приговор

Диппер с детства говорил, что не очень хочет найти своего соулмейта. Он никогда не позволит диктовать судьбе, как ему жить. В три с половиной он был не особо убедителен, правда. А в десять лет уверенности в этих словах было хоть отбавляй. Но Мэйбл помнит, как в двенадцать он расстроился, что Венди оказалась не его избранной. Она тогда сидела у его кровати, он отказывался говорить и лишь жевал ярко-жёлтую лакричную палочку. Она тоже чувствовала вместе с ним тянущую боль в груди и лёгкое головокружение из-за эмоций. У неё не было метки тогда, в отличии от брата. Ему, как Мэйбл казалось, дико повезло. На солнечном сплетении красивая россыпь звёзд всегда будто переливалась тёмно-синими бликами. И она легко завидовала. Завидовала и так сильно радовалась за него. За него и будто с ним. Им было девять, когда Диппер прямо за обедом почувствовал жжение в груди. Мэй-Мэй помнит, что тогда они делились спагетти друг с другом, а потом появилась метка. И брат сразу же стал будто взрослее. Родители тогда так сильно радовались. — Твой соулмейт, наверное, очень красивый. Как и ты, — любила повторять мама. Родители гордились ими обоими. Сейчас, наверное, не будут. Он задрал футболку прямо за столом. Кожа на его рёбрах была слегка красноватой, воспалённой. Но уже были видны звёзды. Его метка, которая поможет ему найти соулмейта. И Мэйбл до шестнадцати лет не понимала, почему у Диппера метка появилась раньше, ведь она старше, пусть и на пять минут. В больнице врач ей сказал, что это нормально: просто так бывает, что метка появляется после пятнадцати — именно тогда, как все уже хвастались во всю своими значками и историями об их получении — или даже позже. Это лишь значит, что её человек рядом, что она знакома с ним, и он о ней заботится. Чем ближе соулмейт, тем дольше метка не проявляется. Будто находится в спячке. Как медведь, да. — Мисс Пайнс, вам не стоит переживать. Судьба не ошибается. И скоро вы найдёте своего человека, если уже не нашли. Глупая Мэйбл подумала, что всё это можно спокойно отнести к её парню тогда. Мальчику, которого она знала с двенадцати. Стив на следующий день получил — как подарок на Рождество — первый секс Мэйбл и заверение в любви, а через ещё тринадцать дней у него появилась веточка сакуры на локте. И он ушёл к своей подруге детства — Кэйт, которая холила свою сакуру на локте с трёх лет. Старшая Пайнс рыдала на коленях у брата целый вечер. Он принёс ей пиццу и смотрел с ней «Храбрую сердцем», «Русалочку», «Золушку» и много других диснеевских мультфильмов всю ночь, пока Мэйбл не уснула у него на плече, а он обнимал её и гладил по спине, повторяя, что всё хорошо. И она не должна жалеть, что переспала впервые с парнем, который не является её соулмейтом. Что это опыт. А он нужен всем. Мэйбл помнит его каштановые растрёпанные пряди, жилистые руки и подтянутый торс. Она помнит, что хотела сказать ему, что боится осуждения и непонимания соулмейта. А потом подумала, что её это волновать не должно: он поймёт, ведь не зря они предназначены друг другу судьбой. Диппер ведь тоже занимался сексом с девчонкой из школы на какой-то из вечеринок. И они даже иногда встречаются до сих пор, чтобы провести ночь вместе. Мэйбл, правда, никогда не спрашивала его о тонкостях этого дела. Да, они близки, но она знала о личных границах. С тех пор она иногда приходила к брату с пиццей и просила посмотреть мультики с ней. Он хохотал, целовал её в лоб, шутил, что она уже слишком большая для этого. И включал ноутбук. Они менялись. Каждый в своём ритме. Мэйбл перестала дурачиться, Диппер стал более раскрепощённым. У неё были каштановые локоны и длинные ногти, которые она красила в персиковый. А у него абонемент в спортзал и дикая любовь к физике. И каждый день они поддерживали друг друга, иногда пререкаясь. Были рядом. В семнадцать парень на неопределённое время — как любил говорить Диппер — подарил ей огромный букет из белых лилий. Мэйбл знает язык цветов и до сих пор не понимает: какого чёрта он чувствовал к ней нежность и считал красивой, невинной и непорочной, если трахал её каждую субботу, как последнюю шлюху? Она ехала домой после свидания ужасно уставшая и расстроенная. И просто отдала тогда букет первой попавшейся женщине, а на следующий день порвала с парнем. В первые секунды восемнадцатилетия она сидела с Диппером на крыше их дома, пила с горла вино и думала, что её соулмейт — полнейшее мудло, которое игнорирует её уже слишком долго. Младшему Пайнсу вообще не повезло: неизвестно, когда его избранный человек вообще объявится на горизонте. Они чувствовали одну сосущую тоску на двоих. Когда Мэйбл исполняется девятнадцать лет, два месяца и три дня, она готова выпрыгнуть из окна. Чернильные звёзды на солнечном сплетении нельзя стереть салфеткой или вывести лазером. Это приговор. Её приговор. Это произошло, когда она принимала душ дома. Лёгкое покалывание переросло в дикое желание расчесать себе кожу до кровавых полос. Обнажённой, она стояла перед зеркалом в полный рост, глядя, как капли воды стекают с каштановых мокрых прядей на её костляво-молочные плечи, а в районе солнечного сплетения появляются воспалённые звёзды. Такие же, как у Диппера. Такие же, как у брата. Она смотрит на метку и хочет плакать. Теперь уже понятно, почему она так долго ждала. Теперь понятно, почему она так остро чувствовала эмоции брата. Соулмейты ведь чувствуют друг друга на интуитивном уровне. Совсем как близнецы. Мэйбл не выдерживает и садится на бортик ванной. Трёт глаза и снова смотрит на метку. Нет, это всё ещё звёзды. Это её метка. Её судьба. Её п о з о р. Отчаяние накрывает с головой. В носу щиплет, во рту собираются слюни. Слёзы подкатывают к горлу и заставляют задыхаться от нехватки кислорода. Она ждала девятнадцать лет ради того, чтобы узнать, что её соулмейт — её близнец. Который каждый день находился рядом. Который смотрел с ней телевизор. Который рассказывал о своём первом поцелуе. Который успокаивал её после неудачных отношений. Который целовал её в лоб и укутывал в одеяло, когда она заболевала. Он был рядом каждый чёртов день. И она тоже была рядом с ним. Она плачет. Царапает ногтями кожу на груди. Не понимает, за что им это испытание. Думает, не о том, что она сделала не так, но о том, за что ему это. Она почти воет, глядя на пальцы в крови, понимая, что разодрала всё же себе кожу. И резко затыкает себе рот рукой, когда слышит стук в дверь. — Мэйбл? Ты долго ещё? Я… Мне нужна твоя помощь. Кажется, мой соулмейт… С ним что-то происходит. Мне так больно и плохо. Никогда такого не было. Она сглатывает. Голос Диппера отпечатывается на подкорке. Пайнс понимает, что должна помочь ему. Хотя бы словами. Возможно, даже рассказать о метке. Она нужна ему. И плевать на то, что ей хочется прямо сейчас хлебнуть кислоты. Когда она пытается говорить, то сипит, будто курила всю прошлую жизнь. Которая была до. До того, как на её груди… — Я скоро выйду, — получается жалко и слегка по-детски. — У тебя всё нормально? — голос ещё более расстроенный. Мэйбл почти видит его грустное лицо, большие глаза и растрёпанные вихри. — Да, Дип-Доп, у меня всё под контролем, — говорит, понимая, что контроль и она — сейчас две параллельные вселенные. Она небрежно смывает кровь, оставляя и не замечая розовые разводы в раковине и на полотенце. Надевает тёплый халат, собирает мокрые волосы в пучок на макушке. Смотрит в зеркало и думает, что надо поступить, как Скарлетт О’Хара. Мэйбл подумает об этом завтра. Сейчас она просто забудет об этом, о метке, и поддержит брата. Которому плохо по её вине. В груди что-то тянет и болит. Пайнс завязывает халат на один узел, натягивая концы так, что её талия кажется кукольной. И выходит из ванной. В коридоре на полу сидит Диппер. Когда Мэйбл смотрит ему в глаза — это продолжается не дольше трёх секунд — настолько морально больно, что ей хочется поморщиться и зарыдать снова. После её вспышки эмоций младший Пайнс жмурится и трёт метку. — Ты плакала? — Это важно? — Мэйбл садится рядом, подгибая правую ногу под попу. Отпускает концы халата, и он делает попытку окончательно свалиться на пол, что девушка просто не замечает. — Сильно больно? — Больнее, чем всегда. В несколько сотен раз, — Диппер снова жмурится, когда у Мэйбл на секунду замирает сердце. Он чешет шею и прижимает руку к метке. Видимо для того, чтобы она не болела так сильно. И старшая Пайнс вдруг замечает, сколько в этих простых жестах элегантности и боли. Она тянется к нему рукой, чтобы провести кончиками пальцев по ключицам, накрыть его руку своей и слегка сжать, показывая, что он не один. В следующую секунду Мэйбл хочет оторвать себе руку или отгрызть по локоть и сжечь. Ей кажется, что она даже не имеет права прикасаться к брату. Он в эти мгновения её внутренней борьбы сжимается, морщится и рвано вдыхает. — Блять, да какого хрена? У Мэйбл тот же вопрос. Она старается успокоиться, теперь уже без колебаний обнимает брата, который едва не плачет. Они сидят так несколько минут, пока Пайнс не понимает, что в комнате у родителей слышится шум. Кто-то идёт в их направлении. Она тянет Диппера в его комнату и надеется, что никто не увидит, в каком состоянии они оба находятся. Затягивает халат. — Ложись. Может, тебе сделать какао? — спрашивает, пытаясь вызвать в самой себе тёплые чувства, лишь бы ему стало лучше. Слегка получается, потому что Диппер выглядит очень по-домашнему: в одних пижамных штанах с воспалённой меткой и слегка влажными волосами. — Не надо. Если столкнёшься на кухне с мамой, то она тебе устроит допрос с пристрастием, почему ты такая зарёванная, — он усмехается, и Мэйбл чувствует первобытное желание прижаться к нему. — Не хочешь отвлечь меня от моей боли своими проблемами? Мэйбл садится рядом, снова затягивая халат, и решает сказать хотя бы половину правды: — Это из-за метки, — голос снова срывается. Ей больно, но в ту же секунду она чувствует такую щемящую нежность и заботу, смешанную с чувством любви, что мгновенно расслабляется, позволив себе откинуться назад, в объятия соулмейта. В объятия брата. Осознание, что это не её чувства, приходит ещё позже. Это не её эмоции. Это чувствует он. — Что случилось? — парень обнимает её очень крепко, прижимая к груди. Его метка всё ещё горячая — Мэйбл ощущает это даже сквозь халат. — Я просто подумала… — она закрывает глаза перед следующей фразой, будто собирается прыгать с обрыва. — Подумала, а что будет, если я не понравлюсь своему соулмейту? Вдруг он меня не захочет? Вдруг мы с ним не сможем быть вместе? Если наша связь — это ошибка? На последних словах голос переходит на шёпот. Дрожит. Мэйбл понимает, что проигрывает эту войну. Ей хочется распахнуть этот хренов халат, чтобы он увидел её голой с этими чёртовыми звёздами, выжженными у неё на груди. — Мэй-Мэй, ты чего? — Диппер греет её своими чувствами изнутри и обнимает мягко, ненавязчиво покачивая. Складывается ощущение, что это не ему нужна была поддержка, а ей. — Ты самая крутая в этом мире, честно. И я уверен, что тот парень уже влюблён в тебя. Может, он тебя не знает, но обязательно полюбит. Ты его так долго ждала, а он тебя. А может это вообще хорошенькая девчонка, а? — он шутливо подмигивает ей, толкая в плечо. — Если бы я был на месте твоего соулмейта, то целовал бы такую красотку каждый день каждую свободную секунду и… Диппер внезапно отталкивает её, закусывает свою собственную ладонь и мычит. Мэйбл знает, что его ломает внутри. Последняя его фраза взорвалась неконтролируемым пожаром где-то в её животе. И она представляет, как он её целует. Притягивает к себе, нежно прикасается своими губами к её. Старшая Пайнс поддаётся ему — Диппер облизывает нижнюю губу, Мэйбл кусает его верхнюю. Он хмурится и углубляет поцелуй. Она сидит, как истукан, и, кажется, брат звал её уже несколько раз. Но единственное, на что её хватает — смотреть на его обкусанные красные губы. Когда Диппер наконец дотрагивается до неё, она резко дёргается и смотрит так, словно впервые его видит. Он очень красив. — Мэйбл? — Прости. Задумалась, почему у тебя такие сильные боли, — она почти не лжёт — ей и правда интересно. — Я думал об этом, но никаких идей нет, — он ложится на подушку, устало прикрывая глаза. И хлопает ладонью рядом с собой. — Иди ко мне. Не хочу быть сейчас один. Это дико больно, если честно. Мэйбл хочется уйти к себе в комнату, разреветься там ещё разок. Чтобы стало лучше, легче. Чтобы переболело. Но она ложится рядом с братом, затягивая снова пояс на халате. Говорит, что всё будет хорошо. И лучше бы ему завтра сходить в больницу. Произносит всё это и не верит своим собственным фразам, своему голосу. Она как хрустальная ваза — вот-вот сломается, если кто-то нечаянно заденет её. — Спи, Дип-Доп, завтра всё наладится, и твоему соулмейту станет лучше, — сжимает его руку и улыбается. Он ничего не говорит, не улыбается в ответ и только прикрывает глаза, сжимая руку в ответ. Мэйбл лежит так слишком долго. Всё её тело затекает, часы устало отмеряют минуты до рассвета. Диппер засыпает быстро, но её глаза закрываются лишь через несколько часов, в то время, как она думает, что расскажет брату о своей метке чуть позже. Когда они оба будут готовы. Но будут ли? Просыпается девушка на своей кровати. Волосы тянет из-за пучка, она нервно дёргает головой и встаёт с кровати. Неужели Диппер её перенёс? Зачем? Обычно он не делал этого. В зеркале Мэйбл видит лопнувшие капилляры в глазах, огромные синяки под ними и губы, на которых уже покрылись корочкой маленькие ранки. Обкусанные просто до мяса. И такой её иногда видел соулмейт. Вот чёрт. На часах уже почти двенадцать, но Мэйбл знает, что никто не будит никого на выходных. Все спят столько, сколько хотят, поэтому, не торопясь, развязывает бант на халате, надевает домашний тёмно-серый костюм. Не спеша расчёсывается. И всё это время думает о том, что ей делать. Вариант рассказать кому-либо об этом сразу отметает: её скорее ждёт скандал. И плевать, что метка от неё не зависела. Мысли крутятся, как мальки в воде. Когда она заходит в ванную, которую делит с Диппером с самого детства, её накрывают воспоминания, как она расчёсывала свою метку. Сегодня звёзды уже были в прекрасном состоянии — чёткие линии выглядели так, словно вчера у старшей Пайнс не было желания выдрать себе кусок кожи. Мэйбл же сейчас видит только чистую раковину и новое полотенце. Старое, в алых разводах, валяется на дне корзины для грязных вещей. Диппер? И только мысль об этом проскальзывает в сознании девушки, дверь открывается, и в комнату заходит сам парень. Мэйбл резко вдыхает, потому что её накрывает не её волна радостного ожидания и нежности. — Доброе утро, принцесса. Не знаю, что за войну ты вчера здесь устроила, но больше так не делай, — брат подходит к раковине, моет руки и продолжает: — Я на полном серьёзе думал, что ты решила вскрыться. Мэйбл думает, что это было бы хорошей идеей, будь она не в таком шоке, который был у неё вчера. — Доброе утро, Капитан Кайфолом. Смотрю, тебе лучше, чем вчера. Я могу же почистить зубки? — она игриво пихает его в бок. Диппер же никак не реагирует и лишь ближе к ней подходит, хватает её ладони и с тревогой в глазах спрашивает: — Мэйбл, я должен что-то знать? — он хмурится, сжимая её ладони ещё сильнее. — Есть что-то, что касается и меня? Девушка хочет сказать ему. Почти открывает рот, чтобы просто сказать одно слово и показать метку, но её вдруг озаряет. Она не только теперь лучше чувствует эмоции Диппера, но и точно может различать все оттенки его переживаний. Такого раньше никогда не было: были лишь отголоски каких-то сильных всплесков. Со вчерашнего появления метки их связь улучшилась, укрепилась. Поэтому ему было так больно. — Господи. Она шепчет, оседая на пол. Взгляд потерянный. Внутри — ненависть к себе. Чистая, искрящаяся. — Мэйбл? — его тихий, обеспокоенный голос, забота в глазах почти доводят её до истерики. — Блять, да что такое? Девушка чувствует его беспокойство, боль и тягучую грусть. — Моему соулмейту очень грустно, — она почти и не врёт. — Это транслируется на меня, понимаешь? — и снова почти не солгала. Диппер лишь рвано вдыхает и кивает. Поднимает Мэйбл на ноги, придерживая одной рукой за локоть. Ей кажется, что она всё ещё в шоке со вчерашнего вечера. — Почисти зубы, Звёздочка. И умойся. Поедем в больницу, — он хитро улыбается. — Ты же помнишь, как сильно я не люблю эти процедуры? Будешь группой поддержки. Мэйбл смотрит в его кристально-синие глаза. И понимает, что ей хочется почувствовать не только вот это вот нежное поглаживание своей руки. Она хочет, чтобы он крепко, до хруста в рёбрах, обнял её, прижал к себе и сказал, что всё будет хорошо. — Я сделаю тебе кофе, если хочешь, — Диппер отпускает её руку, смотрит в зеркало, поправляет прическу. — Была бы рада. Ужасно себя чувствую, — Мэйбл хочет снова дотронуться до него. Почувствовать тепло его тела, поцеловать в щеку. Эти желания были ведь и раньше? Он кивает и выходит. Мэйбл на скорую руку приводит себя в порядок. И даже немного красится: тушь на ресницах, гель для бровей и холодное свечение хайлайтера на скулах. То, что она нашла соулмейта — не конец света, ведь так? Перед тем, как спуститься в столовую, Пайнс переодевается снова, но уже в джинсы с вишнёвого цвета кроп-топом, который — она проверила — надёжно прячет метку. Когда закрывает дверь в комнату, останавливается и с тоской смотрит на сумку с вещами. Уже сегодня вечером она останется один на один с братом. Выходные дома с родителями были нужны им обоим в середине семестра. И как она теперь должна жить и учиться рядом с Диппером в одной квартире? — Мэйбл, мы думали, ты там утонула, — шутит отец, принимая поцелуй в висок. — Доброе утро, — напевает девушка на весёлый мотив, пытаясь показать, что настроение у неё просто великолепное. Как и всегда в воскресенье. Их мама лишь приподнимает голову, посылая дочери улыбку: — Надеюсь, ты выспалась, милая, — Мэйбл угукает, хоть и не чувствует себя отдохнувшей. Скорее истощённой. Она лишь радуется, что спала в тёплом и уютном халате. — Быстрее завтракай. Дипперу вчера было ужасно плохо, и он почему-то скрыл это от нас, — женщина смотрит с таким возмущением на сына, что он даже начинает щурится, выражая высшую степень негодования. — И он сказал, что поедет туда только с тобой. — Дип-Доп всё ещё маленький мальчик, мам, — игриво тянет Мэйбл, отворачиваясь за чашкой с обещанным кофе, и не видит горящего в эти секунды взгляда брата, пока он смотрит ей в спину. Она пьёт кофе и берёт со стола упаковку с мармеладными мишками. Достаёт фиолетового медведя и уже хочет закинуть себе его в рот, как её за руку хватает Диппер, который слишком незаметно к ней подкрался. — Вообще-то это мои любимые, — шепчет на ухо, прижимаясь к её спине своим животом. С этими словами он слегка наклоняется, подносит руку сестры с зажатым мишкой к своему рту и, мягко обхватывая её пальцы губами, забирает мармеладку себе в рот. — Всё ещё маленький мальчик, да. Мэйбл быстро кидает взгляд на родителей, лишь бы убедиться, что они… Что они не видели этого. Этой хреновой эротики. Господи. Да он издевается. Будто знает и играет на нервах. Она еле выравнивает дыхание, понимая, что всё ещё зажата между столом и братом. — Диппер, что ты, блять, делаешь? — шипит, пытается выбраться. — Обнимаю сестрёнку, — шипит в ответ и правда ещё крепче прижимает её к себе и сцепляет руки в замок прямо на её солнечном сплетении. Мэйбл на секунду задыхается. Что за игры? Он решил показать таким образом, что уже вырос? Они часто так дурачились. Но это было так давно. И сейчас Пайнс расценивает это как угодно, но не простые братские объятия. В них какое-то отчаяние. Просьба. Но точно не братская любовь. Руки Диппера на метке нервируют Мэйбл. Она вырывается из кольца рук и резко оборачивается к нему, хлестнув каштановыми кудрями брата по лицу. Он ухмыляется. А девушка думает, как сильно он изменился с двенадцати лет. Где тот нерешительный паренёк, который страдал из-за Венди Кордрой и шастал по лесу в поисках приключений? Да и она тоже уже не та. Нет больше безумных нарядов и глупого поведения. Теперь она изучает программирование в Калифорнийском университете в Беркли. Вместе с Диппером, который учится на другом факультете. — Ты собрал вещи? — она боится его спрашивать. Боится узнать не тот ответ, если честно. — Готов ехать прямо сейчас, — смеётся тот, мешая родителям смотреть сериал. И кажется, понимая не заданный вопрос, отвечает на него. Мэйбл думает о том, что в Беркли хоть может сбежать из их квартиры на пару часов. Здесь, дома с родителями, в этом чёртовом Лос-Анджелесе, который она ненавидит с тринадцати лет, покоя не найти. А после вот таких выходок брата девушка вообще не знала, что ей делать. Поэтому она лишь допивает кофе и сбивает рукой упаковку мармеладных мишек, о которых она напрочь забыла. — Блять, — отчётливо громко произносит и кривится от замечаний папы с мамой, что материться даме в её возрасте не положено. А иметь в соулмейтах брата то есть можно? — Да сейчас уберём, па, — весело говорит Диппер. Мэйбл опускается рядом с ним на колени и собирает мишек по одному, кидая в мусорную корзину. В какой-то момент она берёт снова фиолетового мишку, но брат мягко и уверенно забирает его себе, щёлкая её по носу: — Я их люблю, отдай. Мэйбл наигранно хмурится. На самом деле, она не знает, как сейчас себя вести с ним. Она боится. Ей страшно.