорвать человеческое тело. Но Балерион всё равно дышит: глубоко, размеренно, разбирая чужой страх на ноты, что смакует томящееся внутри него чудовище. Люди расступаются перед ним, сотворённым из огня. Сажа чернеет вокруг его глаз, подчёркивает переливающийся янтарь вокруг тонких спиц зрачков. Балерион смотрит на всех этих высокородных мужей, их жён и детей в дорогих одеждах да слепящих камнях, за которые глупцы и головы бы сложили, а другие — и жили бы безбедно несколько лет. Балерион смотрит на каждого, кто признал Мейегора Таргариена своим королём; на каждого, кто должен чтить его всадника, который забрал то, что ему принадлежало по праву. Мейегор говорил с ним об этом — с драконом, понизив голос и делясь сокровенным с единственным существом, которому безразличны все плетущиеся сети. Единственным, кто не предаст лишь по той причине, что Балерион когда-то поклялся забрать жизнь Мейегора. И эта клятва вернее любой. А до тех пор смерть не властна над ним. Он шагает по залу под волны сбивчивого шёпота, разбивающиеся подле его ног, — не верящего, испуганного. Уголок сжатых губ дёргается, по-звериному обнажая зубы. Это почти забавит. Мейегор ждёт его на троне, чья пасть скалится сотнями мечей. Проглотит, пережует и выплюнет лишь кости, думается Балериону о творении пламени своего. — Ты пришёл, — в голосе Мейегора нет радости, но в глазах Балерион легко угадывает сытое удовлетворение. Он был драконом очень и очень долго: на этих землях и тех, что от Вестероса далеки, во времена их изгнания. — Ты смог меня убедить. Поздравляю, — он отзывается низко, почти скрипуче-рокочуще. С места не двигается, когда Мейегор поднимается, возвышаясь над ним почти на целую голову. Превосходство и наслаждение видом собственного оружия, непревзойдённого в своей смертоносности, расходится от него выплёскивающейся лавой, опаляющей Балериону лицо, сжигающей ресницы. — Ты ничуть не изменился. Мейегор говорит едва слышно, а затем его ладонь оказывается у Балериона между лопаток: собственнически, как если бы за загривок ухватил. Время над ним имеет свою власть: стёсывает, шлифует неровности краёв. — Тебя меня постаревшим не увидеть, — отзывается Балерион да бровь вскидывает иронично. Чужое приближение он ощущает всем телом, и дракон в нём поднимает голову: настороженно, раздражённо клацнув челюстями. Жар загорается в груди, поднимаясь выше к шее, и Балерион душит внезапно вспыхнувшую тревогу. В конце концов, перед ним оказывается всего лишь женщина. Мейегор стоит за его спиной. От этого становится спокойнее — инстинкт защищать всадника сильнее всякой ненависти, пусть и тлеющей углями за прошедшие годы. — Познакомься с Тианной, моей женой. Третьей, если Балерион не сбивается со счёта. Он помнит её. Видел мельком, явившись в человечьем облике лишь однажды, глубокой ночью, когда Мейегор оказался при смерти из-за полученных ран. Тианна отгоняла от короля всех мейстеров, веря в силу своей магии. Истинной или ложной — Балериону было всё равно. Мейегор выжил не благодаря её стараниям, а силе их связи, скреплённой драконьей кровью, но никогда об этом не узнает. А сейчас Тианна смотрит на них обоих, и Балерион не может избавиться от подстёгивающей изнутри опасности. Так когти пересчитывают позвонки — до желания плечами передёрнуть. — Ты ведь знаешь, кто я? — он нарушает тишину первым, зная, что весь зал прислушивается к происходящему подле Железного Трона. Многие поговаривают, что Мейегор с годами становится всё безумнее, нелюдимее, а от того — беспощаднее. Перешёптываются, что не будет у нынешнего короля наследников, а доверяет он только огнедышащему чудовищу, что когда-то было человеком. Тианна не склоняет голову в почтении, лишь подбородок вздёргивает почти надменно, и густые волосы цвета воронова крыла рассыпаются по её обнажённым плечам, блестят в отблесках пламени. — Да. Ты Балерион. Чёрный Ужас. Дракон нашего короля, — последние слова звучат мягче, не ему совсем предназначенные. Но ладонь Мейегора всё ещё жжёт кожу сквозь дублет, и Балерион едва скашивает на него глаза. Встречается взглядами. Мейегор ждёт. Как и всегда, проверяя, натягивая на его шее невидимые никем цепи. — Верно, — произносит Балерион, не отводя взгляда, но говорит не с Мейегором. И даже не с одной Тианной. Он говорит с ними — трусами, подлецами и предателями, что стоят в этом зале. Со всеми, кто ищет свою выгоду и готов продать кого угодно за собственную жизнь. — И если кто-нибудь из вас навредит моему королю, Мейегору Жестокому... Он позволяет губам растянуться в усмешке. Острой, что мечи на Железном Троне. — Клянусь, я убью вас всех.