Огонь в твоём очаге

Везение утопленника — вот что было его суперсилой. Ох, как много историй об этом Сандор мог бы рассказать красноволосой шарлатанке. Он так и не потрудился раздеться и перебраться на койку в спальню — какая к херам разница, где бесцельно пролёживать бока и просирать жизнь. Бездумно листая каналы, Сандор опустошал банку за банкой тошнотворно-тёплого «Будвайзера», и в какой-то момент снова вырубился. Новое утро не принесло избавления. Никто и не рассчитывал на такой расклад — он, может, и лузер, но определённо не идиот. День принёс Сандору лишь головную боль и отвращение к самому себе. А ещё знакомое ощущение, что он опять ударился о самое дно и дальше падать попросту некуда. Наверное, нужно было заставить себя встать и пытаться шевелиться. Поставить перед собой ещё одну цель, даже наверняка зная, что в конечном итоге все его трепыхания ни к чему путному не приведут. Он делал так уже не один раз, благо на это доставало его врождённой упёртости. Надо было хотя бы подняться и принять душ, но он всё ещё продолжал лежать, рассматривая гостиную. В комнате царил полумрак. Начало зимы не задалось: с низкого серого неба короткими злыми ливнями который день лил ледяной дождь. Вот и сейчас тугие капли истерично молотили в его окно. День только начался, но сквозь мутное, засиженное мухами стекло и давно не чищенные жалюзи казалось, что снаружи — ночь. Какой смысл дёргаться — подумалось Сандору. У него было отложено немного деньжат на чёрный день. Это было одним из главных правил его бытия, ибо чёрные дни наступали в его жизни с завидной регулярностью. Отложенной заначки вполне хватит на то, чтобы не протянуть ноги с голоду и остаться любимым постоянным клиентом в баре за углом ещё на месячишко-другой. А потом он что-нибудь придумает. Неимоверным усилием воли соскребёт себя с дивана, выбреет рожу и сварганит новый план действий. Дождь за окном утих, и от сердца немного отлегло. Неудачникам тоже надо как-то жить. Хоть бы раз грёбаная судьба повернулась к нему лицом, а не задом. Вот бы эта обдолбанная сектантка была его крёстной феей, и этот бред про удачу для поцелованных огнём от трёханного бога Хлора (или как его там) оказался бы пророчеством, а не пустым метамфетаминовым трёпом. Какого хрена он не милая трепетная Белоснежка? В его реальности птички не поют ему нежные песенки, а прицельно гадят за шиворот. Он жалел бы себя и дальше: для этого нынче сошлись все звёзды, но организм решил иначе. Он выжрал слишком много пива вчера — мочевой пузырь, наконец, опомнился и взбунтовался. Туалетное зеркало показывало помятое и лохматое чудище с немытыми волосами и неудачно зарубцевавшимся ожогом на пол-лица. Он мог бы стать чьим-нибудь ночным кошмаром в качестве приработка, жаль, таких вакансий ему никогда не попадалось. Душ Сандор проигнорировал. Внешний имидж маргинала вполне соответствовал его внутреннему состоянию. Он вымыл лишь руки: от многолетней привычки, втемяшенной в голову покойной матерью, избавиться было уже вряд ли возможно. В комнате надрывно зарычал рефрижератор — допотопный динозавр, который давно было пора снести на свалку умирать. Желудок тут же заурчал, напоминая о себе. Условный рефлекс, мать его ети. Будто он грёбаная собака Павлова, реагирующая на грёбаный условный раздражитель. В холодильнике обнаружилась ещё одна упаковка дрянного пива, засохший кусок сыра и коробка с куриными крыльями в соусе барбекю. Прекрасный завтрак — для того, кому не подфартило уродиться диснеевской принцессой. Подхватив из кухонного шкафчика терпеливо дожидающиеся своей участи галеты, Сандор вернулся к своему верному четвероногому товарищу. Сгрузив свой нехитрый улов рядом с собой, Сандор подобрал валяющийся на полу пульт и долистал телевизор до спортивного канала. Развлечения на полдня ему хватит, а вечером он сгоняет в бар, пропустить несколько стаканов недорогого, но убойного виски. За окном завыл ветер, и Сандор сделал телевизор погромче. Блядская погода. Он бы не отказался, чтобы какие-нибудь Свидетели чего бы то ни было нашаманили немного снега и солнца. Отличное и полезное дело, и куда лучше, чем шататься по домам и приставать к людям со своими бессмысленными проповедями. Он надеялся, что бой на экране отвлечёт от пустых мыслей, и выбрал спортсмена, за которого намеревался болеть — ярко-жёлтые боксёрские трусы решили дело. Усилием воли он попытался вникнуть в ход поединка и даже прокомментировал пару бездумных и скоропалительных атак своего фаворита. Он следил за боем, пока не сообразил, что даже на бойца он поставил не на того, на которого следовало бы. — Ну, прости, чувак, ничего личного, — разговаривать с телевизором он начал недавно, — добро пожаловать в наш клуб. Бойцу в жёлтых трусах расквасили нос. Сандор поднял банку пива: — Будь, здоров, парень, сломанный нос не самое страшное событие в жизни. Смотреть на ритуальное избиение младенцев больше не хотелось, и Сандор снова взялся за пульт. Завывания ветра не утихали — возможно, от похода в бар сегодня придётся воздержаться. Он прислушался — вой показался ему странно мелодичным. Так и было: ветер утих, а где-то в недрах квартиры надрывался телефон. Недоброе предчувствие очередной порции неприятностей зазвенело медным колоколом в голове. Трубка обнаружилась не сразу, однако звонивший был настойчив. — Сандор? Сандор, это вы? — затараторил аппарат женским голосом. — Вы слышите меня? Алло! И не успел он ответить что-то вразумительное, как трубка снова заверещала: — Вы являетесь наследником своего брата, Григора Клигана, вам необходимо явиться... Сандор перестал улавливать лившийся ему в ухо поток информации. В кои-то веки ему подфартило. Чёртов грёбаный ублюдок Григор сдох.