В плену своих чувств

      Парень находился в ярости. Голова и мысли его были затуманены думами о личной потере. Руки сами, словно приобрели собственный разум, взлетали и наносили удары, вновь и вновь, в безудержной истерии, забивая оппонента, что и так уже не мог сопротивляться его напору. И кажется, сейчас совершенно ничего не могло его остановить. Для этого юноши мир сузился до квадрата, в коем присутствовал только он сам и его противник, что уже лежал на земле и не подавал видимых признаков жизни, но взбешённому человеку было плевать. Для него нет запретов, сейчас парень сам вершит правосудие. Единственно верное, по его мнению. Альфу не жаль. Он готов убить его, здесь и сейчас! Самолично порвать его в клочья, как всё грозился сам этот парень. Разбить, затоптать, подорвать и, ухмыляясь победе, развеять по ветру. Ведь это победа! Его победа!       Душа беты тлела в ненависти! Он ненавидел себя за то, каким стал и коим являлся. Он ненавидел их всех, весь этот мир и людей, что неустанно твердят, как ему жить. Ненавидел и альфу, что так упорно сражался с ним, но всё-таки дал слабину и прогнулся под тяжестью гнёта Бакуго Катсуки. Лживый подонок, и слова его — пустой звук.       Стал ненавидеть он и омегу, что так безмолвно и покорно прогибался под выбор судьбы, в которую Катсуки никогда и не верил вовсе. «Все вокруг лжецы и предатели. Н е н, а в и ж у!» Он вопил. Он кричал, а обессилев, осел. Силы в раз покинули тело, оставляя истому приятно блуждать по уставшему телу.       Нутро ликовало, хоть внешне этого не было видно. На лице застыл лик безразличия, но внутри всё кипело и переворачивалось с ног на голову.«Я победил.» кричал внутренний голос, взирая на павшего парня, что ничком лежал у его ног, ныне колен. Израненный, весь в крови. Лица не было видно за ссадинами и побоями. Правая бровь рассечена. Кровь и сейчас неустанно струится из раны. Нос наверняка сломан. Бакуго плевать. Он сейчас вышел из этой борьбы победителем. Но как обычно, по закону жанра и подлости, именно сейчас в его голове всплывает урок по введению в гендерные основы, что был ещё в средней школе.       «Альфа слабеет в периоды гона, — диктует преподаватель, неустанно поглядывая на учеников. Они ещё молоды, совсем ещё юны, им не понять тяжести бремени, что сейчас тяжким грузом скидывает им на плечи образовательная система, желая вырастить понимающих людей и достойных личностей, которые не станут пользоваться чужими слабостями, — нутро их в этот цикл бунтует, в особенности, если пары, по каким-либо причинам, не проводят это время вместе.»       Бета шипит, упираясь руками в собственные бёдра, склонив голову. «И в этот раз он не был серьёзен, это гон ослабил его тело» — мелькает догадка, подобно назойливой мухе, мечется в разные стороны, бьётся о череп. Чёрт бы побрал их, эти гендерные принадлежности и странные циклы.       О том, что у омеги и альфы был цикл на двоих — сомнений не было. Бакуго не идиот и видит вокруг себя многое. Сегодняшнее утро было ему доказательством по многим фактам. Перепады настроения Деку, его рассеянность и незаинтересованность в учёбе. Также ещё и наблюдения за Тодороки ставили в этом вопросе жирную точку. Угрюмее, чем обычно. Сонливый, а в моменты пересечения и общения с омегой, он становился оживлённым и, фу, какая гадость, таким заботливым. И пусть вас не спрашивают, почему он это знал. Ему просто хотелось видеть больше, вот и смотрел бета во все глаза, подмечая детали.        Озлобившись больше обычного, блондин хотел было снова броситься в драку, но вот оплошность — альфа был малость не готов. Ха-ха.       Катсуки кажется, или в нём просыпается совесть? Зудящая заноза где-то в груди неприятно покалывает. Ему становится совестно от своей вспыльчивости. Бета был через чур агрессивен и резок. Без зазрения совести бил уже лежащего на лопатках парня, не смея остановиться.        Отмахнувшись от собственной жалости, он всматривается в умиротворённое лицо альфы. Противно. Смотреть на его оппонента становится тошно, и бета отворачивается. Как же вовремя.       За поворотом виднеются макушки его одноклассников, что неторопливо приближаются к ним, беседуя достаточно громко, чтобы слышать их с этого расстояния, а разделяют их по меньшей мере десятки метров. Вся гурьба направлялась в общагу. «Блять!». Быть замеченным на месте преступления не являлось для него приемлемым, нужно бежать, и скорее. Его не прельщала участь стать снова всеобщим достоянием, центром внимания и обсуждения.       Поднявшись на дрожащие ноги, парень быстрым шагом, почти что бегом, ринулся в сторону, прячась в густо посаженных кустах, стремясь скрыться за деревьями. Уходя всё дальше, он слышал за своей спиной дикие вопли девчонок. Сдержанные, но достаточно громкие ругательства парней. Увиденное ими внушало ужас, не иначе. Бета лишь тихо ухмыльнулся. «Знай своё место, Двумордый»       Поляна, на которой Бакуго устроил привал, борясь со своей усталостью, была не так уж и далеко от общежития. Благо, отсюда той возни не слыхать. Присев у дерева, чья крона отбрасывала огромную тень, пряча потрёпанного мальчишку, Катсуки принялся осматривать своё тело, оценивая увечья, что так услужливо оставил Тодороки. Обожжённая кожа его обоих надплечий покрылась волдырями, что грозились лопнуть, коснись он их. Правый голеностоп и часть голени были во льду. Видимо, при последнем ударе Шото исхитрился и применил причуду своей правой руки, пытаясь увернуться. «Засранец». Лицо всё саднило. Удар, что пришёлся в челюсть, явно вывихнул сустав, было жутко больно. Боль. Да, он начинает понемногу ощущать её. Доселе бушевавший адреналин в крови не давал и возможности заметить её. Только сейчас, когда он утихомирился, становилось неприятно.       Бурча весь матерный набор слов, что он знал, Катсуки осторожно прислонился спиной к стволу дерева. Спина отозвалась яркой вспышкой боли, он невольно застонал. Заведя руку за спину, осторожно перебирая пальцами по рёбрам, бета констатировал факт — спина также вся обожжена. «Ублюдок, оставил чересчур много ожогов». Шум в кустах напротив заставил тело напрячься. Подрываясь на ноги, принимая боевую позицию, мальчишка был готов ко всему, но ноги не выдерживают собственного веса, подкашиваются, роняя своего хозяина. — Каччан… ты… Господи! Что с тобой?!       Омега подбегает к нему, падает на колени. Попытка обнять, бета стискивает зубы. Плечи заныли жуткой болью. — Деку, — тихо шепчет парень-блондин, упираясь ладошкой в омежье плечо, — плечи… Неприятно.       Мальчишка, как от огня, отскакивает от парня, но не удержав равновесие, оседает рядом. В глазах сочувствие, жалость. Омега готов разреветься. Катсуки по меньшей мере выглядел просто страшно. Подбитая скула, опухшая бровь над левым глазом, страшные ожоги на плечах. Всё это заставляло сердце биться в неистовом ритме, разгоняя кровь по венам с бешеной скоростью. Становилось дурно. — Что с тобой произошло, Каччан? — Изуку протянул было руку к лицу беты, намереваясь осторожно коснуться лица. Хотелось погладить израненные щёки, провести ладошкой по лбу, убирая прилипшую грязь, но парень-блондин отстранился назад, не сильно ударяясь затылком о ствол дерева. Раздалось шипение, — с ним? Ты с ним подрался?       Мысли, что набатом бились в его голове, не могут найти выхода. Истерически мотаясь из стороны в сторону, думы о том, что парни снова подрались из-за него, норовили выплеснуться неконтролируемым потоком бессвязной речи, и именно этого Изуку боялся. Сказать что-то не то, спросить за Шото, узнать что с его альфой… Всё это было смерти подобно. Но, Господи… Получается, он волнуется за него не меньше, чем за Бакуго. Испугавшись своего вывода, решившись спросить, он открывает рот, но тут же резко его захлопывает. — А какая тебе, к чёрту, разница, задрот? — перебивает попытку омеги заговорить, Катсуки будто бы захлёбывается собственной злостью. Всё его естество хотело дерзить и плеваться ядом. Эта мнимая забота напрягала безумно. Врезать бы и ему. Это желание было больше, чем необходимость. Это было важнее, чем дышать, но Бакуго сдерживал порыв. «Не сейчас», — Даже сейчас думаешь о нём? Хах, если и, действительно, с твоим уёбком альфой, какая тебе нахуй разница?!       Язвительность в голосе была слишком уж явная. Каждое слово словно сочилось желчью, а от упоминания альфы становится мерзко от самого себя. Случившееся не так давно в раздевалке заставляет сконфужено сжаться. От нахлынувших ощущений парнишка-омега скривился, отводя глаза в сторону, лишь бы не видеть гнева в алых глазах и не выдать себя.       Жуткое чувство поселилось в груди. Омега бунтует-противится, а шестое чувство сводит с ума, но значения этому он придавать не желал. Сейчас перед ним его возлюбленный. Тот милый и любимый мальчишка, и ему сейчас была необходима медицинская помощь. Сомневаться и поддаваться страху было бы глупой опрометчивостью. Нельзя терять шанса вернуть хотя бы дружеские отношения, попытаться исправить хоть что-то. — Каччан… — он начинает осторожно говорить, сбавляя громкость своего голоса почти что до шёпота. Их ссора, как не кстати, всплыла в голове именно сейчас, эхом отдаваясь в голове лишь одним.

«Мелкая, ты, шлюха!»

— Каччан… — подползая на четвереньках к блондину, омега осторожно тянется к оному лицом. Прильнув, через силу, щекой к щеке, жмурится. Подавлять сущность внутри хоть и сложно, но даётся возможным. Лекарства уже подействовали. С опаской мальчишка прикрывает глаза, — тебе нужно обработать раны… — аккуратное прикосновение остаётся безнаказанным. Он отстраняется, чтобы посмотреть в глаза парню, — Каччан… Пойдём в медкабинет…       Стоя перед Бакуго в довольно интересной позе, он неожиданно чувствует, как его накрывает волна томительной жажды. Прикрыв веки, омега сдавленно вздыхает. Это больше похоже на стон. Первый день течки самый сложный. Контролировать себя, даже с помощью препаратов, давалось достаточно трудно. Как говорили врачи в видеороликах, что Изуку находил в сети интернет: каждому организму гена омега свойственна своя уникальная особенность. У кого-то был тяжёлый первый день течки или наоборот, тяготы последнего дня, а кто-то изнывал от мучительного желания в весь период течки.       Против воли, тело выгибается в пояснице, призывно выпячивая пятую точку. Держать себя в руках — единственное, что просит сам себя Мидория, осознавая всю сложность ситуации. Потребность в альфе сейчас ощущается слишком остро. Испытав первый раз это блаженное чувство опустошения с ним, ему теперь хочется этого постоянно. По крайней мере, сейчас точно. Стыдно себе признаваться, но ему ведь понравилось это чувство. Как будто всё правильно. Всё на своих местах, и больше не хочется ничего, только этой облегчённости и удовлетворения.       Закусив щёку, мальчишка поддаётся вперёд, утыкаясь носом в грудь беты. Инстинкт принюхаться к телу срабатывает моментально, и не учуяв запаха, Изуку резко отклоняется обратно, почти что роняя себя на землю, а между ягодиц становится влажно. Ему нужен Шото! Сейчас же! — Где Тодороки? — как не в себе произносит Деку. Взгляд затуманен, его начинает накрывать. Потом будет до ужаса стрёмно. Вот надо же так лажать?       До этого сидевший истуканом, Бакуго кривит лицо в отвращении. Злость начинает кипеть в его жилах, тело потряхивает. Да как этот сучёныш смеет сейчас спрашивать его об этом?! Как ему хватает наглости думать о другом, когда они сейчас находятся только вдвоём?! Ему казалось, что сейчас Изуку будет вымаливать прощение, но этот сраный задрот, бесполезный Деку, действительно посмел спросить у него, где этот хуев двумордый?! Тварь!!!       Катсуки в одно мгновение поднимается на ноги. Невесть откуда взявшиеся силы накрывают с головой. Хочется скрыться, чтобы не видеть этой истомы в глазах, не слышать того, как протяжно сейчас постанывает это зеленоволосое чудо. Зря старается скрыть свою похоть, выходит это крайне скверно.       Догадка, что пришла во время сражения с альфой, неминуемым выстрелом пронзает голову — течка. Необъяснимое желание и жгучая ненависть смешались воедино и требуют срочного выхода. Руки дрожат, а мысли уже где-то вдалеке. Развернувшись к мальчишке, что сидит на земле, обхватив себя руками, бета смотрит грозно, но всё же неспешно подходит к нему.       Присев на корточки, всматриваясь в лицо, покрытое нездоровым румянцем, он не хочет верить самому себе. Катсуки становится противно. Мерзко и гадко от осознания правды гендерного разделения. Тошнотворно от того, что ты не волен быть собой. Омерзительно от мысли, что ты подобен животному, не в силах совладать с собственным телом. Да, как животное. И, кажется, Бакуго сейчас желает уподобиться этому инстинкту, стать таким же похотливым зверьём.       От резкого взмаха правой руки, мальчишка-омега опрокидывается на спину. Удар, что приходится в ухо, оглушает. Нависая над омегой в затруднительном положении, бета быстрым движением рук перехватывает чужие запястья, заламывает над головой, сдавливает настолько сильно, что мальчишка истошно взвывает от боли, моля отпустить. Желание тела, искромётная ненависть, застилают глаза плотной пеленой. То, что он готов сейчас совершить, не иначе, как самая большая ошибка, но в данный момент это не кажется ему настолько плохим или же неправильным решением. Он хочет его. Катсуки хочет трахнуть эту текущую суку: кончить в него, сделать всё, как никогда до этого. Отыметь, вонзаясь в нежное тело, насаживая на всю длину члена. Долбить его в зад, вколачиваясь по самые яйца. Ебать без передышки, раз за разом! Да! Он сделает это! И срать ему с высокой колокольни на всё! — Ну что, дрянь? — злобно шепчет парень-блондин, склоняясь к лицу Деку, — ты постоянно избегаешь меня в эти дни. — Тянет он каждое слово, сминая в ладони одной руки запястья омеги. Второй схватив за подбородок, тянет кверху, заставляя посмотреть на себя, — готов быть, наконец, выебан мною, когда твоя задница в желании члена вся течёт, а? — Не надо… — глаза начинают слезиться, его гендерная сущность вопит. Становится жутко страшно, ведь сил, чтобы освободиться нет. Бакуго держит слишком крепко, да и подступающие волны возбуждения не позволяют адекватно реагировать. Тело словно ломит, хочется прогнуться в спине, желая соития, — Каччан, не надо… — сильный удар по лицу заставляет голову метнуться в сторону. Мальчишка перестаёт говорить. Больно, как же больно.       Сжимая тело Мидории ногами, одной левой удерживая руки над головой, парень придавливает омегу своим телом к земле. Фиксирует, усевшись сверху. Вторая рука начинает по-хозяйски расхаживать по телу, блуждая по мышцам пресса. Плавно, но достаточно грубо, выводя незамысловатые узоры ногтями через одежду.       Одним движением, достаточно резко и неожиданно, парень-блондин переворачивает брюнета на живот. Мальчишка, на секунду опешив, берёт себя в руки и старается вырваться — тщетно. Попытки к бегству предотвращает сильный толчок коленом в бок. Омега чуть сворачивается. Шипение Изуку слышится глухо. Он упирается носом в землю, становится трудно дышать.       Прижав руки омеги плотно к телу, придавливая ногами к бокам, Катсуки освобождает себе руки. Одной упёршись в затылок мальчишки, он собирает волосы в ладонь, сжимая и натягивая, заставляя тихо стонать. Второй спешит расстегнуть молнию замка костюма Деку. На обдумывание своих действий времени нет. Действуя по наитию, он оголяет верх тела омеги, связывая его собственной же одеждой. Тщетны трепыхания омежьего тела. Также бессмысленны и старания к освобождению, что караются ударами, буквально, куда придётся. Сил вроде бы и нет после драки с Тодороки, но появившееся желание и бурлящая похоть принуждают действовать. Поражаться себе и своим порывам нет возможности.       Мидория замирает на мгновение. В голову приходит идея как вырваться, освободиться от истязателя. С усилием, не взирая на боль в затылке от натяжения волос, мальчишка поворачивает голову, ложась щекой на землю, начинает говорить: — Если ты так хочешь, Каччан… — с придыханием обращается парень к тому, кто себя вовсе не контролирует, осыпает обнаженную спину поцелуями-укусами, пытается отвлечь, — мы могли бы перебраться в комнату, заняться этим на кровати, а не на холодной земле…       Бета застывает с распахнутым ртом, застывая перед надплечьями, с щелчком захлопывая челюсть, утыкается холодным носом в корпус ошейника, в районе загривка, раздумывая над предложенным ему вариантом. Да, на кровати было бы точно удобно, но он чует подвох, вспоминая первую и последнюю течку, при которой присутствовал сам. — Не наебёшь, задрот. — На доли секунды придвигаясь к уху, шепчет Катсуки, затем снова спускаясь к плечам, вонзается в кожу зубами, стискивая челюсть, прокусывает кожу.       В округе раздался бы истошный вопль, но вовремя зажав рот Мидории рукой, блондин наслаждается протяжным мычанием и видом покатившихся слёз по щекам. Ему доставляет садистское удовольствие мучить его. Сейчас он готов поклясться, происходит всё именно так, как ему хочется. Бакуго не приходится сдерживаться в порывах грубости. Он позволяет себе наслаждаться этим, нанося мальчишке физическую боль. Это классно. Смотреть, как в такт его действиям то распахиваются, то жмурятся глаза цвета зелени, поблёскивая от влаги. Слышать эти стоны, что несут в себе столько чувств, которые Катсуки трактует по-своему.       Действия набирают оборот. Бета переворачивает мальчишку-омегу, что будучи связанным своими же рукавами, не может воспользоваться руками, на спину. Сам садится между ног, которые сжимает крепкой хваткой на лодыжках — принуждает раздвинуть их. Тянет на себя, задницей практически усаживая на свои колени. Лёгкое усилие со стороны Катсуки, раздаётся треск ткани, и геройский комбез Деку рвётся по шву, от лобка до копчика, являя бете новые возможности к действиям в достижении своей цели. Почувствовав влагу через ткань нижнего белья, ему будто вовсе сносит крышу. Все ограничители дали сбой.       «Сейчас развлечёмся» только и произносит Бакуго, искривляя губы в ухмылке.