white lilacs and lilies

Ченле, как взрослый, решил, что сегодня тот самый день. День, когда он может признаться Джисону во всем том, что скрывал от него все эти годы. Они уже совершеннолетние, взрослые и могут делать то, что считают нужным. Ченле считает свое признание нужным. Спустя все эти годы, они решили прийти туда, где когда-то Ченле спросил, то что тревожило все эти годы Джисона. Снова закат и поле, то летнее поле, где младший почти признался своему любимому хену, где у каждого осталось по маленькому шраму на сердце, который каждый раз ноет, при вспоминании того дня. — Давно мы здесь не были. — и точно давно, думает Джисон. Он смотрит на Ченле, который улегся на траву и смотрит на небо. Такое же небо, как и тогда. С золотыми облаками и кое-где проявляющимися звездами. — Такое чувство, будто мы вернулись в тот день, помнишь? — Когда ты спросил, что значат для меня слова " Я люблю тебя»? — Ченле положительно закивал головой и внутри Джисона образовался целый вихрь воспоминаний, фраз и мыслей того дня. — Конечно, как его не забыть. — Тогда ответь мне на этот вопрос сейчас, после стольких лет. Что значат для тебя это слова? — и снова все, как тогда, в то жаркое лето, когда они в последний раз провели вместе день. Только сейчас это не конец, а начало чего-то нового, взрослого и еле осязаемого, чувствуется только кончиками пальцев, ушей и кончиком носа. Нельзя потрогать, увидеть, но можно почувствовать. Что-то свежее и новое, как воздух после летнего дождя. — Ну, я все еще их никому не сказал и не знаю какого это их говорить, но знаю, что значит любить человека. — Джисон запрокидывает голову, смотря на темнеющее небо. Ченле смотрит на него не отрываясь, будто вот сейчас он пробуравит его этим взглядом и узнает все секреты. — И что для тебя значит любить этого человека? — Ну, он не знает о моих чувствах и любви к нему. И вся эта моя любовь ощущается вроде бы, как и приятно, но иногда становится так больно, будто кто-то затягивает узел на шее. Иногда в животе как будто бабочки появляются, знаешь, как во всех этих фильмах для девочек говорят? И ты чувствуешь нескончаемую радость, но иногда внутри будто что-то надламывается, и ты думаешь, почему так тяжело любить того, кого по сути ты не должен любить. И все становится так тяжело, непонятно, что хоть бери и задушись под одеялом. — после этих слов, рядом, как гром посреди ясного неба, раздается смех. Тот самый, что напоминает моментами крики дельфина. Тот, что так давно не было слышно, а сердце внутри всегда делало кульбиты из-за него. -Это не смешно хён, я серьезно. — Хорошо, я тебя понял. Бабочки в животе и задушиться под одеялом, это все что ты чувствуешь, когда любишь. Это нелепо, Джисони. — Ченле пытается успокоиться, не смеяться, ведь еще чуть-чуть и младший сбежит отсюда с криками, что лучше бы он молчал и вообще больше не выйдет с хёном. — Ну, хён! — Джисон бьет Ченле в плечо. — Сам то, как все объяснил бы, а? — Ну там, не знаю. Сердце замирает при виде этого человека? — Ага, и все? Лучше бы сказал, что там с тем человеком, про которого ты говорил тогда, ну помнишь? — все словно повторяется снова, та боль в сердце. Слишком резко и слишком больно, думает Ченле. — Эм… ну… Я не видел его с того дня. — А ты все еще любишь его? — столько надежд, сколько сегодня на один маленький ответ, Джисон никогда не возлагал. Он бы все отдал, только бы его хён ответил нет. Молился бы стольким богам, только ради одно жалкого ответа нет. — Кажется я начал его любить сильнее. — Ченле смотрит на Джисона, чье лицо ничего не выражало, хотя внутри него спустя все эти годы что-то снова надломилось так сильно, что в ушах стоял шум. Он и не знал, что так сильно будет больно, не знал, что начнет плакать из-за неё. — Эй, ты чего? Джисон, эй. Почему ты плачешь? — Я… я… — младший лихорадочно начал вытирать слезы, но они все текли не переставая. — Я… я не знаю… просто так больно стало… — Из-за того, что я сказал? — Ченле ближе подсаживается. Гладит успокаивающе младшего по спине. — Да… То есть нет… нет… Это не из-за этого… — Джисон мысленно пощечину себе дает за слабость и все так же слезы вытирает. — Эй, не плачь. Я же о тебе все это время говорил и тогда тоже. Эй, Джисони, не плачь. — Ченле холодными пальцами прикасается к щекам младшего и улыбается ему так, как никому прежде. Вытирает его слезы и притягивает к себе ближе. Обнимает Джисона и шепчет ему на ухо все то, что когда-то хотел сказать на этом же поле. Вокруг тишина, еле слышны цикады и шепот Ченле. — Я люблю тебя, слышишь? Всегда любил, тогда, все эти годы и сейчас. — Ченле приподнимает лицо Джисона за подбородок и целует так нежно в щеку, в уголок губ, в скулу, в висок. Дарит ему всю свою любовь через эти поцелуи. Джисон успокаивается, перестает плакать и смотрит на своего хёна так нежно, пытаясь только одним взглядом показать всю свою любовь. Тянется к нему и дарит свой первый поцелуй, неумелый, но такой нежный. Губы Ченле, как лепестки полевых цветов, такие же мягкие и сладковатые. И в этот день в самую звездную летнюю ночь, произошло то, чего они ждали так долго с трепетом, храня свою любовь глубоко внутри в сердце. И сейчас даря и показывая, всю свою любовь и нежность.