План A, B, C

Снег падал пушистыми хлопьями, медленно приземляясь на землю, приковывая внимание: плавные движения завораживали. На улице темнело. Двор укутывался в полумрак, заставляя воспринимать все, как сказку. Было безветренно, но жутко холодно, поэтому желание выходить из дома не появлялось. Гораздо приятнее сидеть на огромном подоконнике, на котором можно спать, и смотреть на это все в прозрачное окно. Деревянный домик в поселке был не таким уж старым: в нем сделали хороший ремонт, поэтому внутри он мог походить на коттедж. Но осталась одна важная деталь. Печка. Не камин, а самая настоящая трескучая печка, на которую нельзя смотреть, в трубу которой Санта не пролезет, потому что не вылезет внизу. Языки пламени, вернее, их оранжевый свет, в ней видны лишь из-за маленьких дырочек в крышке. Не так романтично как «большой костер» в доме, который создает камин, но придает уют, которого так не хватает в квартирах. Кокорин кладет дрова в печь, поджигает и прикрывает крышкой. После этого он включает желтую гирлянду, и комната наполняется теплом во всех смыслах. Ему звонит мама, но он лишь быстро отвечает, что все хорошо, что они не голодают, что пить много не будут и все такое. У них на двоих пара бутылок виски и бутылка шампанского, и это все на шестнадцать дней, что даже кажется мало, если они начнут пить, как это делали раньше. До Нового года каких-то паршивых десять часов, а у них почему-то уже готово оливье и подобие ужина, потому что решили провести весь последний день года не за готовкой. Они приехали сюда вчера, быстро все сделали и оставшееся время были готовы лишь сидеть наедине. С алкоголем или без, все равно. Просто хотелось находится с самым близким человеком. Федя зашел в комнату, застав Кокорина, мечтательно улыбающегося и глядящего в окно. Саша повернул голову и посмотрел на своего парня. — Так хорошо, — вполголоса произнес Смолов, тихо выдыхая. — Когда-то мои родители говорили, что любовь в нашем возрасте невозможна. Они думали, что я опробую это ощущение и перегорю. А тут… мы почти два года вместе, и это наш второй Новый год, который мы переживаем как пара. Я не знаю, что будет дальше, но я хочу, чтобы так было как можно дольше. — На тебя плохо действует контраст снега и печки, ну-ка, иди сюда, — Смолов потянул парня за рукав свитера и усадил на мягкую кровать вместе с собой. А Саше и не нужны глупые фразы о вечной любви, ему нужно, чтобы любимый им человек доказывал, что все хорошо именно сейчас, из раза в раз. И вот Федя сидит напротив Саши, смотря в глаза, улыбаясь и шепча: — Дурачок. Кокорин широко улыбнулся и полез обниматься. — А мы будем тут ночевать? — Предполагаю, что да. Кровать большая и мягкая. Удобно. Саша не знал радоваться или плакать. Ему тяжеловато спать со Смоловым на одной кровати, потому что Федя предательски спортивен, от его тела девочки на физре текут, когда футболка задирается. А чем Саша хуже девочек? Он даже лучше, но вот только в те моменты, когда рука попадает на пресс парня, когда сильная нога где-то около паха, сдерживаться не хочется, а надо, хоть иногда во сне предательски возбуждение накатывает, особенно, когда порносны со своим участием и участием Феди видит. И просыпаться не хочется, ведь там либо между ними искры летают, либо просто Смолов со своим оголенным прессом смотрит и улыбается. А Саше остается лишь стыдливо идти в душ сразу же, как глаза откроет. Но это, когда он один. А как быть сейчас? Как быть эти почти две недели? Им вроде семнадцать, но торопиться они не хотят, поэтому с галочкой «первый секс» временят, не зацикливаясь, хоть и не скрывают, что в душе представляют, как бы любимый делал им это. — Саш, чего завис? — поцелуй в висок заставляет очнуться, вернуться в реальность и подставиться под вездесущие руки Феди, которые тянулись обнимать. — Думаю… о том, что нам всего пятнадцать было. — А сейчас всего семнадцать, и мы… — Все те же алкаши, — сказали они вместе, смеясь. — У меня недавно Артем чуть не взял телефон, так страшно стало, — Саша лег на плечо парня. — Он же знает. — Но это не значит, что он должен видеть наши фотки, которые сделаны будто при съемке порнухи. Щеки обоих загорелись, когда парни вспомнили, что изображено на этих фото. Ничего криминального, конечно. Они просто как-то перепили и лежали, целовались, раздевшись до нижнего белья. В пьяный мозг пришла идея сделать несколько фотографий и видео снять. Вот и все. Только одно «но». Видео они не пересматривали, потому что негласно решили так. Там уж слишком горячо. — Саша… — Ммм… — А давай?.. — Смолов открыл папку с видеороликами на телефоне и протянул Кокорину, давая возможность выбрать: смотреть или нет. Саша резким движением нажал на кнопку запуска и не мог отвести взгляд от экрана. Как и Федя. На экране были видны в основном очертания. Очертания тел двух парней. Федя полусидел, опираясь на спинку кровати, его ноги были между ног сидящего на коленках Саши, который удобно устроился и наклонялся к Смолову за поцелуями. Руки Феди были на тазу Кокорина, а руки Саши блуждали по телу парня, чаще всего проходясь по кубикам на животе. Парни увлечённо целовались. Сквозь тишину комнаты, в которой это снималось, были отчётливо слышны шумное дыхание, хрипы и граничащее с криком и громким стоном «Федя!», когда руки Смолова ползли вниз, а губы переместились на шею светловолосого. Оторвавшись от просмотра видео, Федя и в реальности начал зацеловывать шею парня. — Федя… — Саша прикрыл глаза, — Давай… — слова в предложение не составляются, — давай в Новом году. — Ладно, — он улыбнулся и прижал любимого к себе, сминая его футболку и утыкаясь носом в макушку. — Прости. — Э-э-эй! Ты же не серьезно подумал, что я обиделся? — Смолов оставил поцелуй на виске. — Ты же знаешь, что… — Нам все равно. Да, помню, но вдруг… тебе надо, а я… вдруг ты не вытерпишь, — Кокорин опустил глаза в пол. — Ты безнадежная истеричка. Ничего не меняется, — Федя лишь ржет, как конь, и валит Сашу на кровать. — Ты дурашка. Я ж люблю тебя. Значит, подожду немного. — Немного? — Кокорину становится натурально смешно, и он не без хитрых огоньков в глазах, переспрашивает, будто надеется, что Федя (да и сам Саша) будет готов ждать лет сто. — Сможет ли долго продержаться человек, который вытворяет такое в душе? — хитрая улыбка. Смолов решил принять правила незатейливой игры. — Мы вытворяем примерно одно и то же, но ты же понимаешь… — он бы уже не договорил и как никогда кстати был заткнут поцелуем. Проблема простая. Все дело в том, что в их паре негласным активом являлся Смолов. Они были одинаково дерзкими в жизни, но, если дело касалось отношений, Федя был главным. Именно он познакомился тогда, именно он начал звонить каждый день, именно он звал куда-то Сашу, именно он первый поцеловал, именно он заваливает парня на кровать/диван/любую поверхность, а если это и делает Кокорин, он заваливает его на себя, что Федя получается сверху. В купе эти факторы выявляли одну простую вещь — ноги раздвигать придется Саше. Поэтому он больше ссыт, поэтому Феде меньше страшно. И Федя понимает, поэтому не давит. Ведь и так хорошо. Старый год проводить они забывают, занявшись просмотром фильмов и увлекшись поцелуями. За окном совсем стемнело, и единственным осветительным прибором была разноцветная гирлянда. Федя разлегся на том самом подоконнике, держа бокал с шампанским и вглядываясь в черноту ночи. Саша включает телевизор, чтобы не пропустить выступление президента, берет уже готовый второй бокал и садиться к Смолову. Рука Феди легла на руку Саши, а уши ловили лишь размеренное дыхание сидящего на против, а не очередную уже начавшуюся речь о том, что этот год был нелегким для нас, ведь для них это вранье. Самое настоящее, потому что пока живы их подростковые, глупые, возможно, преувеличенные чувства, им горы по колено. Они готовы перетерпеть любую боль, потому что знают, что в самой ужасной ситуации хотя бы один самый близкий человек останется, чтобы поддержать. Они готовы изображать показную неприязнь в школе, чтобы смеяться над ними не стали. И скорее всего найдутся те, кто скажет: «Им ведь должно быть все равно на остальных, если между ними любовь». А между ними любовь, но вот спокойно жить хочется, чтобы не приходить злыми и взвинченными после уроков домой, чтобы не начать самим искать что-то плохое. Да и как легко на душе, когда на их взаимоотношения всем пофиг, потому что ну, не ладят ребята, и что, бывает, как легко, вспоминая об этом, смеясь, целоваться и обниматься у кого-то в комнате, делая домашнее задание. Им ведь важно, что есть близкие, кто понимают. Два года назад на Новый год Смолов написал на бумажке «Родители примут мою ориентацию». А через два дня тихо сказал на кухне: «Мам, пап. Я влюбился в Сашу… Кокорина». Увидев в ответ лишь удивленные лица, Федю затрясло тогда, ведь он думал, что возненавидят, но в ответ послышалось лишь отцовское«вот сынок и дорос до влюбленности» и добрый смех обоих родителей, от которого уютно становится. И все стало хорошо, поэтому, когда он однажды сказал: «Мы вместе…», откликом было лишь спокойное «Поздравляю, сынок» и крепкие объятья отца, который действительно был рад за душевное счастье сына. Саша своих родителей немного ошарашил фразой «У меня появился парень», ведь до этого у него были лишь симпатии к девочкам, которым он вроде как отправлял сердечки и валентинки. Но выслушав понятную историю о том, кто его парень и как долго это все, тоже выразили поддержку, которая так нужна была. Следующей была бабушка, которая, ну, не должна была ничего узнать, но вот приспичило Саше и Феде целоваться, лежа на диванчике на веранде, когда Смолов летом приезжал погостить. Ситуация проста, как счет до пяти, — бабушка зашла, увидела и лишь поинтересовалась «А это вы серьезно или поразвлекаться решили». Щеки парней зардели, руки случайно или нет сплелись, и бабушка просто сказала, что обед готов, и для любви силы нужны, а они из еды берутся. За что вселенная послала им таких прекрасных родственников они до сих пор не знают. Последним, кто узнал был Дзюба, и Саша действительно был рад, что лучший друг не отверг, не начал стебаться и нагло смеяться, а принял и принял, в общем-то, с пофигизмом, тая секрет о нененависти Смолова и Кокорина перед всей школой. Вот послышался бой курантов. Бумажек не было, поэтому они тихо сказали свои желания по очереди: — Хочу, чтобы мы были счастливы вместе, — с улыбкой говорит Саша. — Хочу, чтобы ты мне дал в этом году, — Федя тихо смеется над выражением лица Саши. — Извращенец ты, вот ты кто! — он «дуется», делая глотки шампанского под начало гимна России, и смотрит на довольное лицо Феди. Кокорину так и хочется сказать, что твое, Федя, желание сбудется, потому что я тоже не железный, а ты только давишь на меня, сволочь такая, и он говорит это глазами, смотря прямо в черные зрачки Смолова. А Федя — не дурак, все понимает и лезет обниматься, чтобы верность свою доказать, потому что Саше нужно это, мы же уже знаем. Смолов вытаскивает светловолосого на улицу ближе к часу ночи, хотя тот противится и грозится закидать Феде снега за шиворот. Но у Феди слишком хорошее настроение плюс понимание того, что Саша никогда такого не сделает, ведь о здоровье Смолова бережется больше всего. У Феди бенгальские огни и пружинные хлопушки. Сначала они выпускают в воздух конфетти из вторых, а потом поджигают первые, смотря на летящие искры. — Федь, а мы с тобой бенгальские огни. — Почему? Слишком романтичное сравнение, становится даже интересно. — Смотри, от них искры скачут, между нами такие же, — а потом звучит искренний детский смех семнадцатилетнего пацана, и Федя вновь думает, почему Саша не пошел на олимпиаду по литературе с такими то возможностями в использовании тропов и умении составлять сравнение. Теперь метафорический образ бенгальских огней будет преследовать их, потому что Федя так решил, перебивая в телефоне Кокорина с «Петушара Кокорин» на «Петушара бенгальский огонек», слушая негодование Саши по поводу очередного сравнения с петухом из-за «Коко» в фамилии. Из-за бездействия Смолова в плане добрых для Саши дел, Кокорин перебивает его в «Бревно», ловя шокированный взгляд Феди. — Ты Смолов. Смола. Смола из дерева. Дерево — бревно. Так что, ты мое бревно. — Знаешь, Сашуль. Вот наступит в этом году день, и я покажу тебе, что не бревно. Как самоуверенно, ведь Федя на самом деле сам не думает, что в первый раз он будет секс-бомбой, потому что это первый раз. Так. Еще раз о сексе подумаю — леща себе дам. Потому что Феде пора остановиться и успокоиться, но Кокорин сам начал затирать про глубинные темы в отношениях, и сложно представить абсолютно серьёзные взрослые отношения без этого. Они нифига не взрослые, но отношения серьезные, потому что они сами так решили, потому что это решение поддержало и мозг, который должен вроде быть адекватным, го в их случае ответная слепая сильная любовь — единственный адекватный выход из ситуации. Ну и прекрасно! Федя обнимает Сашу сзади, и они вместе смотрят на залпы салютов, украшающих небо, и смеются, когда Кокорин выбрасывает тупую шутку о том, что можно было бы салютами начеркать на небе русской трехбуквенное слово, в котором первая х, а последняя й. Они заходят через час, промерзшие до костей. Смолов готовит горячий чай и приносит его в комнату. Они раздеваются до нижнего белья, вешая по дому мокрые от снега и холодные вещи, быстро забираются под одеяло, хватая свои кружки. Чай выпивается быстро, согреваются они быстро, но кончики пальцев у Саши еще холодные (терморегуляция была послана его телом далеко и надолго). Он осторожно касается любимого фединого пресса, заставляя того прикрыть глаза и довольно промычать что-то. Они почти трезвые, но атмосфера так раскрепостила, что Саша думает: сейчас или никогда. Он ведет пальцами вниз, задевая резинку трусов и… останавливает пальцы на члене, «хозяин» которого, все-таки, тоже подросток, поэтому терпение ни к черту. Возбуждение накатывает за считанные секунды, и вот Саша уже держит руку на вставшем достоинстве. — У меня есть смазка и презервативы, — шепотом Кокорина на ухо. — Ты… — сквозь возбуждение пытается сказать Федя, — ты готовился. Ты хотел, чтобы именно здесь. — Happy New Year, Федюш… Если ты не против. А он не против. Он целует Сашу в шею, аккуратно, будто боясь, проводит около паха, заставляя Кокорина шумно выдыхать. Радость, страх, желание охватили ребят. Оставшиеся вещи быстро слетели на пол. Руки были везде. Жадные поцелуи. Холодные пальцы Феди в смазке, и… тот самый первый секс.Да, Саше было больно, но успокаивающий шепот Феди, его вырывающиеся полустоны удовольствия немного скрашивали обстановку. — Ты ненормальный, Кокорин, — Смолов оставляет последний поцелуй на Сашиной шее, смотрит на появившиеся засосы и улыбается своей работе. —Подарок, — щеки зардели, он уткнулся в плечо Феди и крепко обнял его. — Какой приятный подарок, — легкий чмок в щеку и улыбка. За окном снова падают хлопья. Большие такие, мягкие, белые-белые. Они укрывают, отдавая свой покой такому шумному в этот момент миру. Слышаться выстрелы фейерверков, хлопушки и радостные возгласы людей. Но это всё далеко, а тут… тут горят красивые гирлянды, стоят кружки из-под горячего чая по соседству с бокалами из-под шампанского, а под теплым пуховым бабушкиным одеялом на большой кровати на мягком матрасе лежат двое влюбленных, целуются, потом смотрят друг другу в глаза и широко-широко улыбаются. И все так хорошо. Все так прекрасно. — Блин! Подарок! — Смолов громко вскрикнул и потянулся к рюкзаку. Он быстро достал сверток и смущенно протянул его Саше. Кокорин распахнул глаза и немного трясущимися руками начал открывать. Бантик снял легко, размотал упаковочную бумагу, не порвав, потому что очень берег то, что Федя так заморочился для него, и посмотрел. В его руках лежала стопка их совместных фотографий, к каждой из которых была подпись. Вот «Наше первое фото. Спустя день, как мы познакомились», вот «Тут ты вылил на меня ведро воды, а я повалил тебя на землю», вот «Ты ржешь над нашими одноклассниками, которые думает, что мы хотим друг друга убить». Отдельным красным бантиком была замотана вторая стопочка, которую Саша открыл, но тут же пожалел. Фотографий было немного, но зато какие. «Вот мы фоткались после бассейна», «Это фото я прислал тебе, когда ты спросил, как я» — а там Федино фото в зеркале, где он стоит в одних джинсах, а вот и пошли какие-то фотки с поцелуями. — Смотри, их можно по времени различать, — Саша придвинулся ближе к заинтересовавшемуся Смолову. — Вот тут мы несмело чмокаемся или вообще в щечку, а тут, — он взял одну из недавних фото, — уже натурально сосемся на камеру. Федя, улыбаясь, смотрел на Кокорина, не понимая, за что же ему в таком возрасте такое счастье. Он крепко обнял Сашу и тихо на ухо сказал: — То есть тебе понравилось?.. — Очень. Очень. — Кокорин чмокнул Смолова и, сложив фотографии, убрал их. — А я тебе вот, — он достал конверт размером, как А4, и протянул его парню. Тот быстро открыл и, мягко говоря, впал в ступор, смотря на Сашу с недоумением и счастьем, а потом громко засмеялся, утягивая Кокорину в поцелуй. Тихое «Спасибо, придурок», и Смолов продолжает целовать, откладывая конверт. А там сделанное домашнее задание на каникулы, включая сложные задачки по геометрии и даже тетради Смолова по русскому, географии, биологии и обществознанию со всеми перечерченными схемами, упражнениями, практическими работами и другим. Саша действительно придурок. Но вот как его не любить такого?