«Песенка короткая, как жизнь сама, Где-то случайно услышанная, У неё пронзительные слова, А мелодия почти что возвышенная. Она возникает с рассветом вдруг, Медлить и врать не обученная. Она как надежда из первых рук, В дар от природы полученная. От двери к дверям, из окна в окно Вслед за тобой она тянется. Все пройдет, чему суждено, Только она останется». Б. Окуджава
Чёрная ткань кафтана окончательно превратилась в отвратительного вида забрызганное тряпьё, а горячий шербет всё ещё стекал на пол. Бостанджи, которым было велено ждать в коридоре у лазарета, захлопнули за ним двери, и Искандер, стараясь не задумываться о том, на что он теперь похож, устало принялся стирать остатки вылитого на него напитка со своего лица. От прикосновения правую щеку снова будто разорвало тысячей ножей – как видно, без ожога всё же не обошлось. Бюльбюль тут же суетливо подскочил к нему, Кёсем рассеянно моргнула и округлила глаза. – Искандер, у тебя… волосы в шербете. – И тут же по-детски прикусила губу, словно почувствовав себя глупо. Бюльбюль поднёс ему воду и полотенце и застыл в полупоклоне, лекари разом заговорили что-то о его обожжённом лице, но Искандер едва взглянул в их сторону. – Мой сын… Где мой сын? Все тут же посторонились, и Искандер бросился к его кровати, а Кёсем, словно не зная, что ей теперь делать, последовала за ним. Глаза Исмаила были плотно закрыты, дышал он слабо и сбивчиво, точно каждый вдох давался ему с трудом. На этой койке он казался ещё более крошечным и невесомым, чем всегда. – Он… Он… – Он недавно заснул, шехзаде, – сдавленно произнёс Эрдем Ага, избегая глядеть ему в глаза. – Он очень просил султаншу пустить вас к нему, но вскоре нам пришлось дать ему двойную дозу лекарства от сердечной боли… Прежняя доза больше не помогает. Арестант в бессильном ужасе посмотрел на Кёсем, а она медленно шагнула ему навстречу. Лишь тогда он заметил, что глаза у неё покраснели, словно она долго плакала. – Султанша… – потерянно прошептал он. – Я бы очень хотела утешить тебя, Искандер. – Кёсем потупила взор. – Мы очень долго боролись, только… ему всё время больно… – Сердце мальчика скоро откажет, – наконец решительно произнёс дородный усатый лекарь с холодными глазами. – К сожалению, всё, что мы в силах сделать, – это облегчить его страдания. Если бы не Кёсем, он упал бы. – Дайте воды! – воскликнула молодая женщина словно откуда-то издалека. Искандеру помогли добраться до соседней кровати и поднесли к его губам чашку. Следуя раздавшемуся почти у него над ухом приказу Кёсем, он сделал несколько холодных глотков, после чего медленно и протяжно вздохнул.~~~~~~~
НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ НАЗАД
– Эх, горе ты луковое… – Кое-как поставив мальчонку на ноги, Искандер привычно принялся отряхивать его от грязи и песка. Шехзаде Мехмед и его товарищи всё ещё смеялись, а шестилетний Мурад, следуя за ними к дворцовым воротам, то и дело неловко оглядывался назад и, казалось, был совсем не в восторге от своей победы. Исмаил шмыгнул носом и тоскливо посмотрел на валяющийся на земле тренировочный меч; в этот раз он упустил его спустя полминуты после начала тренировки и при первом же ударе Мурада, дрожа от страха, плюхнулся на землю с почти что девчоночьим хныканьем. – Пап, извини, я не думал, что он опять… – Ступай уже. Исмаил угрюмо засеменил к детской садовой беседке, где сидели кружком Баязид, Касым, Фатьма и Гевхерхан; последняя, подскочив навстречу вошедшему мальчику, тут же принялась его утешать и поправлять на нём шапку. – Акынджи никогда не перестаёт быть акынджи. – За спиной хранителя покоев послышались увесистые шаги и характерное кхеканье. Зюльфикяр вздохнул, изучающе глядя на него. – Да, все вы одинаковы. Не прощаете слабости ни себе, ни другим, а ваши сыновья всегда страдают прежде прочих... – Он снова недовольно прокашлялся. – Искандер, прекрати это делать. – Что делать? – Дуться. Паша упорно шествовал за ним через сад, игнорируя напряжённое выражение лица бывшего воспитанника. – …У тебя и самого всегда был блестящий ум, не чета всем нашим из корпуса. Языки, история… Я в годы, когда был новичком, и помыслить не мог о таком. Да и сейчас не могу, если по правде. – Какое это имеет значение? – Разве Исмаил пошёл не в тебя? Поверь, он крайне, крайне одарённый мальчик. Ты же слышал, как он рассказывает, – да я половину сведений из истории Османского государства только от него и узнаю. Ну не станет он великим воином… – Великим воином? – зло отозвался Искандер. – Он и шагу не может ступить без того, чтобы не удариться в слёзы. Шехзаде Мурад, должно быть, научился держать тренировочный меч раньше, чем ходить, а этот… – Он медленно вскинул подбородок и стиснул зубы. – Аллах, ну что за размазня. Никогда не думал, что мой собственный сын будет так труслив… – Мужчина застыл. Исмаил стоял совсем рядом, устремив на него потерянный взгляд. – Пап, ты… забыл свою сумку. – Исмаил ещё никогда не выглядел таким несчастным и виноватым. Искандер молча взял сумку из его рук и, холодно взглянув на него, двинулся прочь, а мальчик, как он и ожидал, тихо расплакался за его спиной в объятьях Зюльфикяра. Паша осуждающе забубнил воспитаннику вслед.~~~~~~~
– Стало быть, это не сердце, как у сына? – Нет, Бюльбюль Ага, нервы и только. Шехзаде просто нужен покой… насколько это сейчас возможно. Кёсем, закусив губу, снова посмотрела на Искандера. Прежде он сидел, прислонившись к деревянной спинке своей кровати и устремив безжизненный взгляд на недвижное, измученное личико сына, но теперь отвёл глаза в сторону, словно одолеваемый некой непрошеной мыслью или же воспоминанием… и внезапно уронил голову на руки. Кёсем потрясённо затаила дыхание – столько стыда и ненависти к себе она на его лице ещё не видела. – Случалось ли с шехзаде подобное раньше? – продолжал Эрдем Ага. – Нет, никогда, – решительно отозвалась Кёсем. – Никогда, он… Искандер, ты куда? – воскликнула она растерянно, но арестант, лишь отмахнувшись, нетвёрдым шагом направился к резной скамье в дальнем углу лазарета, которая была почти полностью скрыта от глаз присутствующих импровизированным садиком из разномастных комнатных растений. – Случившееся – не более чем острый приступ паники. После такой страшной новости и всего, что произошло, это вполне естественно даже для человека с крепким здоровьем. – Эрдем Ага поглядел на неё с искренним сочувствием. – Но не волнуйтесь, султанша, успокоительные травы всё поправят. Кто тебя за язык тянул, подумал Бюльбюль, наблюдая, как от этой совершенно обыкновенной и лишённой всякого умысла фразы лицо Кёсем Султан в одно мгновение исказилось гримасой злости, точно её уличили в чём-то непристойном. В глазах фаворитки падишаха заблестели льдинки, губы сжались в тонкую линию. – С какой стати я стану беспокоиться о здоровье сына государственной изменницы? Советую тебе думать, прежде чем открывать рот в моём присутствии. Эрдем лишь в потрясении посмотрел на неё, после чего молча засеменил к кровати своего пациента. Бюльбюль устало покачал головой. – Султанша, – негромко произнёс Фикрет Ага, глядя вслед Искандеру. – Простите, что вмешиваюсь, но… ваш арестант сидит там совершенно без присмотра. Не лучше ли, если в лазарете постоянно будут находиться бостанджи?.. Она медленно мерила шагами комнату, время от времени бросая напряжённые взгляды на лицо находящегося в беспамятстве ребёнка или же с растущей опаской оборачиваясь в сторону его отца. «Милосердие погубит меня, как едва не погубило Ахмеда, – думала главная хасеки. – Не я ли видела своими глазами, на что способен Искандер, – и то был десяток вооружённых людей? Как можно держать стражу за дверью, когда он совсем рядом, озлоблен и загнан в угол? Кто знает, чью жизнь он захочет, когда всё будет кончено…» – При мысли о смерти Исмаила её сердце снова полоснула боль – едкая и отупляющая. Она не сразу заметила, что оказалась слишком далеко от маленького шехзаде, Бюльбюля и лекарей и слишком близко к комнатному саду, опомнившись лишь в тот миг, когда до её слуха донеслись сдавленные болезненные всхлипы. Кёсем вздрогнула всем телом, замерла на полушаге, вся обратилась в слух… Искандер плакал. Её глаза расширились в каком-то бессильном страхе. Помедлив, она осторожно взглянула на бывшего друга из-за чахлого апельсинового дерева. Арестант сидел, сгорбившись и невидяще глядя перед собой; его руки были сжаты в кулаки, измученное, мокрое от слёз лицо покрывала мертвенно-серая маска, как будто неизвестная тёмная сила стремительно вытягивала из этого могучего, ещё вчера полного здоровья молодого человека последние искры жизни. Он задыхался, дрожал до кончиков пальцев и сквозь рваные всхлипы, которые становились всё более отчаянными, неустанно пытался шептать некие слова. Внутри Кёсем что-то сломалось. Чувствуя, как её медленно пробирает холод, она впилась взглядом в лицо Искандера, пытаясь понять, не лишился ли он рассудка, но спустя несколько мгновений ей удалось различить отдельные сбивчивые фразы. «Во имя Аллаха, Милостивого…», «спаси моего ребёнка…», «забери мою жизнь». Кёсем беспомощно закрыла глаза, и её грудную клетку сдавила боль. Ахмед никогда так не убивался о собственных детях – ни в ту проклятую зиму, когда её прекрасная Гевхерхан из последних сил цеплялась за жизнь, мучаясь от жара и сильного кашля, ни после слов безмозглой акушерки, прежде времени приговорившей к смерти только что появившегося на свет Ибрагима, её крошечного шехзаде, её сердце и душу… Искандер заметил её, лишь когда она приблизилась к нему почти вплотную. Вздрогнув как загнанный зверь, он вскочил на ноги и резко отпрянул; в красных от слёз глазах горели стыд и бешенство. – Не бойся… – было всем, что Кёсем смогла произнести. Окинув лазарет быстрым затравленным взглядом, шехзаде снова попытался уйти, но, когда она последовала за ним, устало опустился на дальний край скамьи и, отвернувшись от Кёсем, закрыл лицо руками – немая просьба оставить его одного. Она робко опустила ладонь на его плечо. – Искандер… – Собственный голос показался ей детским и растерянным. Молодой человек лишь продолжал задыхаться от слёз, больше не обращая на неё внимания. Кёсем проглотила комок. И куда только подевался её дар находить слова утешения любому горю, сослуживший ей столь бесценную службу во время посещений бедняков Стамбула? – Искандер, ну пожалуйста… Кёсем нервно оглянулась, ещё раз удостоверившись, что они находятся вне зоны видимости остальных людей в лазарете. Нерешительно потопталась на месте. Её рука дрогнула и застыла в воздухе, так и не коснувшись его волос. Помедлив ещё немного, она присела рядом и осторожно, вложив в своё движение как можно больше мягкости и теплоты, несколько раз провела ладонью по его спине и правому плечу вниз до локтя. Как ей показалось, на какое-то мгновение Искандер невольно замер и даже затаил дыхание, однако не поднял головы. – Исмаил скоро придёт в себя. Он жив. Он всё ещё нуждается в тебе, – произнесла она тихо, силой разворачивая его к себе и отводя его руки от лица. – Ты знаешь, что он не должен видеть, как ты страдаешь. Нельзя быть слабым, только не сейчас... Он потерянно смотрел на неё. – Ты сейчас успокоишься, – продолжала Кёсем. – И мы пойдём туда вместе... Верно? Судорожно вздохнув, Искандер отвёл взгляд, явно пытаясь обрести над собой контроль и делая какое-то слабое движение головой в запоздалом выражении согласия. Кёсем ещё некоторое время держала его руки в своих и, осознав это, некстати почувствовала, что краснеет. – Тише. Тише, ну не надо так… Я здесь, мы справимся… Мы с тобой справимся, как всегда… – Окончательно стушевавшись, она продолжила в неловком молчании гладить его по спине и плечам – так, как будто успокаивала раненого зверя, – и вскоре ощутила, как замедляется и восстанавливается его дыхание, как постепенно проходит дрожь. Она склонила голову и закрыла глаза, не понимая, что творится с ней. Что-то разрывало её изнутри, выворачивало душу наизнанку и вместе с тем дарило давно утраченный покой. Когда только в последний раз они находились так близко?.. – Я буду здесь, – вновь пообещала она едва слышно. – Я вас не оставлю. Верь мне, Искандер… Всё закончилось в один миг – если прежде, несмотря на внешнюю отстранённость и невыносимую боль, пожиравшую его изнутри, он жадно внимал каждому её слову, то последняя фраза хлестнула его точно плеть. Резко отстранившись, Искандер зло посмотрел на неё, после чего поднялся на ноги и, вытирая слёзы, направился к сыну. Чувствуя, как краска вновь приливает к лицу, Кёсем бессмысленно уставилась в пол. Сердце всё ещё билось с бешеной скоростью. Что она делает?!~~~~~~~
ДЕВЯТЬ ЧАСОВ НАЗАД
– Приятного аппетита, шехзаде! – С отвратительной ухмылкой во всю физиономию конвойный перевернул поднос, и их с Исмаилом завтрак мгновенно оказался на тюремном полу. Искандер украдкой оглянулся на сына, прилагая все усилия, чтобы не съёжиться от стыда. Бостанджи Кюбат Ага, громила-болгарин восемнадцати лет от роду – исполинский рост, чугунные кулаки, шея как у быка и ума столько же, – вне всяких сомнений, приходился тайным родственником озлобленной калфе, которая некогда прислуживала Сафие Султан в Девичьей башне: немногим на памяти Искандера доставляло столько удовольствия насмехаться над узниками, перед которыми прежде ничтожества не посмели бы и поднять головы. Памятуя о том, как бывший хранитель покоев не раз прилюдно отчитывал его и назначал наказания за бездумную жестокость к другим заключённым, в нынешней ситуации юнец не скрывал своего откровенного счастья. – А теперь на колени, и собрал это, – произнёс Искандер, не повышая голоса, – тоном, которым всегда обращался к подчинённым. В одиночестве ему не составляло труда сносить нападки своих тюремщиков с ледяным равнодушием и высоко поднятой головой, но теперь это видел Исмаил – и земля словно уходила из-под ног. – Стоит Повелителю услышать ещё об одном твоём подвиге, и на этот раз голову не сохранишь. Кюбат, недовольно скривившись, двинулся прочь из камеры… и с размаху ударил Искандера огромным кулаком в лицо, едва не сбив с ног. – Что вы делаете?! – воскликнул Исмаил. – Ты, выродок предательницы. Лучше прикрой свой рот, если не хочешь, чтобы его пересадили в дальнюю камеру, – указав на мальчика, посоветовал бостанджи и оскалил зубы в самодовольной усмешке. – Поганый пёс... – Искандер выпрямился, вытирая кровь с разбитой губы, и перевёл дух. – Кюбат, радость ты наша. Ведь я всё ещё могу выйти отсюда. – Что? – Кюбат мерзко расхохотался. – Ты ещё надеешься на помилование? – Ты поднял руку на сына падишаха. Не раскидывал умом, куда отправишься после этого? Громила с силой толкнул его в грудь, заставив отступить на несколько шагов назад, и снова ухмыльнулся. – У тебя многовато гонору… для слуги. – Не подходите к нему! – вскричал вдруг пронзительный и отчаянный голосок совсем рядом. Искандер вздрогнул. Не успел он осознать, что происходит, как Исмаил выбежал вперёд и, дрожа при этом как осиновый лист, раскинул ручки в стороны, будто желая заслонить его собой. – Что ещё за… – Мой отец не слуга. – Лицо мальчика находилось на одном уровне со здоровенным кулаком бостанджи. – Это вы слуга, а не он. Вы не будете с ним так разговаривать… И никто вас тут не боится! – пискнул Исмаил вдогонку, назидательно подняв палец и сделав безуспешную попытку помешать Искандеру со скоростью пули оттащить его назад и спрятать за своей спиной. – Только тронь его, подонок, – прорычал арестант, когда Кюбат с разъярённой физиономией двинулся на них; любые замечания насчёт собственного официально-рабского статуса юнец ненавидел почти с такой же силой, как ненавидели их султанские фаворитки. Искандер привычно сделал плавный, едва заметный шаг навстречу, намереваясь свернуть ему шею. – Кюбат. – На пороге камеры вырос старший бостанджи, и парень нехотя вытянулся по струнке. – Прекращай всё это. И убери с пола, – помедлив, прибавил вошедший. Искандер в прохладном удивлении вскинул брови: вступившийся за них начальник стражи был его старым товарищем, однако со времени его ареста не сказал ему и пары слов, усердно демонстрируя всему дворцу и слугам Кёсем в частности, что с семьёй «изменницы» Сафие Султан его ничто не связывает. Прежде чем дверь за конвойными успела затвориться, начальник стражи украдкой переглянулся с бывшим другом и неожиданно бросил взгляд на Исмаила – потрясённый, исполненный стыда… и искреннего восхищения. Кюбат же продолжал полыхать, и злобная гримаса, которой он напоследок одарил обоих арестантов, не предвещала ничего хорошего. – Сыночек, ты что делаешь? – Шехзаде опустился на одно колено и схватил малыша за плечи. – О чём ты думал?! Ни в коем случае не спорь с ними! – Они не будут тебя оскорблять... – всхлипывая, пробормотал себе под нос Исмаил и упрямо насупился. – Не будут, не будут… Я всё равно смогу тебя защитить. Искандер изо всех сил прижал его к себе, ощущая предательский спазм в горле. – Он мог ударить тебя. Мог покалечить. Мог разделить нас. Пожалуйста, не делай так больше, ты же видишь, что они творят. Исмаил серьёзно посмотрел на него, и его личико осветила грустная улыбка. – Они показывают свой уровень, а не твой.~~~~~~~
– Султанша! – Бюльбюль нагнал её на полпути к дверям. – Султанша, вы что же, уходите? Но ведь вы сказали шехзаде Исмаилу, что будете здесь, когда он проснётся... Кёсем скованно оглянулась на мальчика. – Теперь здесь его отец. Он только его и звал… Он и не заметит моего отсутствия. – Разве, навещая детей бедняков, вы так поступали? – Евнух кхекнул, пытаясь поспеть за ней. – Ведь вы назвали Исмаила сыном. Вашим сыном. Всё это время мальчик находил утешение только в вас… Помедлив, он решительно преградил ей путь, после чего перешёл на шёпот: – Чего вы так испугались, султанша? Присутствие шехзаде Искандера стесняет вас? Да ведь у Эрдема Аги и в мыслях не было намекать на то, о чём подумали вы. – Твой язык тебе без надобности, ага? – Кёсем изучающе наклонила голову. – Здесь нет вашей свиты и нет придворных. Никто не заподозрит вас ни в чём постыдном. Вы всего лишь оказываете поддержку ещё одной несчастной семье на краю гибели. Мимолётный взгляд, который она бросила на сидящего у кровати Исмаила молодого человека, был исполнен почти животного страха. – Участь этого малыша – грех Сафие Султан и её детей, а вовсе не мой. Я сделала всё, что могла; остановить Ангела Смерти мне не под силу. И я больше не могу здесь оставаться. Обойдя слугу, она двинулась дальше, когда далеко позади послышался негромкий, исполненный мягкого спокойствия голос Искандера.Над твердью голубой есть город золотой С высокими воротами, с прозрачною стеной. В том городе сады, и травы, и цветы... В садах гуляют звери нездешней красоты.
Кёсем медленно обернулась, распахнув глаза. Искандер смотрел только на своего сына, с умиротворённой задумчивостью перебирая его тёмные кудряшки, не заботясь, казалось, о том, что его тихую колыбельную может услышать кто-то ещё в лазарете. Губы султанши чуть дрогнули; дыхание у неё перехватило.А в тверди голубой горит одна звезда – Она твоя, о ангел мой, она всегда твоя. Кто любит, тот любим. Кто светел, тот и свят. Пускай тебя звезда ведёт дорогой в дивный сад…
Кёсем неспешным шагом пересекла лазарет и присела неподалёку, молча глядя на него.Тебя там встретят огнегривый лев И белый вол, исполненный очей, С ними – золотой орёл небесный, Чей так светел взор незабываемый…
– Прежде эта колыбельная ему нравилась, а лучше всего действовала на тебя. – Она пересела на маленький табурет по другую сторону кровати Исмаила, и на её губах мелькнула слабая усмешка. Искандер поднял глаза. Двигаясь и ощущая себя скованно точно подросток, Кёсем взяла с прикроватной тумбочки игрушечного зайца и положила в постель рядом с Исмаилом, после чего опустила голову на его подушку, в стыдливом молчании глядя на него. – Султанша? Султанша, а вы где?.. У Искандера и Кёсем вырвался синхронный взволнованный вздох. Исмаил сонно пробормотал ещё что-то неразборчивое. – Здесь, мой родной, конечно, здесь… – Шепча привычную ласковую дребедень для детей, она принялась гладить его личико и тёмные волосы, когда её сердце сделало сальто: Искандер не сводил с неё глаз. На губах у него застыла тень измождённой улыбки – чуть заметной, но исполненной искренней теплоты и мгновенно озарившей его мертвенно-бледное лицо подобно солнцу. Кёсем потерянно опустила голову, чувствуя, как слёзы сдавливают ей горло. – Исмаил, солнышко, смотри, кто пришёл к тебе в гости.