Я не знала сколько времени провела в заточении, сон не шел ко мне, я переживала не только за свою судьбу, но и за жизнь любимого. Почему, почему, они ополчились на меня, почему считают, что я хотела смерти Гила?! Потому что я чужеземка, человек, что еще они ставят мне в вину? Конечно, Морхор во всю старается, я сразу не понравилась ему, а теперь, еще, встала на пути его дочери к сердцу короля.
Я вспомнила, как когда-то Гил услышал мою просьбу, в охотничьем домике, и спас меня от гоблина. Он сказал, что я прикоснулась к нему через осанвэ, спрашивал, точно ли, что у меня нет эльфийских корней. Вот и теперь, в темноте каземата, где слабо мерцал один из фонарей Феанора, я звала любимого, силой мысли: «Гил, очнись, умоляю тебя, очнись, вытащи меня отсюда, ты не можешь умереть, не можешь! Еще не время!» Ответом мне была тишина.
Наконец то за мною пришли: незнакомый эльф и два стражника, одетые одинаково, со шлемами на головах, невозмутимыми лицами эльдар. Мне было велено следовать за первым эльфом, стражники пошли следом за мною.
— Как король? — решилась спросить я. — Он жив?
Меня не удостоили ответом. В голову пришла ужасная мысль, если Гил очнулся, но его настроили против меня, неужели он смог поверить в то, что я желала ему смерти?
Меня провели в, довольно, просторную залу, на камеру пыток похоже не было, и усадили на стул. Стражники встали по бокам. Они серьезно боятся слабую человеческую девушку, промелькнула мысль в голове. Передо мною был стол, с креслами, которые стали заполняться знатными эльфами, среди которых был и лорд Морхор. Не было только Новэ Кирдана, он еще, до происшествия с Гилом, отправился на острова, по заданию короля, и, видимо, еще не вернулся. Хотя, он вряд ли подал бы голос в мою защиту, близки мы не были, а стоит Морхору заявить о том, что я отравила короля, тем более, Гил был ему, как сын, а я, как неугодная кандидатка в невестки. Единственные, кто мог подать голос в мою защиту — это Эл и сам Гил, разумеется, если мой недруг не успел его настроить против меня. Но Эл далеко, а Гил, я не знаю, что с ним, жив ли он? На мои глаза навернулись слезы.
Когда мои судьи расселись (именно так я и воспринимала эльфов за столом), они начали допрос:
— Кто подослал вас, госпожа, в Линдон, кто помог сблизиться с араном, по чьему наущению вы отравили Эрейниона Гил-Галада? Это был сам Темный Властелин или кольценосцы? Вы из черных нуменорцев? Вы же не эльда и не из нандор? — посыпались на меня вопросы.
— Меня никто не подсылал. Я оказалась на берегах Линдона случайно. Я не из черных нуменорцев. И я никогда не желала зла вашему королю! — я чуть не сболтнула, что люблю его, но это было бы лишнее.
— Так расскажите подробно, как вы очутились в Линдоне? Откуда вы родом? Аран представил вас своей гостьей и сказал, что нашел вас на берегу моря, вместе с лордом Элрондом. Теперь он впал в летаргию между жизнью и смертью, а владыка Имладриса не в Митлонде. Почему они вам поверили? Почему оказывали особое расположение? Говорите? Или вы их околдовали?
Одна радостная новость — Гил жив!
Я пыталась рассказать свою историю, не упоминая своего мира, так как учил меня Эрейнион. Но до этого, никто никогда не задавал мне вопросов, я была под защитой короля. Только он и Эл знали мою тайну. Теперь от меня хотели ответов те, кому я не могла открыть всю правду, иначе вопросов бы стало больше. Придумать к какому народу я отношусь. Я лихорадочно, в голове, перебирала народности, которые знала в Средиземье: дунэдайн, не подходит, истерлинги, харадцы, все не то.
— Рохиррим, я из рохиррим, — выпалила я.
Оказалось, что никто о таких не слышал. А на вопрос, где живет этот народ, я не смогла ответить ничего путного. Меня осматривали сведущие в магии эльфы, но не смогли ничего прочитать. Люди умеют блокировать свои мысли, пожаловались они.
— Мы не пытаем заключенных, — изрек лорд Морхор, — но, возможно, король Арнора другого мнения о допросе с пристрастием. Его родич Фаразон любил такие допросы. Не отправить ли нам аданет к нему, пусть выяснит, кто подослал ее отравить нолодорана.
Я похолодела от ужаса, вдруг, вспомнился Исильдур, который был непротив наказать меня розгами. Но другие эльфы не поддержали Морхора. Меня допрашивали еще часа два, после того, как поймали на вранье с рохиррим. Но не получили внятных ответов, свое настоящее происхождение я скрывала, а придумать ничего не сумела. Решили, что я из черных нуменорцев, что на службе у Саурона, и виновна в нынешнем состоянии их нолдорана, что я с помощью чар околдовала Эрейниона или отравила, тоже не без помощи магии, специально, чтобы он не смог возглавить армию эльфов. Эльда-маг подтвердил, что на аране есть порча, но он не может ее снять и не понимает, чем она вызвана. Все было против меня. Так как я не прояснила свое происхождение, говорить о своем мире, я считала, было бы глупее, чем о Рохане, мне бы никто не поверил, только Гил и Эл. А вещи, что нашли в моей комнате, свидетельствовали против меня. Мой смартфон приняли за черный артефакт, который создал, вероятнее всего, сам Властелин Тьмы. Как он работает и для чего служит, я пояснить отказалась.
Меня единогласно признали виновной и приговорили к смертной казни. Правда слышались голоса об ее отсрочки до выздоровления арана или его смерти, кто-то говорил, что нужно отложить исполнение приговора до возвращения Кирдана. Но большинство поддержало лорда Морхора. Моя казнь была назначена на завтра.
<center>***
</center>
Теперь я знаю, что чувствуют приговоренные к смертной казни. В голове пульсировала мысль, что скоро все кончится, пошли мои последние часики, хотелось проснуться в своей кроватке, как тогда на горе, при встречи с горным великаном. Да, Анжелика, не всегда тебе видеть сказочные сны, от общества Гила просыпаться не хотелось.
Теперь расплата, за короткое счастье. Хорошо, что он жив. Пусть останется жив! Будет ли он вспоминать меня? Накажет ли тех, кто приказал меня казнить или поверит их наветам? Он знает, откуда я появилась, он поверил мне. Он знает, что я не прислужница Саурона. В конце концов, мы признались друг другу в любви. А эльдар любят вечно, одного, для них нет смерти! Будет ли Гил любить меня за гранью? Да и останется ли он жив? Но он же участвовал в битве на Дагорладе, осаде Барад-Дура, бился с Сауроном на склоне Ородруина. Все это было или не было? Ведь и меня не должно быть здесь, но, я то, вот — она. Я пыталась также вспомнить о казнях, которые были у эльфов, но, кроме, казни Эола, которого сбросили с отвесной стены Гондолина, за убийство принцессы Арэдели, ничего не припоминала. Перспектива полетать меня не вдохновила. Вроде, они не вешают и не рубят голов, предпочитают, чтобы виновного убила сама природа, стихия. Скоро я узнала какая.
<center>***
</center>
Утром, меня привели к берегу моря, на лодке переправили к помосту, на котором возвышались два столба, и приковали к ним. Со мною оставили двух стражников с лодкой, как будто я смогла бы бежать или кто-то мог бы мне здесь помочь, если, только, Алмариан. И я с ужасом осознала, моя смерть будет долгой и мучительной, сейчас отлив, во время прилива, помост уйдет под воду, вместе со мною. Сволочи! Лучше бы камень на шею и в воду. Дают время осознать свою вину, раскаяние и испытать страх смерти. Ожидание смерти является более тягостным, чем сама костлявая. У моей смерти запах моря. Я не выдержала и разрыдалась. Даже в каземате, я не теряла надежду на спасение. А теперь она покинула меня. Неужели я попала в сказку, чтобы умереть, посередине, необычно красивого, неземного, залива?!
