Книга Химеры

      Она стояла на крыше Часовой башни. Ночь была сырой и пасмурной, и в ней было что-то не так. Только никак не получалось понять, что. Готэм расстилался внизу, тёмный, мрачный и голодный, пронизанный струями тумана, пришедшего с залива. Марево серых туч нависло над ним так низко, что за высокий шпиль башни зацепился дымчатый облачный лоскут.       А потом она сообразила.       Ночь была по-летнему тёплой, но на кровле крыши лежали сухие пожелтевшие листья. Откуда-то сквозь туман доносился нежный аромат гиацинтов и тюльпанов, что весной расцветали в Готэмском парке в аккуратных клумбах, но при этом с нахмурившегося неба сыпались крупные редкие снежинки.       Она подставила ладонь под одну из них, ощутила холодное касание, понюхала, попробовала на язык талую каплю.       Снег был настоящим.       И тут за её спиной раздался шаг. Как будто церемониймейстер ударил своим жезлом об пол, а вокруг рассыпались, постепенно затихая, шепотки придворных — шорох осенних листьев. Шаг был одним-единственным, как будто тот, кто ступил на крышу Часовой, решил таким образом обозначить своё присутствие.       Она обернулась.       И увидела Бэтмена.       Он стоял в тени, могучий и неподвижный, и чёрный плащ его ниспадал до самых пят, а символ на груди почему-то был виден даже в отсутствие света луны и фонарей. Чуть склонив голову, облачённую в знаменитый шлем-маску, Тёмный Рыцарь молча поднял руку и сделал скупой приглашающий жест.       Она, невольно робея, подошла и встала рядом, ощущая себя ужасно маленькой и незначительной, — но при этом, когда ей на плечо легла широкая тяжёлая ладонь, в груди у неё разлилось нечто тёплое и щемящее, как кровь из лопнувшего клапана, только без крови. Бэтмен развернул её лицом на юг — туда, где в совершенно ином мире находилась школа «Нова». А потом воздел руку, указывая туда пальцем. И, повинуясь этому повелительному жесту, туман будто пронзила стрела, и он прянул в стороны, развеиваясь на её пути. Внезапно то, что было далёким, приблизилось, одновременно оставаясь на своём месте, и на стоявших на крыше башни надвинулась суровая громада леса, и шоссе, проходившее вдоль него дальше на юг, а ещё — отдельно стоявший холм. И отдельно же стоявший на этом холме дом.       Четырёхэтажный особняк, видавший лучшие времена, но всё же не разваливавшийся. Два крыла, широкая парадная лестница, пересохший фонтан в неухоженном саду, тёмные окна… Но откуда-то пришло знание: окна темны лишь потому, что обитатели дома спят. А ещё рядом с воротами, у подъездной дорожки, красовалась большая табличка с овальным верхом, но вот надпись разглядеть на ней уже не получалось: туман брал своё, а дом вместе с лесом опять отодвинулись, отступили, пропадая из виду.       Бэтмен повернул голову, глядя на неё сверху вниз. Кивнул, скупо улыбаясь. И поднёс палец к губам в тот самый миг, когда она захотела задать вопрос.              Именно в этот момент Рика проснулась. И села, неуютно ёжась и подтягивая к груди лёгкий плед.       Из окна дуло, в него неохотно заглядывал хмурый серый рассвет. Было ещё совсем рано, около половины шестого утра. Но сна у девушки уже не было ни в одном глазу.       От фантасмагоричности и одновременно невероятной реалистичности сна на неё напало какое-то заторможенное отупение, будто кто-то вкатил в мозг лошадиную дозу анестетика, заставляя его конкретно так онеметь. Рика никак не могла сообразить, какой именно Готэм она видела, — хотя бы потому, что никогда не наблюдала Готэм своего мира с высоты Часовой башни, — и какого именно Бэтмена. Мало того… девушка не вполне понимала, кто именно стоял на той крыше: Мантикора, Химера, они обе или… ни одна из них?       «Нет, ни одна — это явный перебор», — одёрнула себя Рика. И хотела было задать все эти вопросы своему второму «я», но внезапно поняла, что Химера молчит. От разума носительницы тела её отделяла тонкая, но ощутимая плёнка-преграда, и Рика безошибочно определила, что пришелица из другого мира сейчас погружена в размышления, тоже переваривая то, что они обе — теперь было уже понятно, что обе, — увидели ночью во сне.       «И ещё уже понятно, что это всё было… настоящее?..»       Снова ощутив, как наяву, промозглые касания тумана, Рика вздрогнула и обхватила себя руками за плечи. А потом вздрогнула ещё раз и от неожиданности залилась краской, хотя рядом никого не было: уж очень громко её желудок потребовал пищи. И тут она вспомнила, что, несмотря на большое количество поглощённой жидкости, за весь вчерашний вечер она закинула в себя мяса только с одного шампура.       Приведя себя в порядок, девушка выскользнула из отведённой ей гостевой комнаты и тихонько спустилась на первый этаж. В гостиной раздавался богатырский храп — и Химера лёгкой тенью обозначила своё присутствие, напомнив Рике, что так храпел Константин, когда напивался больше обычного.       А потом девушка увидела Ксава.       Он лежал на диване, уткнувшись лицом в подушку, какой-то весь обмякший и сломанный, безвольно свесив руку вниз так, что пальцы касались ковра. Помимо пьяного храпа, дух от него исходил такой, что Рика невольно поморщилась и приглушила звериное чутьё. Но, тем не менее, кто-то уже успел укрыть это благоухающее тело пледом и стащить с него кроссовки. И уж точно не сам Чарли умудрился так аккуратно сложить свои джинсы и оставить на кресле рядом.       Рика навострила уши, поколебалась и, пройдя через кухню, вышла в застеклённую дверь.       Открывшееся ей зрелище местами напоминало последствия самого настоящего побоища: куда ни глянь, на каких-то покрывалах, а то и просто на траве валялись чуть ли не в обнимку недвижные людские тела — кто в чёрном, кто в цветастом. Лёгкий дымок по-прежнему поднимался от почти остывших кострищ и мангалов, со столов ещё никто не убрал объедки и пустые бутылки. Но при этом Мантикора ощущала кожей, что периметр поместья по-прежнему находится под надёжной охраной. Далеко не все парни Саллаха пили ночью, кто-то ещё и работал — и работать продолжал.       Самого Саллаха Рика учуяла в самом большом и красивом шатре: араб спал вповалку аж с тремя девицами. А на террасе, чуть щуря глаза, явно уставшие от снятых очков, сидел Джимми Хоулетт — свежий, как майская роза, благоухающий зубной пастой и туалетной водой и аккуратно помешивающий серебряной ложечкой горячий чай в чашке тонкого фарфора. Рядом на столике стояли чайник с молочником и сахарницей и лежали на тарелках несколько сэндвичей и бисквитов. Нарушая все стереотипы, урождённый англичанин завтракал вовсе не по-английски.       — Доброе утро, дамы, — тихонько проговорил Джимми, когда Рика подошла поближе. Опять-таки, вопреки её ожиданиям, он не стал общаться мысленно, чтобы никого не разбудить, просто приглушил голос. — Как спалось? Я ощущаю от вас какое-то… не то напряжение, не то расслабленность, вот забавное состояние.       — Не настолько забавное, как у Чарли, — принуждённо усмехнулась Рика и села напротив Джима, повинуясь приглашающему жесту. — Вот уж не думала, что регенерант может настолько напиться.       — У него есть повод, — поморщился Хоулетт, одновременно начиная легко и непринуждённо ухаживать за своей гостьей, наливая чай в невесть откуда взявшуюся чашку. — Об этом, конечно, стоило бы спросить у него, но я уже словил образ — ты видела его ночью у стены, а он, как обычно, ничего не стал объяснять. Мне это, честно признаться, надоело. Пусть потом на меня обижается, как хочет. Но сперва — завтрак.       И только когда Рика поела и допила вторую чашку чая, Джим вздохнул и, снова надев очки, свёл вместе кончики пальцев.       — Для начала я хотел бы спросить у вас, дамы… Спросить предварительно, поскольку телепатия телепатией, но о добровольном согласии всегда нужно спрашивать. Готовы ли вы способствовать нашему делу, борьбе с «Астартес»? Ты, Мантикора, и после того, как тебе вернут мужа, а ты, Химера, — до тех пор, пока не вернёшься домой? К чему, как я понимаю, ты в итоге стремишься.       — Да, — подтвердила вновь визуализированная Химера, — я собираюсь вернуться в свой мир, пусть пока и не знаю, как. И в целом готова помочь вам, чем смогу в моём состоянии, но тут первую скрипку играю отнюдь не я. Будет так, как скажет хозяйка нашего тела.       Рика только вздохнула.       — Джимми, ты же понимаешь сам, что я не смогу сейчас вернуть свою жизнь, даже если верну Курта и смогу окончательно обезопасить родителей. Учитывая доктора Ди и мои когти… Да даже если бы могла. Я…       У неё в памяти всплыло всё то, что она видела и слышала — сама и от других. Операционная, в которой она лежала. Дети, о которых писал Охотник. Спина Чарли. Брат Саллаха. Семейство Кейнов.       — Я убеждена в том, что «Астартес» не должны существовать, — твёрдо произнесла Мантикора. — Правда, не уверена, что именно тут смогу сделать лично я…       — Так говорят все, кто приходит к нам, — тонко улыбнулся Хоулетт. — Даже сильнейшие из них. Не волнуйся, Мантикора. Мы найдём применение твоим способностям. Всем им.       — Тогда я с вами, — кивнула Рика и тут же спохватилась, вспомнив недавнюю оговорка Джима: — А почему предварительно?       Хоулетт только вздохнул.       — Не всем подходят наши методы. Скажем так, далеко не каждый посчитает их сообразными со своей этикой… Но увы — вы обе понимаете, что наш мир воистину более жесток, чем мир Химеры, как мы уже определили вчера. И увы вдвойне — как бы нам ни хотелось, в нашей борьбе мы не можем сохранять руки чистыми, одежды белоснежными, а нимб — сияющим. Нам приходится пачкать руки. Более того, по некоторым оценкам, какие-то из наших действий могут быть сравнимы с действиями «Астартес» — по степени практичности и беспощадности.       Рика неопределённо хмыкнула и повела плечами.       — Не уверена, что в моём мире наоборот, сплошь пони и радуга, — пробормотала Химера. — То, что я о чём-то не знаю, не значит, что этого нет.       — Нисколько не сомневаюсь, — покладисто согласился Джимми, снимая очки и начиная неторопливо протирать их замшевой тряпочкой. — Но вот вам пример. Как вы, я думаю, уже успели догадаться, отец Чарли напрямую связан с «Астартес». Сверх того, после «успешного», как он считает, «излечения» своего сына он прочно и надёжно вступил в их ряды. Да, мистер Ксавье-старший является непосредственным членом организации и одним из крупных спонсоров их дела. Нас, как вы сами понимаете, такое положение дел не устраивает. Но… урезонивать его бесполезно. Поверьте, мы пытались. — Тут взгляд его погрустнел и сделался чуть ли не виноватым, когда Джим искоса глянул на дом. — Я отдаю себе отчёт, что не должен сейчас это вам говорить, но… Ксав убьёт его. Сам. И уже довольно скоро. Отсюда — то, что вы видели у стены. Мы могли бы подрядить на это дело кого-нибудь из людей Саллаха или даже его самого — он предлагал, — но Чарли твёрдо решил сделать это сам. Своими руками.       На какое-то время во дворе воцарилась тишина, прерываемая живым звуком просыпающихся насекомых и птиц и мерным посапыванием спящих наёмников и цыган.       Потом Рика задумчиво потёрла подбородок.       — А тут как посмотреть… Что ужаснее и неэтичнее — убить, но честно, или сохранить жизнь, но подправить мозги и каждый день смотреть на дело рук своих и понимать, что сделал из человека куклу? Ты можешь считать меня циничной, Джим, но…       — …но так работает психическая регенерация, — подхватила Химера. — И потом, если бы вы были такими хладнокровными мерзавцами, какими ты пытаешься сейчас вас выставить, Ксав бы не молотил в стену кулаками, задыхаясь от отчаяния. Не знаю, как там с совестью у членов «Астартес», но у вас, ребята, она точно есть.       — А как же факт покушения на родную кровь? — с каким-то болезненным любопытством поинтересовался Джимми, вновь поправляя очки на переносице.       Химера развела руками и криво усмехнулась.       — В моём втором родном мире я убила своего отца. Конечно, не из таких побуждений, и вообще, можно сказать, сработала мизерикордом… Но факт остаётся фактом.       — Мы вам под стать, — добавила Рика. — Мы обе. И дело даже не в том, кто тут из какого мира. А в том, что психическая регенерация даже на моём уровне — это страшная штука, Джимми. С недавних пор я чётко поняла, что при необходимости могу оправдать для себя… ну, не совсем что угодно, но очень многое. Если для дела. Если по справедливости. Если иначе нельзя.       Химера обхватила себя руками за плечи и закусила губу. На лице её царило хмурое выражение, как будто она признавала какую-то неприятную для себя правду.       — Мой Ксавье не зря говорил, что мой Логан назвал бы меня маленьким чудовищем. У меня было время подумать над его словами. И если именно подумать… Не будь у меня такого воспитания, попади я не в те руки — да хоть бы и руки моего родного деда, Арчибальда! — и кто знает, что бы из меня могло получиться? Кто знает, какие преступления я могла бы для себя оправдывать и до какой степени?       У Хоулетта на пару секунд остекленели глаза, а потом он вздрогнул, покачал головой и с чувством проговорил:       — Что ж, в таком случае, я лично считаю, что нам повезло: вы обе — на нашей стороне, а не в рядах «Астартес».       «И не смей наговаривать на себя, Химера. Ты добрая, я знаю. Это я на тебя сейчас дурно влияю».       Ага, десять раз. Нет, ты тоже добра по природе. Спасибо маминому и папиному воспитанию, в обоих наших случаях.       «А если бы мы попали в семью к какому-нибудь Пигидию?»       Давай не будем даже думать об этом сейчас…       Рика подняла взгляд на Джимми, терпеливо и с пониманием ожидавшего окончания короткого разговора девушек между собой, и улыбнулась:       — А что до вас — я ни за что не поверю, что у вас нет чётких подготовленных рамок, чтобы в случае убийства дракона не стать драконами самим. Так что никаких «предварительно», Джимми. Мы с вами — и с вами до конца, каждая до своего.       — Тем более что… — Тут мерцающие глаза полупрозрачной Химеры отчётливо потеплели. — Тем более что Бэтмен, похоже, не против.       — Бэтмен? — поднял брови Хоулетт. — Но вы же говорили, что Палач не согласилась…       Девушки переглянулись. А потом хором, перебивая друг друга, бросились рассказывать свой сон.       — И это точно был Брюс, — припечатала Химера в самом финале. — Мой Брюс и никто иной. Ошибки быть не может.       Джим пристально взглянул на неё.       — Ты настолько уверена? Это не могла быть иллюзия, насланная твоим другом, чтобы заманить тебя в ловушку?       Но уверенность пришелицы из иного мира было не поколебать.       — Есть один маленький нюанс, — улыбнулась она. — Когда ты впускаешь в себя чужой дух, как бы это ни звучало, — в том случае, как это было у меня, ты познаёшь его, как самоё себя. А поскольку я была в сознании в тот момент, как он в меня вошёл, — как бы это ни звучало, дубль два, — теперь я узнаю его везде. Из тысячи, как говорится. Это точно он. И это точно его воля, воля Уэйна. Можешь считать меня наивной восторженной фанаткой, Джим, но волю, которая способна зарядить кольцо Зелёного Фонаря, не способен скопировать даже доктор Ди.       Джимми Хоулетт задумчиво потрогал мочку уха, скрестил руки на груди и откинулся на спинку плетёного летнего кресла.       — А знаете что, дамы… Представьте-ка ещё раз тот дом, который он вам показывал. Я не то чтобы сильно верю в призраков, но вы обе — живое доказательство того, что невозможное возможно. И если нам внезапно оказывают помощь совершенно неожиданные сущности — кто мы такие, чтобы отказываться? Давайте-ка разберёмся, что именно вам хотел сказать Брюс Уэйн!