Город золотой

«Любовь и смерть, добро и зло... Что свято, что грешно, познать нам суждено. Любовь и смерть, добро и зло, А выбрать нам дано – одно...» В. Цыганов

      Вошедший лекарь, оказавшийся запуганного вида агой средних лет с круглым лицом и ямочками на щеках, замешкался на полпути и, поприветствовав Искандера поклоном, поспешно засеменил к мальчику. Губы Кёсем мгновенно сжались в тонкую линию, точно она увидела нечто неподобающее, Искандер же растерянно моргнул. Едва молодая женщина успела сделать шаг, как в темницу стремительно прошествовал ещё один гость, по обыкновению облачённый в ярко-красные шелка.       «О Аллах, только не ты…»       – Держите-ка этого, – махнув рукой в сторону Искандера, с хозяйским видом распорядился Хаджи Ага, обращаясь к бостанджи. – Это может быть уловкой, султанша. Вы знаете, каково это семейство Сафие Султан.       Кёсем не возразила ему и, лишь когда двое стражников свели узнику руки за спиной, проследовала за лекарем к скамье, на которой лежал Исмаил. Искандер с омерзением оглянулся на Хаджи, изучающе приподняв брови. К лицу неизменного спутника главной хасеки, прежде всегда вежливого и благожелательного с ним, теперь, казалось, приклеили исполненную неподдельного счастья улыбку, которая, по мере того, как он обводил взглядом темницу и арестантов, становилась все шире. Глаза же его лучились чистой злобой.       – Что с ним случилось? – спросила Кёсем, дотронувшись до лба мальчика.       – Вчера после ареста он жаловался на боль в груди, отдающую в левую руку… На жгучую боль, – запинаясь, объяснил Искандер. – А сейчас вдруг начал задыхаться и потерял сознание.       – О Аллах, не может быть... – И лекарь, заморгав, суетливо принялся перекладывать его сына, помогая ему принять сидячее положение.       – Ты знаешь, что это? – спросила его Кёсем.       – Это сердце, верно?.. Почему он без сознания?! – в отчаянии выпалил Искандер.       – Да, шехзаде. Судя по всему, у мальчика произошёл сердечный приступ. – Оглянувшись, лекарь посмотрел на узника с искренним состраданием.       Искандер опустошённо перевёл взгляд на сына.       – Ждите у двери, – вдруг проговорила Кёсем тихо. Узник отстранённо поглядел вслед бостанджи, которые тут же выпустили его и отошли к выходу из темницы, после чего резким и стыдливым движением вытер с глаз выступившие слёзы и тоже направился к скамье. Кёсем поспешно повернулась к лекарю: – Сердечный приступ в таком возрасте?.. Можно что-то сделать?       – Султанша, если бы… – И лекарь неуверенно замолчал, окинув взглядом темницу.       – Здесь ему не помочь, – сказал Искандер. – Прошу, нужно отнести его в лазарет. Вынести отсюда.       – Это всё, чего желает шехзаде? – насмешливо пропел Хаджи Ага.       – Прикуси язык, – едва оглянувшись, огрызнулся Искандер.       – Вот видите? – Евнух, по-прежнему улыбаясь, поглядел на свою госпожу. – Вчерашний раб возомнил о себе невесть что.       – Шехзаде абсолютно прав, султанша, – чуть более решительно подал голос лекарь, бросив на Хаджи неприязненный взгляд. – При сердечном недуге необходимы приток свежего воздуха, покой, чистая постель. В этом подземелье любая помощь будет бесполезной.       Искандер посмотрел на Кёсем, ожидая, когда она даст согласие – но та лишь застыла в нерешительности, с каменным лицом взирая на его сына. Он медленно вздохнул, подавляя порыв сжать кулаки, и в памяти снова зазвучал тихий дрожащий голос Сафие Султан. «Ради ребёнка не стыдно… Не стыдно…»       – Прошу вас. – Не поднимая глаз и стараясь говорить ровным тоном, он опустился на колени. – Прошу, он же умрёт.       Кёсем потрясённо расширила глаза. Буквально подскочив к узнику, она резко, почти что с яростью протянула руки, словно желая схватить его за плечи и немедленно заставить подняться. В этот момент Исмаил слабо застонал – дрогнув, она оглянулась на него.       – Шехзаде! Шехзаде, как вы? – Лекарь суетливо склонился над его сыном, убрав от его губ небольшой чёрный флакон.       – Больно… – едва слышно отозвался мальчик тоненьким голосом.       – Кёсем Султан, – с отчуждённой учтивостью произнёс Искандер и, встретив её взгляд, заметил, что глаза её блестят от слёз. Всё у него внутри дрожало от унижения и отчаяния, а её лицо приняло столь же по-детски беспомощное выражение, как в далекий день их первой встречи. – До сегодняшнего дня я никого и ни о чём не просил. Я никогда не искал ни вашей помощи, ни вашей защиты. Но если четырнадцать лет моей преданности были хоть сколько-нибудь ценны для вас – умоляю, не бросайте здесь моего ребёнка.       Глубоко вздохнув, Кёсем резко отвернулась и отошла от него… И отдала приказ.       Бостанджи безропотно направились к скамье – как он и ожидал, никто не усомнился, что эта женщина представляет волю падишаха. Искандер, двигаясь словно в тумане, поднялся на ноги.       – Султанша… Повелитель не давал позволения… – беспомощно промолвил Хаджи. На него никто не обратил внимания. – Ради Аллаха, султанша, да есть ли в этом смысл? Мальчика так или иначе ждёт казнь.       Повисла гробовая тишина. Искандер быстро взглянул на Исмаила, которого теперь держал на руках один из бостанджи, и по тому, как замер его сын, понял, что тот всё слышал. Кёсем, уже застывшая у выхода, с беспомощным видом попеременно посмотрела на обоих.       – Ты… – Она было в ярости обернулась к своему спутнику. – Искандер, нет!       В последний момент на пути у шехзаде выросло четверо стражников – скрутив узнику руки, его оттащили от Хаджи и снова поставили на колени. Искандер, задыхаясь от бессильной ненависти, впился в евнуха взглядом. Тот презрительно улыбнулся и ткнул пальцем в его сторону:       – Повелитель узнает…       – Выйди вон! – повысив голос, бросила ему Кёсем.       Взглянув на неё, Хаджи мгновенно замолчал, после чего подчинился. Кёсем, тяжело дыша, погладила Исмаила по щеке и с несвойственной ей суетливостью что-то зашептала ему. Стражники после её кивка выпустили своего пленника.       – Я сделаю всё, что смогу, Искандер, – почти с робостью в голосе промолвила молодая женщина и вместе с его сыном скрылась за тяжелой дверью.       – Ты в этом уверен, ага? – переспросил Зюльфикяр тихо. – Но разве то, о чём ты говоришь, не болезнь стариков?       – К сожалению, с малолетними детьми подобное случается чаще, чем принято думать, паша. – Круглолицый Эрдем Ага, накануне явившийся во дворец в числе прочего множества лекарей, которых она пригласила для Ахмеда, тяжело вздохнул. – К тому же, учитывая то множество перенесённых болезней, что вы перечислили…       Бюльбюль, сидевший у кровати измождённого, бледного как полотно малыша, казалось, только и ждал момента, чтобы встретить её взгляд. Кёсем решительно повернулась спиной к двери лазарета и, прикусив губу, уставилась себе под ноги.       – Искандер не говорил, что у его сына настолько слабое здоровье.       – Что же вы не поинтересовались?.. – приподняв брови, осведомился Зюльфикяр холодно. Слова вырвались у него точно помимо воли, и Кёсем смерила его долгим недобрым взглядом.       – Причины приступов в большинстве случаев схожи между собой, – прервал их безмолвный поединок лекарь. – Порой слабое сердце может не давать о себе знать в течение долгих лет, однако когда пациент переживает большое потрясение или же находится во власти постоянной тревоги, сильного страха… именно это способно повлечь за собой нарушения и последующую преждевременную смерть. Маленькому шехзаде в эти сутки не случалось быть свидетелем насилия?       Лицо Зюльфикяра вдруг стало багрово-красным. Едва заметно задрожав, он уставился в пространство, после чего с невероятной яростью обернулся к Кёсем и устремил на неё обвиняющий, полный боли взгляд. Она только медленно оглянулась на Исмаила.       «О Аллах, прости мне…»       – Ты… сумеешь ему помочь?       – Я делаю, что могу, султанша, но… – Эрдем Ага мрачно отвёл взгляд. – Хвала Аллаху, мы в силах снимать боль… на время. И, разумеется, все доступные мне средства от сердечного недуга я испробую. Но знайте, болезнь, поразившая маленького шехзаде, очень тяжела, мучительна и разнообразна – кто знает, сколько веков мы будем искать спасение от неё...       – Султанша! Кёсем Султан! – донесся взволнованный голос Хаджи с другого конца коридора. Раздраженно вздохнув, она жестом велела Зюльфикяру и лекарю возвращаться в лазарет и обернулась к подошедшему слуге.       – Султанша, пришли вести из Старого дворца. – Под её холодным взглядом Хаджи заметно поник и смутился. – Сафие Султан… – Его голос дрогнул от злобы, смешанной с досадой. – Этой женщине вновь удалось избежать смерти.       Не далее чем три дня назад это известие привело её в негодование и отчаяние, теперь же на губах у Кёсем лишь мелькнула усталая усмешка.       – Значит, Аллаху угодно и впредь лишать меня спокойного сна.       – У вас появилась возможность оградить Повелителя и своих шехзаде от козней этой изменницы. Госпожа, уверяю, это необходимо обсудить сейчас, – напряжённо и с необычайной настойчивостью прибавил Хаджи, когда она, молча отвернувшись от него, направилась в лазарет. – Прошу вас! Это важно.       Спустя несколько минут евнух неслышно прикрыл за её спиной двери близлежащих пустующих покоев, окна которых выходили на дворцовый сад и фонтаны. Кёсем опёрлась одной ладонью на подоконник, глядя, как Мурад, выкрикивая дразнилки, гоняется за Касымом с деревянным мечом, а Осман, Мехмед и Айше, сидевшие на каменной резной скамье неподалёку, задорно посмеиваются, наблюдая за ними. Исмаил тоже нередко принимал участие в забавах её детей, хотя тренировки и схватки любил не больше Касыма – едва получив толчок в бок или небольшой удар деревянным мечом, мальчик неизменно начинал хныкать и дрожать от страха, чем всегда приводил своего отца в неистовое раздражение.       Айше расхохоталась пуще прежнего, и Кёсем, изучающе наклонив голову, задалась вопросом, слышали ли они о несчастьях, которые постигли ребёнка, несколько лет подобно брату делившего с ними под этим кровом радость и слёзы. Неужели слышали – и всё же?..       Хаджи, проследив за её взглядом, неуверенно потоптался на месте.       – Султанша, хотя деяния и тайны предателей и разгневали нашего Повелителя, вы как никто другой знаете, что сложившаяся ситуация глубоко ранит его сердце. Увы, по возвращении во дворец он может вновь пойти на поводу у своей совести и пощадить по крайней мере ребёнка. Однако же теперь… – Он помедлил, после чего решительно посмотрел на неё. – Учитывая это загадочное заболевание, тихая и своевременная смерть мальчика не вызовет никаких вопросов.       Кёсем с оледеневшим лицом обернулась к нему. Хаджи, стушевавшись, продолжил:       – Если подлить в одно из лекарств…       – Судя по всему, потаённое стремление лишиться головы сегодня преследует тебя неотступно.       – Госпожа моя… – поспешно склонился евнух.       – Да что с тобой, Хаджи? – Её голос дрожал. – Откуда в тебе это зло?.. Как ты смеешь предлагать мне такое?!       – Что будет, если он останется в живых? Только подумайте, какой страшной опасности подвергнутся ваши сыновья. Ведь вы уже согласились, что Искандер Ага представляет угрозу.       – Искандер солгал мне, – кивнула она. – Он скрыл истину о своём происхождении, а значит, может быть причастен к заговору своей матери против Повелителя и строить планы о восхождении на трон… И, зная, что он шехзаде, он никогда мне не подчинится. – Стиснув зубы, Кёсем напряжённо отвела взгляд. – Но если ты полагаешь, что я стану… Забудь об этом, Хаджи. Порядок, купленный кровью невинных детей, мне не нужен.       – Этот ребёнок ценнее для Сафие Султан, нежели все ныне живущие внуки и правнуки. Она открыто осмелилась поставить его выше Повелителя – того самого внука, которому была обязана хранить верность и оберегать ценой своей жизни. И неужто он более невинен, чем отец, что был убит ядом на ваших глазах, или же сестра, чью кровь она пролила вашими же руками?       Наступила гнетущая тишина. «Это так же жестоко, как низко», – хотела ответить Кёсем, но не смогла. Губы Хаджи, от которого перемена не укрылась, тронула удовлетворённая улыбка, и он снова заговорил, не сводя пристального взгляда с её лица.       – Сафие Султан никогда не перестанет желать власти. Она не остановится в попытках уничтожить Повелителя и ваших детей. Лишившись Искандера, она непременно будет стремиться возвести на трон его сына, и вам это известно лучше, чем кому-либо. – Он помедлил. – И даже если она потерпит неудачу сейчас – очевидно, что за эти годы нечестивец сделал всё возможное, дабы мальчик привязался к его сестре, а теперь и к матери. Для предателей династии не найдётся более лёгкого дела, чем взрастить из него орудие мести и восстановить против вашей семьи. Вам никак не помешать этому – не станете же вы, в конце концов, растить сына Искандера как своё дитя?       Последние слова Хаджи произнёс с явной иронией и пренебрежением, однако Кёсем бросила на него странный взгляд.       – Сафие Султан обязана заплатить… – В голосе евнуха снова зазвучали нотки искренней, неподдельной ненависти. При каждом упоминании этого имени его снедала небывалая злоба; на мгновение он с некой уязвимостью во взгляде уставился в пол, словно забыв о своей собеседнице. Кёсем растерянно моргнула и выжидающе приподняла одну бровь. – …За все свои преступления. Повелитель тяжело болен, султанша, сражён ядом – и всё из-за них. Нельзя, чтобы они избежали своей расплаты. Проявлять милосердие в нынешних обстоятельствах – не только огромный риск, но и…       – Меня заверили, что опасность миновала. – Кёсем с непониманием воззрилась на него – и запоздало ощутила, как всё внутри сжимается от ужаса и тёмного предчувствия. – Или же… ты знаешь о здоровье Повелителя нечто, чего не знаю я, Хаджи?       – Что вы, нет, султанша. Пусть Аллах пошлет султану Ахмед-хану долгих лет, – поспешно отозвался тот, после чего замялся. – И всё же здоровье падишаха чрезвычайно подорвано – упаси Аллах, но может случиться, что день, когда жизнь каждого шехзаде в этом дворце окажется под угрозой, не так далёк, как мы ожидаем. И пока все излишки не испустят дух, в руках Сафие Султан и её дочери всегда будет наисильнейшее оружие против вас и ваших детей. Милосердие, проявленное сегодня, завтра может стоить им жизни.       «Мой сын внутри! На помощь! Откройте двери, впустите!..» – донёсся до её слуха собственный крик из далёкого прошлого. Кёсем обессиленно прислонилась к стене.       – У вас непомерно доброе сердце, султанша, – продолжал Хаджи угодливым тоном. – Мы, рабы Османов, прежде не знали госпожи, подобной вам… Но женщинам, которые творят историю этого государства, иногда приходится поступаться совестью, дабы уберечь своих любимых от страшной участи. Достопочтенная Валиде Нурбану Султан, которой я обязан своим благополучием и проживанием в этом дворце, ради покойного падишаха Мурад-хана всю свою жизнь…       – Я не забыла, – устало перебила Кёсем. Нурбану Султан... Могущественная и истово ненавидимая свекровь Сафие, что в пору своего могущества пользовалась глубоким почтением османского народа за свои благие дела и щедрость к беднякам – и, если верить слухам, лично контролировала казнь каждого шехзаде-ребёнка, представлявшего угрозу положению её сына. Дворцовая легенда гласила, что безвременно скончавшийся муж-падишах Нурбану в свои последние минуты униженно молил её пощадить подаренных ему другими наложницами пятерых мальчиков, младшему из которых не сравнялось и двух месяцев от роду, но в ответ был лишь ядовито высмеян своей женой. Хаджи уже не в первый раз призывал Кёсем равняться на эту женщину.       – Искандер… Он просил… – Что-то сдавило её горло. – Он же доверил мне сына. Он верит мне…       – Что с вами? – выпалил Хаджи, потрясённо глядя на её лицо.       Кёсем, дрогнув, с привычным, но на сей раз запоздалым страхом огляделась по сторонам – лишь спустя несколько мгновений к ней пришло осознание, что подслушивать и подсматривать за ней здесь некому. Хаджи порывисто шагнул вперед:       – Быть не может, чтобы вы поставили жалость к сыну предательницы Османской династии выше безопасности своих шехзаде. – Евнух сглотнул. – И, султанша… в годы юности вы сами были свидетельницей того, как Хандан Султан, мать самого Повелителя, потерпела крах из-за подобной слабости. Неужели же теперь…       – Помни своё место, – с ожесточением оборвала его Кёсем, после чего вскинула голову. – Нет нужды напоминать мне об участи Хандан Султан. Всем вам должно быть известно, что у меня нет и никогда не будет её слабостей.       – Это вы? – Исмаил поднял затуманенный взгляд на своего гостя. – Пожалуйста, не приходите ко мне больше.       Зюльфикяр Паша, явно задетый за живое и очень расстроенный, обескураженно воззрился на маленького шехзаде.       – Но почему же, Исмаил? Ты зол на меня? Не хочешь меня видеть?       Мальчик, не переставая держаться за сердце и тихо всхлипывать, упорно глядел в другую сторону. Кёсем остановилась в дверях, рассматривая его.       «Я не могу... – снова и снова стучало у неё в голове. – Аллах Всевышний, я не могу!»       – Вы предатель, – слабым голоском проговорил Исмаил, обращаясь к Зюльфикяру. – Вы хотите зла моему отцу.       – Нет, – с нажимом произнес тот. – Нет, мальчик, это вовсе не так.       – Вы его предали, – несколько раз моргнув, настойчиво повторил Исмаил. – Вы звали его своим сыном, и предали. А ваши стражи ранили Сафие Султан. Мой отец больше не верит вам, и я не верю. – Стараясь не совершать причиняющих ему боль движений, мальчик отвернулся. – Пожалуйста, уходите. Нам, наверное, можно спокойно умереть?..       Кёсем бессильно оперлась на плечо стоявшего рядом Хаджи, глядя на ребёнка с неподдельным ужасом. Ей было дурно.       – Что с вами, султанша? – Перепуганный Хаджи стиснул её плечи, не давая потерять равновесие. – Эрдем Ага, подойдите сюда, немедленно!       – Не нужно, нет… – проговорила Кёсем едва слышно, жестом велев лекарю оставаться возле своего пациента. Пошатываясь, она сделала шаг вперед, когда со стороны кроватей послышался звон бьющегося хрусталя.       – Аллах, – выдохнул Зюльфикяр, – да что за олухи неуклюжие!       – О нет… – Исмаил, поднеся обе ладошки к губам, в ужасе уставился на пол. – Нет, нет, нет…       – П-простите нас, шехзаде. Простите, он налетел на меня сам, мы случайно… – поглядев на грузного лекаря, очень стыдливо пролепетал Бюльбюль.       Проследив за их взглядами, Кёсем увидела в нескольких шагах от кровати маленькую, с детскую ладонь статуэтку ласточки, расколовшуюся надвое – кто-то явно только что смахнул её с прикроватного столика.       – Что такое?.. – приблизившись, начала было она.       – Осталось у него от матери, – сказал Зюльфикяр тихо. – Всё время таскал при себе эту… игрушку, исхитрился даже пронести в темницу. И вот, выпустил из рук…       Мальчик горько заплакал, держась за сердце. Зюльфикяр и Бюльбюль кинулись его обнимать, Эрдем Ага поспешил к столику с лекарствами и вернулся с новой порцией средства от сердечной боли. Кёсем, наклонившись, подняла осколки статуэтки, представлявшие собой две неравные половины, и чуть слышно охнула – битый хрусталь распорол ей ладонь. Кровь мгновенно перепачкала её пальцы, грудь ласточки, шёлковый рукав и пояс платья. Кёсем потерянно поглядела на окрасивший хрусталь багрянец – казалось, залитая кровью птица вот-вот забьётся в её руках, – после чего впилась взглядом в Исмаила. Малыш, плакать уже не в силах, едва дыша, пил очередное лекарство, а Зюльфикяр, тихо всхлипывая в бороду, поддерживал его голову. Ощущая сильную дрожь в руках, Кёсем потянулась за своим шёлковым платком, и кровь ещё сильнее замарала её одежду.       Она резко развернулась, отыскивая Хаджи, и вовремя.       Главный евнух заносил руку над столиком с лекарствами, когда Кёсем встала перед ним и выхватила у него маленький стеклянный флакон.       – Султанша… – тихо и печально выдохнул Хаджи – таким тоном к ней обыкновенно обращался Касым, когда она запрещала ему сладкое. Повинуясь её приказу, слуга понуро побрёл к дверям. Выдворив его из лазарета, Кёсем остановилась и, тяжело дыша, незаметно взглянула на флакон – он был закрыт и полон. Она устало прикрыла глаза, после чего стыдливо оглянулась назад. И застыла.       Зюльфикяр, Бюльбюль и Эрдем Ага были поглощены напряжённым разговором, явно не успев ничего заметить, однако же заплаканный Исмаил молча и внимательно наблюдал за ней.