Книга Химеры

      Документ, составленный судьёй Митчеллом, являлся образцом старомодного искусства делопроизводства. Чуть напыщенным, высокопарным языком там было изложено, что нижеподписавшиеся стороны или те, кого они «буде соблаговолят выставить вместо себя по причине нездоровья, неумения стрелять и прочим благовидным в этом веке поводам», должны будут участвовать в перестрелке ровно в полдень по местному времени и по солнцу в зените. Оружие — совершенно одинаковые кольты — предоставлял муниципалитет; личное и зачарованное было абсолютным табу. Каждый, получивший ранение, выбывал, а последний оставшийся невредимым получал Миротворец в полное и безраздельное пользование. Убивать участников было строжайшим образом запрещено.       Отдельно в тексте стояло указание, что «чемпионы», выходившие вместо тех, кто откажется, в случае победы также становились полноправными владельцами волшебного кольта, вовсе не обязанными отдавать его тем, за кого выходили стреляться. В конце концов, это они рисковали пролить свою кровь на потеху добрым горожанам — и закон в этом случае говорил ясно.       Это всё Рика прочитала своими глазами после того, как документ первым подписал Джон Константин.       — Будешь стреляться сам? — удивилась девушка, когда он отложил одолженную у судьи ручку, завершив свою подпись лихим росчерком.       — Я всё-таки представитель семьи основателей, золотце, — ухмыльнулся Джон. — И держал в руках огнестрел не раз и не два. Мы ещё будем проходить на моих занятиях ту ораву существ, против которых помогает серебряная пуля в сердце… И не только серебряная.       — Но я думала предложить выйти вместо тебя, — призналась Рика, начиная машинально проглядывать документ… и застыла как громом поражённая, увидев в списке участников своё боевое прозвище.       — А ты там и так уже есть, золотце, — кивнул Джон, увидев её понимание. — Мальчишек вместо себя я выставлять не собираюсь, а на Фьюри у меня другие планы.       Рика беспомощно поднял глаза на судью Митчелла.       — Но…       — Всё по закону, мисс Химера, — подмигнул он ей. — Я не зря рылся в архивах. Вы участвуете как персона, нашедшая Миротворец и вернувшая его в наш город. Или вы против?       Ну, в принципе, Альберт не зря ставил мне руку на занятиях по стрельбе… Если что — тупо заслоню Вайнону собой и дам ей победить. Вряд ли мы с ней останемся один на один в финале, учитывая Бобо… Он явно стреляет лучше и меня, и Джона.       — Мне гораздо ближе колюще-режущее оружие, но почему бы нет, — улыбнулась Рика, ставя свою подпись под одобрительный кивок Константина.       За её спиной послышалось шумное кряхтение: с кресла поднялся Док. Подойдя к собравшимся, он двумя пальцами прикоснулся к полям шляпы и чуть поклонился судье.       — Здесь не хватает ещё одного имени, Кевин. Моего.       — По какому праву? — прищурился Константин.       — По праву представителя закона в этом городе и не только в нём, — спокойно отозвался Холлидей. — Я исполняю обязанности шерифа сейчас — и был заместителем Уайетта Эрпа сто пятьдесят лет назад. Пусть я и не основывал этот город, но я имею право участвовать, поскольку стоял рядом с Уайеттом у корраля О-Кей, дрался с ним плечом к плечу, ел из одного котелка, пил из одной фляги и спал у одного костра. У меня больше прав на участие в перестрелке за Миротворец, чем у всех вас, — за исключением наследницы, разумеется.       И судья Митчелл был вынужден признать его правоту.       Наверное, он хочет помочь Вайноне… — думала Рика, глядя, как Холлидей вписывает своё имя последним в списке. Но складка у рта Джона, тоже наблюдавшего за этим, и холодный взгляд говорили ей, что уж он-то не разделяет её мнение. И ещё считается, что это у меня должна быть фамильная паранойя!       Подписавшись, Холлидей предложил прямо сейчас доставить бумагу на ознакомление и подпись Бобо дель Рэю, а с Голдом и Вайноной подождать до завтрашнего дня. Джон прошептал что-то на ухо судье, тот улыбнулся, кивнул и согласился с Доком, добавив, что Голда не стоит беспокоить раньше обеда, а документ Вайноне пусть лучше отвезут её гости.       — Ну или она сама заедет в мэрию, — добавил Джон. — В конце концов, если завтра с утра объявить о том, что послезавтра у нас перестрелка, угрожать ей в городе не будет даже полный отморозок с отбитыми мозгами.       — Подобных жителей у нас в городе не осталось, мистер Константин, — с достоинством отозвался Холлидей, вновь прикасаясь пальцами к шляпе. — По законам Дикого Запада и города Чистилище. Доброй ночи вам, сэр, мисс. Кевин, когда дель Рэй подпишет, я сам закину бумагу куда надо. Счастливо.       Когда Док удалился, Константин широко зевнул, от души потянулся, хрустя суставами, и приобнял Химеру за плечи.       — А мы, пожалуй, тоже пойдём, судья. В интересное место — в смысле, сюда — я девушку сводил, а вот дом свой ещё не проверил. Там и переночуем, чтобы твою машину туда-сюда не гонять.       — Что ты ему сказал? — тихонько спросила Химера, когда они вышли из архивов, попрощавшись с судьёй Митчеллом. — Почему он так заулыбался?       — Увидишь, — подмигнул ей Джон. — Сейчас дойдём до дома, и ты всё поймёшь. В пределах города ведь связь работает, так? А с улицы я звонить не хочу.       Дом Константина в Чистилище оказался на вкус Рики совершенно потрясающим. Трёхэтажный (третий этаж был мансардным), разделённый на три крыла, каждое из которых было увенчано остроконечными крышами, а одно из боковых скромно прикрывалось выдававшейся вперёд круглой башенкой. Центральное крыло было оснащено балконом с балюстрадой на мансардном этаже, а широкая крытая веранда с крепким портиком была надёжно прикрыта от дождя, снега и палящего солнца.       Когда же Джон открыл входную дверь ключом на цепочке, извлечённом из безразмерного кармана его пальто (Рика была абсолютно уверена, что там скрывается какое-то карманное измерение), девушка только ахнула от восхищения. Потому что если снаружи особняк всё же казался слегка потрёпанным стихиями, то внутри… Бархатные шторы, витражные окна, шикарные люстры под потолком, искусная деревянная отделка стен и лестниц, мягкие диванчики и кресла на первом этаже — и зал, который вполне мог сойти за малый бальный. Картины, вазы, живые цветы, какие-то статуэтки, камин, в котором тут же загорелся огонь… А над камином висел ростовой портрет очень красивой светловолосой женщины в старомодном платье. Её осанка и гордый поворот головы говорили о том, что это настоящая леди. Но вот смелый взгляд, всё та же кривоватая усмешка, полное отсутствие корсета и татуировки на запястьях, прямо как у Джона, свидетельствовали: эта леди отнюдь не чуралась тёмных искусств и вполне могла постоять за себя.       — Это леди Джоанна Константин, — кивнул ворлок, успевший закрыть дверь, достать телефон и заметить восхищённый взгляд Рики. — Гордон Мэттью, ставший американцем, — её старший сын, а младший уехал в Ирландию, откуда и пошла моя ирландская родня. Да, Фьюри, это я! — радостно заорал он в трубку без перехода, помахав девушке рукой: осматривайся, мол. — Значит, так, утром рано берёшь пацанов и отправляешь принимать груз от Олли. Пусть с девчонками едут, на их машине, она вместительнее. Нет, груз прямо за границей купола лежать будет. Да зуб даю, будет. Кто тут ворлок, ты или я? Да. Нет, если боишься, что не пустят обратно — плюнь, девчонки местные. Да. Потом пусть пацаны бегут сжигать тех тварюшек, которых судья порвал, Тустеп Сатану сам доставит, не маленький. А ты, пока они в разъездах, бери нашу машину и дуй сюда, в город! Да, без тебя разберутся. Ты тут нужнее. Естественно, брать! Куда ж ты без него? Въедешь в центр — звони, я направлю и всё объясню. Главное — чтобы утром! До обеда. Непременно до обеда! Ага, отбой.       Джон сбросил звонок, сунул телефон в карман и с сияющими глазами обернулся к Химере.       — Всё складывается, золотце! Всё охренительно удачно складывается! Не зря этот двуглазый с нами поехал, ой не зря…       — Так ты хочешь… — начала Рика, желая проверить свои соображения, но Константин не дал ей этого сделать. Бесцеремонно поцеловал, подхватил на руки — и легко, как на крыльях, взбежал по лестнице на второй этаж.       

***

      Верный себе Фьюри явился в дом Константина не то чтобы ни свет ни заря, но заспанное ноябрьское солнце ещё не торопилось выкатываться на горизонт, освещая небо лишь своим краешком. Закутавшись в одеяло, Рика пыталась расслышать, о чём они говорили с Джоном внизу, но у неё ничего не получалось. Видимо, зачарованные перекрытия перебивали мутантский слух. А быстро одеваться и спускаться из чужой спальни растрёпанной и неумытой, чтобы поучаствовать в разговоре, девушке совершенно не хотелось.       Глубоко за полночь, когда она, разгорячённая, засыпала в объятьях Джона, тот шёпотом клялся, что не выпустит её из постели всё утро. И, в общем-то, слово своё сдержал — только не так, как можно было подумать. Прислушавшись к своим ощущениям, Рика легко обо всём догадалась: прекрасно зная привычку своей подруги подскакивать через какое-то смешное количество часов сна, ворлок попросту усыпил её магией.       Чтобы под руку не лезла, пока он что-то с Фьюри замышляет. Ну, с одной стороны, сейчас мне не помешало бы обидеться. А с другой… С другой стороны — я так здорово выспалась! А Джон всё равно потом всё расскажет.       Невнятный гул мужских голосов на первом этаже стих. Хлопнула дверь, через какое-то время зарокотал мотор, и со двора поехала машина. Рика откинула одеяло и свесила ноги с кровати, пытаясь сообразить, в какой угол ночью полетела её одежда, — и с удивлением обнаружила её аккуратно сложенной рядом на стуле.       Преимущество жизни в зачарованном доме, не иначе!       Когда девушка привела себя в порядок и спустилась на первый этаж, звон посуды и запах чего-то вкусного довольно быстро привёл её на большую кухню. Джон Константин, засучив рукава рубашки и дымя неизменной сигаретой, творил что-то, похожее на завтрак. Увидев Рику, он приветственно отсалютовал ей неизменным же стаканом с чем-то алкогольным (судя по запаху — бурбоном) и поинтересовался:       — Ну, как спалось на новом месте?       — Изумительно, — честно призналась девушка, присаживаясь на высокий стул рядом с кухонным «островком», заваленным свежими продуктами. — А если ты меня ещё и покормишь, я не буду тебя кусать.       — За что?! — очень натурально удивился ворлок, ставя перед ней кружку с кофе.       — За ухо, — усмехнулась Рика, отпивая глоток. — В смысле, за несанкционированное усыпление. Давай, колись, о чём вы только что с Фьюри шушукались и куда он поехал.       — О-о-о, золотце! — Джон оживлённо потёр руки и щелчком пальцев выключил огонь под большой сковородкой на плите. — Этот козырь я оставлю при себе. Твоё лицо я хочу видеть ничуть не меньше, чем обалдевшее лицо Холлидея. Люблю, знаешь ли, когда на меня смотрят с восхищением… Ешь, пей, и сперва мы поедем к судье. Он уже наверняка объявил о перестрелке — или прямо сейчас объявляет — и будет занят оборудованием места, так что ему будет не до нас, но я не хочу пропустить Дока!       Наблюдая, каким шустрым волчком Джон носится по кухне, Рика только усмехнулась.       Вот в такие моменты воодушевления очень нелегко поверить в то, сколько ему действительно лет… И дело не только и не столько в магии. Какой бы циничной сволочью ни был Джон Константин, я не верю, что когда-нибудь он потеряет живость и бодрость духа настолько, чтобы постареть. Наверное, в этом и есть секрет настоящего бессмертия: в умении оставаться молодым в душе.       У неё ещё мелькнули на периферии сознания какие-то мысли о том, а не потому ли ворлок согласился на эту авантюру в виде дружбы с привилегиями с такой зелёной почкой, как она, — не чтобы питаться её юностью в буквальном смысле, нет, но заряжаться её свежестью эмоционально, чувствовать себя молодым рядом с той, кто сама молода… Но потом перед ней возникла тарелка с яичницей, утопающей в каком-то божественном помидорно-луковом соусе, и все мысли из головы тут же испарились.       Довольный Константин, глядя, как Рика уплетает творение его рук, обозвал блюдо шакшукой и мельком обмолвился про какого-то своего хорошего друга, американского еврея, который научил его этому рецепту. А растрясти плотный завтрак предполагалось как раз прогулкой до мэрии — пешком, по утреннему морозцу.       По поводу судьи Джон оказался прав: он был занят. Но и по поводу Холлидея тоже. А когда они уже оказались на заднем сиденье его машины, нагло напросившись на поездку к мистеру Кристоферу Голду, Рика чуяла, как Константина распирает от предвкушения. Но, к его чести сказать, лицо он держал хорошо, а поскольку Док Холлидей был человеком, ни звериный нюх, ни сверхъестественная чуйка не могли подготовить его к тому, что ждало их в доме местного банкира…       Нет, Кристофер Голд подписал документ. Как лицо, отказавшееся участвовать в перестрелке и выставившее вместо себя чемпиона. Моргая чуть подслеповатыми глазками, маленький пухлый человечек, больше похожий на простого клерка, чем на крупного финансового воротилу, только беспомощно улыбался и разводил руками:       — Ну, куда ж мне с револьвером, мистер Холлидей? Сроду его в руках не держал. А вот мистер Дойл как предложил свои услуги, так у меня сразу гора с плеч упала. Кому ж доверить такое важное и опасное дело, как не представителю нашего родного правительства?       Голд с таким благоговением возвёл глаза к потолку при этих словах, что Рике показалось, будто он сейчас перекрестится на американский флаг, демонстративно висевший у него на окне. А Док Холлидей только закусил ус, глядя на то, как ставит свою подпись «представитель» — подтянутый, молодцеватый и беспалевно двуглазый. Рика даже со своего места видела, что Фьюри расписался своей настоящей фамилией — и только фамилией, даже без инициалов. С одной стороны, никакого обмана в таком важном документе, с другой — мало ли, вдруг это прозвище? Как она — Химера, так и он — Ярость.       И главное — всё по закону.       Если у Холлидея и были какие-то свои виды на банкира-пацифиста, он ничем не выдал разочарования. Вежливо кивнул, коснувшись пальцами полей шляпы, смерил непроницаемым взглядом Константина, невинно хлопающего глазами, забрал документ и вышел.       Вслед за ним вышли и Рика с Джоном, попрощавшись с Голдом, который напоследок так и рассыпался в любезностях. Фьюри остался вести какие-то свои разговоры.       — Ты не обманывайся, золотце, — шепнул Джон на ухо Рике, направляя её за плечи к входной двери. — Этот барыга своего не упустит. Пусть он кажется невинным пухлым хомячком самого патриотического толка, но этот финт ушами принесёт ему немало пользы. И от города в целом, и от судьи в частности, и от связей Фьюри — а хоть бы даже и единоразовой сделкой. Бультерьер он, а не хомячок! Как вцепится…       Выйдя из дома Голда, они застали картину, достойную кисти древнего живописца. Солнце играло золотистыми отблесками на непослушной каштановой копне волос неприступной статуи, застывшей со скрещенными руками рядом со стареньким, но надёжным пикапом. Точёные ножки, обтянутые кожаными штанами и высокими сапогами, были напряжены — от явного желания дать кое-кому пинка. От тонких черт лица веяло холодным, надменным спокойствием, и лишь угольки, опасно тлевшие в глубинах карих глаз, намекали, что в любой момент каменная статуя может превратиться в бешеную фурию. Рядом с ней, со шляпой в руке, стояла аллегория раскаяния и примирения в лице Дока Холлидея. А уж кто там сидел в пикапе — те и вовсе отходили на задний план и, казалось, старались не дышать.       Заметив Джона и Рику, Холлидей сделал вид, что ничего не происходит, надел шляпу и направился к своей машине, засовывая за пазуху папку с заветным документом — который явно уже подписала Вайнона.       — Ну, вот и всё, — удовлетворённо выдохнул Константин. — Ставки сделаны, ставок больше нет. Фигуры расставлены, доска готовится — а завтра начнётся самое интересное!