в этом театре мы абстрактность разложим на такты
Эрик кряхтит, на что Ксавье лишь усмехается, присаживаясь на корточках перед лицом немца. Это было ожидаемо. Вопрос их жизни стоял лишь один: кто быстрее найдет. Ебаная игра в кошки-мышки, где в конце, как бы то ни было странно, должна была определиться мышь. И вот, она прямо перед глазами невинного Чарльза — беззащитная, безоружная, униженная собственным любимым напитком. Ксавье великолепный снайпер, у него мягкие руки и сногсшибательная улыбка. Пробираться в труднодоступные места, находить того, кто прячется даже на том свете, входит в его список любимых дел. Эрик Леншерр — первое в списке дел. Самое любимое. Самое ненавистное. И он смотрит на немца под собой с жалостью, со всей любовью, со всеми чувствами, которые остались после их расставаниями.bad bitch, back it up
У Леншерра пусто. Пусто еще с тех времен, когда он оставил своего беззащитного-котеночка-который-сейчас-стал-сущим-кошмаром-для-всех-ныне-живущих. Он не думал, что все выйдет так; не думал, что Ксавье станет наемником. Не думал, что оставь он Ксавье в прошлом, все просто забудется. Они, подчеркивали оба, никогда не забудут друг друга. Ведь врага своего всегда нужно держать на поводке. Вот так, вот так близко, еще ближе, еще... Ксавье бьет с ноги по лицу Эрика, вызывая у того целое нихуя. Тот только сильнее стискивает зубы, захлебывается кровью из носа и жмурится, чувствуя дрожь. Не так давно Леншерр подсел на наркоту и вообще ебанулся — Чарльз давно пытался вытащить его из дерьма мира. До тех пор, пока тот не кинул его самым изощренным образом — по-английски. Ксавье, конечно, англичанин, но такой уход остался уколом обиды в сердце. Эрик пытался защитить Чарльза от самого страшного врага — себя. Кровь... собственная кровь, кровь жертв заводила, вызывала эйфорию и отправляла на седьмое небо от счастья. Он любил насилие, любил издеваться, с упоением наблюдая, как несчастные блюют, просят убить, но только не продолжать пыток. Самое любимое — перерезать глотку и смотреть в пустые глаза. Сейчас, вероятно, он чувствовал себя так же, как и убитые им люди. Беззащитно, ничтожно. Чарльз усмехался, водил краем ботинка по чужим губам, пока это не надоело ему и он со всей силы не заехал ему в зубы. Кажется, выбил, нет, Эрик точно уверен. Добрый друг, как он когда-то называл Ксавье, давил ему на шею и задумчивым взглядом бегал по комнате, пока Леншерр задыхался — в большей степени из-за распирающих его чувств к Чарльзу.ты убил меня на луне
Они пересекались. На похоронах Рейвен. После — на похоронах родителей Ксавье. На могиле своей матери Эрик стоял уже один. Что-то точно пошло не так. Что-то пошло не так еще тогда, когда крыша у Леншерра уплыла далеко и надолго. Она так и не вернулась, агрессия захлебывала волнами, а врачи ничего не могли поделать с этим. Поход в психическую больницу насильственным методом с помощью полиции закончился побегом. Там, в палате, Ксавье последний раз виделся с возлюбленным. У них не вышло даже поцелуя, только грустные объятия под плач обоих и истеричный вопль пациента с другой палаты. О, что же ты натворил, Эрик. Сейчас, наверное, стало полегче, но Чарльз долго его искал. Пару раз держал на мушке, но так и не выстрелил. Чарльз — снайпер, он не убивает вблизи. Убивать вблизи — это что-то интимное, личное, родное. Эрик его ждал. Но не думал, что все будет... так. Когда наркотическое средство начало потихоньку отпускать и Леншерр понял, что может двигаться, первое, что он попытался сделать — всадить нож в ногу Чарльза. Однако его успех был нулевым — Ксавье наступил на руку, до боли нажимая на кисть. Доктор склонился ниже, улыбнулся и только покачал головой. Эрик решил за них двоих, Эрик решил, что проще сбежать, а не решить проблему — это в его вкусе, и он обязательно поплатится за это. Чарльз включает музыку и убирает ногу с запястья Леншерра, покачивая бедрами в такт заводящей мелодии. У Эрика перед глазами все плывет, особенно плывет Ксавье. Ксавье... О, господи, блять, одновременно хотелось убить этого уебка и одновременно впиться в его губы поцелуем. Но он не мог, он даже не мог нормально сфокусироваться на чужом лице. Все, на что его хватило, приподняться на локтях. — Don't wake your father, skip the startets, strap those garters up, — Ксавье открывает окно, хватает бутылку бурбона и пьет с горла, ставя одну ногу на стул и тут же его откидывая. — Oh my my! Эрик восхищен и напуган. Его Чарльз, его милый и добрый Чарльз, смотрел на него бешено и странно. Он знает, что столкнул его не на ту тропинку, знает, как много боли принес, но чтобы так, чтобы Чарльз получал удовольствие от насилия... О, он знает этот взгляд, он так же смотрел на своих будущих трупов. Он знает этот взгляд, потому что каждое утро, когда встает, смотрит в зеркало. Он ненавидит этот взгляд. Он ненавидит себя. Он ненавидит Чарльза. И когда Леншерр спрашивает, что ему надо, Ксавье подходит ближе и хватает немца за волосы, все еще обхватывая губами горлышко бутылки. Он толкает мужчину в сторону подоконника и радуется, что тот и так в одних штанах. Меньше стаскивать придется. Ксавье поворачивает лицо непонимающего нихуя Эрика и целует его, как в последний раз. Музыка громче. Грязный, похабный поцелуй вызывает и рвотные позывы, и желание всадить кому-то либо нож, либо член. Они ненавидят друг друга и нещадно любят. После стольких лет... всегда. Они расстаются, снова пересекаются, ходят по охуеному тонкому канату и не падают только потому, что есть к кому идти через весь этот ад. К друг другу. Но Чарльз устал, у Чарльза нет сил и он плачет прямо во время поцелуя. Леншерр говорит ему действовать, чтобы посмотреть, не тонка ли кишка. Леншерр злится, что не может сейчас втащить Ксавье, и отворачивает голову, смотря на проходящих мимо людей. О да, привет, сзади меня припарковался какой-то пидор и мне пиздец. Наркотик все еще не отпустил. Чертов сукин сын, и не стыдно ли?.. Эрик задыхается, когда под ребрами что-то хрустит, когда становится ужасно больно, хотя к боли он и привык. Ксавье бьет его ножом. Блять, кажется, он совсем не щадит и Леншерр сплевывает кровь, дрожит и принимает попытки увернуться. Чарльз его крепко держит. Чарльз его всегда крепко держал, даже на волоске от смерти, даже сейчас, когда сам и убивал. Док ударяет голову Эрика о подоконник и рывком стягивает с него штаны, плюет на руку, небрежно водит пальцами вокруг дырки и вставляет три пальца, растягивая анус. Узко, горячо, больно. Леншерр только скалится и кусает руки. Какое несчастье — он в сознании, несмотря на удар ножом. Какое несчастье — он чувствует это, чувствует, как пальцы грубо и совсем не аккуратно дергаются внутри него, заставляют поднимать задницу. — Whore, — Чарльз обжигает его ухо дыханием, кусает и резко заменяет руку членом, грубо врываясь в тело. Ксавье трахает так, что у Леншерра плывет еще сильнее. От раны и боли так не плывет, сколько от члена. Музыка бьет по ушам, Чарльз отбивает его ягодицы к хуям, кусает шею, спину, что-то любовно нашептывает. Чертов маньяк... Немец одаривает прохожих акульей улыбкой и кивает, мол, да-да, эта сука меня имеет прямо на ваших глазах, господа и дамы, и в доказательство стонет, скулит. Ноги разъезжаются от неспособности нормально стоять, но Чарльз заботливо держит, пусть и стирает его задницу с мира ужасного сего. Эрик даже не язвит, что он как-то медленно двигается, что член маленький — себе дороже.трахни меня так сильно, как ненавидишь
Член истошно ноет от недостатка внимания и Леншерр опускает руку, обхватывая стояк и начиная дрочить. Блять, ну а что, перед смертью дрочить запрещено? Изо рта снова идет кровь, но похуй. Ксавье держит его на хуе как последнюю шлюху. Вертит, точнее. Конец приходит у обоих одновременно и никто не против — Эрик сдавленно, сипло выдыхает и надеется, что больше ничего не произойдет. Что Чарльз простит его, поплачет, а потом уйдет. Прямо как он, только без поплачет и простит. Ксавье разворачивает тело любовника к себе выдыхает в губы, улыбаясь. Леншерру страшно — Леншерру никогда не было т а к страшно смотреть на себя со стороны. Чарльз его убьет. Чарльз его не отпустит. Чарльз не даст ему никуда уйти. Не сегодня и больше никогда.прости и иди нахуй
— Я люблю тебя, — Ксавье стукается лбом о чужой, закрывая глаза. — Я люблю тебя больше, чем закаты. Я люблю тебя больше, чем бог любит несправедливость. Эрик не понимает и понимать не хочет. Его гордость проверчена на хуе, сам он в ловушке и играть в игры отказывается, но Чарльз так не думает. Чарльз всхлипывает, поджимает губы и отходит, без сил падая на пол. Эрик падает где-то напротив, смотря на потолок и прикрывая ладонью кровоточащую рану. Что у них осталось? И он усмехается, кашляет, встречаясь с чужим взглядом. — Feigling, сражайся, не разочаровывай меня. Ксавье кусает руки, его трясет и он совершенно запутался. Однако нож, который снова удобно располагается в руке, толкает на действия. Первый удар проходится в живот и Чарльз встречается с пораженным взглядом Эрика. Нет. Он хочет видеть поражение. Но его там нет. Этот ублюдок все продолжал надменно смотреть. — Ты меня предал, Чарльз. Они давали друг другу обещания оберегать друг друга. Ксавье обещал счастливую жизнь. Ксавье думал, что справится, что все будет хорошо, но Эрик просто исчез из его жизни. Ксавье обманул его. И Ксавье решил, что этот обман должен быть доведен до конца. Леншерр судорожно дергается в его руках и Чарльз нависает над ним, покрывая шею поцелуями и не останавливая острие орудия, что так сложно входило меж ребер. Эрик бьет его грудь, но его удары смешны, легки. И Эрику страшно не потому, что сейчас умрет, а потому, что не может ничего не сделать. Что его гордость с треском втаптывают в грязь. Что он, дикий кот, такой привыкший к одиночеству и молоку в виде алкоголя, так истошно цепляется за своего убийцу, умоляя не отпускать его. И Чарльз его не отпускает, выгрызает странные метки на шее, слизывает кровь, скулит и продолжает наносить увечья. Эрик не плачет, но глаза его влажны. Эрик не говорит, что любит, но смотрит так, что еще чуть-чуть и скажет это вслух. Ксавье только качает головой, и Леншерр готов сдохнуть прямо сейчас от одного лишь разочарованного взгляда. Он его убил. Он его истощил.но волны всегда возвращали меня к тебе
Ксавье закидывает чужие ноги к себе на плечо и вырывает у немца стон боли, когда твердый член вновь оказывается внутри. Эрику хочется смеяться и выть от боли. Сейчас, когда он валялся в луже крови, когда умирал, его возлюбленный трахал его. Леншерр облизывает руку, опрокидывает голову и понимает, что это все. Это конец. Он безвольной куклой лежит в луже крови и Чарльз дарует Эрику чувство наполненности в последний раз. Но тот уже ничего не чувствует. Не насмехается, не язвит, не дергается. И не видит, как умирает Ксавье. Они спятили. Они спятили еще тогда, в их первой ночи. Когда Эрик целовал его и говорил, как ненавидит. Когда Чарльз знал, что тот признается ему в любви. Когда они вместе сбегали с уроков и целовались, шароебились по каждым углам. Когда в нужный момент были рядом с друг другом. Когда Леншерра ломало, когда он понимал с поражением тот факт, что всецело отдан лишь одному человеку. Что ни время, ни расстояние ничего не поменяет. Тупые подстилки подавно. Ксавье целует его, не чувствует пульса и все равно целует, сжимая кровавые пряди меж пальцев, приглаживая и прося лишь об одном — ответить. Ответь мне, Эрик, нужно ли это было все? Ответь мне, Эрик, доволен ли тем, к чему это все привело? Ответь мне, Эрик, почему мы не можем любить как все нормальные люди?мне по вкусу те, кто без пульса
Ксавье исцеловывает его руки, кусает запястья и слизывает кровь. Когда он всхлипывает в очередной раз, то не слышит, как в дверь стучатся соседи. И пусть стучатся соседи, сегодня мы умрем пусть и без пульса, но в твоей постели. Все это не имеет больше никакого значения.я не существую без тебя
Ксавье безысходно усаживается на чужие бедра и режет ножом вдоль чужой шеи, вызывает струю крови и отрешенно смотрит в сторону. За нервным смешком следует крик, следом — вой. Музыка громче, глаза закрыты. Никто не услышит. И Эрик тоже не слышал его, когда он звал. Никто. У них участь одна. У них ничего кроме друг друга не осталось. И когда умирает одна половинка, погибает и вторая. Чарльз закрывает Леншерру глаза, перекрывает рану и тсыкает, словно успокаивая. С надрывными всхлипами мужчина целует в последний раз бледные щеки, шепчет, как сильно любит. Им бы ничего не помогло.ведь если оставишь меня, умри
— Step right up and get your tickets, — напевает Чарльз под музыку, водит пальцами под веками трупа, укладывает голову на колени свои и скулит. — Rollercoaster say what I will be there for you I will be your man...ты любишь сладкую вату, а я тебя, помнишь?
У него не то что бы руки дрожат. У него сердце дрожит. Мертвое сердце в стократ лучше дрожащего. Ксавье вытирает слезы с лица и сдавленно мычит, сгибаясь пополам и опираясь руками о стул. Их беготня кончилась. Чарльз лезет в шкаф Эрика, зная, что где-то там лежат веревки. На верхнем у Леншерра всегда хранился теплый шарф — подарок Чарльза. Даже когда тот переезжал, вещи оставались на своих местах. И когда соседи наконец выламывают двери, Ксавье танцует твист в петле.