Книга Химеры

      Обитатели тайного домика даже не заметили, когда именно и как остров пришёл в движение: он был слишком большим, чтобы на поверхности чувствовался мерный рокот двигателей в моторном. Для того же, чтобы увидеть меняющийся вокруг пейзаж, надо было выйти из домика, а дети сегодня были крайне к этому несклонны.       Когда Рика вернулась и рассказала о произошедшем, Джокер и Бесцветный в унисон хмыкнули и переглянулись.       — Что же, интересное совпадение, — проговорил Бесцветный, потирая разработанные гибкие запястья. — Надо же было, чтобы именно сегодня… А сколько нам лететь — неизвестно?       — До завтрашнего полудня точно не долетим, — покачала головой Химера. — Нам чуть ли не через весь материк нужно. А что сегодня за день?       — Не день, а ночь! — Восторженная Айви повисла на локте у старшей подруги. — Мы ведь её возьмём с собой, можно, правда? Джокер, ты говорил, что можно!       — Можно, можно, малявка, не мельтеши, — поморщился Джокер, но теперь Рика уже научилась различать степень притворства в его показном раздражении. — Колёсник, правда, кочевряжится, но…       Из дальнего угла раздалось высокомерное фырканье и противный визг колёс по полу — от резкого разворота инвалидной коляски.       — Я и сейчас считаю, что ей ещё рано, — заявил Колёсник, подъезжая ближе. — Сказки сказками, но у меня свои дела есть, и я её там прикрывать не собираюсь. А никто из вас — не сможет, вы все идёте своими путями, не пересекаясь с чужими. Это только я могу быть везде.       Куда они собрались? В какое-то другое место на острове, не спросив Брюса? Но почему туда можно пойти только порознь?        Рика внимательно посмотрела на Колёсника. От него исходило натуральное покровительственное снисхождение — и, что удивительно, его терпел и Бесцветный, к которому все стали относиться с новым уважением, и даже Джокер, который ненавидел малейшие намёки на подрыв своего авторитета. Колёсник явно знал, о чём говорил, — и не рисовался, не вставал в какую-то позу, не хвастался. И по всему выходило, что в грядущей вылазке, куда бы она ни вела, главным должен был стать он — тощий встрёпанный мальчишка с парализованными ногами.       — Она не понимает, — прогудел нависший сзади Крок, и Рике обдало затылок его жарким дыханием. Не глядя, она завела руку, свободную от Айви, за спину и погладила чешуйчатое предплечье. Крок довольно заурчал, а потом рыкнул: — Сделайте так, чтобы понимала. Чтобы сначала.       — Сожрут её там, и дело с концом, — поморщился Колёсник и страдальчески потёр переносицу. — Как потом объяснять будем? Как про Дерека?       — Небось не сожрут, — отозвался с соседней койки Загадочник, игравший в «кошкину колыбель» не глядя, и нитки на его пальцах так и плясали, не путаясь и не соскальзывая. — Если дать получше совет, ученье скажет «да», а не «нет».       Внезапно Рика поняла, что все обитатели домика собрались рядом, блестя глазами в каком-то странном предвкушении. Все чего-то ждали. И объяснений, которые ей сейчас явно готовились дать, — и чего-то ещё… Видимо, самого события. Но что, чёрт возьми, они затевают?!       — Давай, Колёсник. — Джокер легонько пихнул его в плечо, но Рике в этом жесте почудилось нечто более просительное, чем повелительное. — Твоя епархия.       Тот оглядел всех с таким выражением лица, будто это они здесь самые младшие, а не он. И вздохнул.       — Ну что ж, Венди… Джокер и Бесцветный говорят, что ты готова. Крок и Загадочник подтверждают. Айви просто пищит от нетерпения. Остальным всё равно. Значит, сегодня мы берём тебя с собой. Вернее, не с собой, а… сама увидишь.       — Берёте — куда? — заикнулась было Рика, но Колёсник недовольно шикнул на неё:       — Не перебивай! Я тебе и так в наставники не нанимался. Но лучше уж тебе поверить, что я в этом деле разбираюсь круче всех прочих. И умею больше, и знаю, и могу. Так что слушай мои слова и запоминай, как «отче наш». Если, конечно… — тут он криво усмехнулся, — если, конечно, после моего объяснения ты не перехочешь оставаться на эту ночь здесь и не убежишь под тёплое крылышко к папочке Брюсу.       Рике очень хотелось возмущённо ответить, что она вовсе не боится, но она сдержалась. Айви довольно потёрлась щекой о её предплечье.       Колёсник хмыкнул, развернулся и отъехал чуть в сторону, тыкая пальцем в кровать, усыпанную разными детскими мелочами. Кровать Дерека…       — Ты ведь никогда не понимала, что мы делаем, так? Зачем кладём туда еду, записки, бусинки и прочие финтифлюшки. Куда они деваются оттуда…       Рика подняла брови в ответ на последнюю фразу — и внезапно похолодела. Действительно, пусть даже она никогда не обыскивала эту койку, старалась вообще не подходить к ней без особой необходимости — она точно видела, что оттуда никто ничего не забирал. Ни еду, ни прочие предметы. А ведь та половинка яблока, которую засунула в складки одеяла Айви неделю назад, должна была увять и начать пахнуть… Да что там яблоко! Скорпион пакет шоколадного молока подушкой придавил, чтобы ровно стоял, вскрытый и ополовиненный! Вот что должно было скиснуть и разить на весь домик! Как же это я не обратила внимания…       — Ты уже видела Тьму, которая приходит к нам, — негромко проговорил Колёсник, не сводя с девочки взгляда колючих, недобрых глаз. — Чуть не оскорбила её, но тебя простили, иначе бы тебе каждую ночь снились кошмары. Значит, ты можешь пойти с нами в Самую Долгую Ночь.       Рика вспомнила то самое ощущение странной, нечеловеческой угрозы от сгустившихся в домике теней в её первый вечер, и передёрнулась. Колёсник довольно усмехнулся.       — Это из-за Тьмы пропал Дерек? — негромко спросила Химера, переводя взгляд с кровати на него.       — И да, и нет, — кивнул мальчишка. Выражение лица у него постепенно становилось серьёзнее некуда, вечное раздражение исчезало из глаз, хмурые складки у губ разглаживались. — Но я начну сначала. Иногда к нам в домик приходит Самая Долгая Ночь. В буквальном смысле «самая долгая» — куда длиннее обычной. Бывает — сутки, бывает — трое, бывает — просто часов шестнадцать, но это тоже много. И никто этого не замечает, кроме нас. За стенами нашего Дома время идёт своим чередом. В какой-то из разов нас не было целую неделю, но никто этого не заметил, даже Бэтмен.       Колёсник порылся в складках клетчатого пледа, который сегодня укрывал его безжизненные ноги, и вытащил пачку толстых и длинных белых свечей. К ним тут же со всех сторон протянулись ждущие руки. Колёсник неторопливо, с удовольствием, беззвучно шевеля губами, раздал свечи товарищам, а последнюю протянул Рике.       — Держи. Это важно. Сейчас объясню. — Он вздохнул и почесал ухо, искоса взглянув на Рику, как будто всё ещё сомневаясь в том, что она ему поверит. — Когда мы ложимся спать, то зажигаем свечи и держим их на груди. Да, как покойники, и не смей ржать! Потом приходит Тьма. Теперь — оттуда. — И он снова ткнул пальцем в сторону бывшей кровати Дерека. — А потом мы выходим на Дорогу.       Он так подчеркнул это слово, что Химера и сомневаться не стала: это слово явно следовало писать с большой буквы. Как имя.       — Что такое Дорога? — спросила она.       И лица собравшихся вокруг подростков озарились невероятно счастливыми, мечтательными улыбками.       — Это то, где можно всё! — воскликнула Айви, и тут же осеклась и важно прижала палец к губам, блестя довольными лукавыми глазами. Бесцветный с улыбкой накрыл ладонью её макушку.       — В принципе, она права, — усмехнулся Колёсник, вопреки своему обыкновению — ничуть не рассердившийся на то, что его перебили. — Это место, где возможно всё. Пространство грёз, если желаешь. И каждый из нас видит и находит там что-то своё. Я, например, знаю, что Бэйн ходит туда просто пить текилу.       — Отменную текилу, — спокойно кивнул Бэйн, полным достоинства, размеренным движением. — Такую сейчас нигде не найти, да мне и не нальют.       — Кое-кто, — Колёсник указал глазами на вожаков, — занимается куда более интересными делами. А я… — Он коротко и скрипуче рассмеялся. — Начать с того, что я могу там ходить. А об остальном тебе знать необязательно.       Сперва Рика даже не поняла, почему у неё не возникает сомнений в правдивости этой, по-хорошему посмотреть, небылицы, а потом до неё дошло. Обыденность… Они говорят об этом без какого-то мистического пафоса и таинственности. Не нагоняют священного трепета и экзальтации, не исполняются мрачной торжественности и серьёзности. Просто. Открыл шкаф — вошёл в Нарнию…       И она спросила — не принимая правила игры, не притворяясь, что верит, — а как на уроке спрашивают о подробностях нового материала:       — А зачем свечи?       — Ну, ты же не настолько дура, чтобы считать, будто там — сплошные пони, радуга и сахарная вата? — хмыкнул Колёсник. — Некоторые из грёз могут быть очень неприятными, а то и опасными, если ты понимаешь, о чём я. Горящая свеча — средство твоей защиты. Ночью на Дороге рыскает всякое, а вот в круг света сунуться не может. Говорят, днём там совсем безопасно, но днём я там никогда не был… пока.       Внезапно мальчишка улыбнулся настолько хищно, что стал похож, скорее, на Джокера. От него на миг прянула волна такой силы, что Рика не стала даже сомневаться в том, что «пока» — это действительно только пока. Но следующая его фраза всё-таки заставила девочку захлопать глазами, как бы она ни была уверена, что уже больше ничему не удивится:       — А ещё свеча — это уникальный индикатор мертвецов.       — Ка… каких мертвецов? — осторожно заикнулась Рика.       — Обычных, — пожал плечами Колёсник. — Ходят там всякие. Бывает, просто мимо идут. Бывает, хотят сожрать. Ну, это совсем дикие, уже не люди совсем. Бывает, даже те, которые не люди, очень интересные штуки рассказывают, они вообще дружелюбные, и с ними приятно поболтать… Но только мне! — Он строго поглядел на девочку и пристукнул кулаком по поручню коляски. — Тебе сейчас разбираться, кто есть кто, не надо. Они вообще любое обличье принять могут. И даже если выйдет к тебе навстречу твой лучший друг, ты ему сначала свечой перед лицом поводи. Если следит глазами — значит, живой, настоящий. А если не реагирует, и свет в этих бельмах не отражается — не верь. Вообще лучше не разговаривай, притворись, что его нет, и уходи. В свет не войдёт.       Рика кашлянула и посмотрела на свечу. Теперь она показалась ей подозрительно маленькой: даже на шестнадцать часов не хватит, не говоря уже о нескольких сутках…       — Не боись, — ухмыльнулся Колёсник. — Свечи там сгорают медленно. Да и найти их там можно. Думаешь, откуда я взял именно эти? У Брюса спросил?       По рядам детей пронеслись привычные саркастические смешки.       — А куда идти-то? — спросила Рика.       — А по Дороге, — пожал плечами Колёсник. — Куда хочешь. Обязательно что-нибудь увидишь. Дом какой-нибудь, игровую площадку, казино, заправку… Увидишь — значит, твоё, заходи. Только тех, с кем захочешь говорить, проверить не забудь. И если далеко от Дороги — не ходи, это обман. Вообще, далеко от Дороги не отходи… а лучше — не сходи вообще! Мелкая ты ещё. Зелёная.       И вновь скользнули эти слегка покровительственные нотки в его голосе — но не самоутверждения ради. Просто констатация факта. Зелёная. Новичок. Так и есть.       — Захочешь вернуться — вернись к кровати. Обратно обычно идти недолго, так что не бойся уходить далеко — если по Дороге, конечно. Ляжешь, укроешься одеялом, закроешь глаза — окажешься здесь.       — А потом?       — А потом, — усмехнулся уже Джокер, — те, кто вернётся раньше, не будут спать до утра. И гасить огонь — тоже. А твои истории, Венди, придутся как раз кстати. Не все проводят всю Самую Долгую на Дороге.       Кому-то надо присматривать за всем этим балаганом… — мысленно закончила за него Рика, а вслух спросила:       — Дерек пропал на Дороге?       Дети завозились, хмуро вздыхая и переглядываясь. Затем Бесцветный кивнул:       — Да. Может, пошёл с кем-то не тем… Или отказался возвращаться, такое тоже может быть. Никто так до сих пор толком и не знает.       — Я знаю, — поморщился Колёсник. — Да сказать не могу. Не для ваших ушей это. Даже ваших, вы же знаете. И ты запомни, Венди: если с тебя там берут обещание — те, кому можно, понятное дело, — ты должна его выполнить, хоть в лепёшку расшибись. И уж если тебя обязали молчать — молчи. А то будет как с Мышью.       — С Мышью?..       Тут что, кто-то ещё пропал?!       — Мы так окрестили Джин, когда выгнали, — осклабился Джокер, машинально поигрывая ножом. — Она нас закрысила. Когда Дерек пропал — пошла и начала рассказывать ему. Только для крысы мозгами не вышла, поэтому — Мышь, серая и блёклая. Тоже ведь шпионкой была, типа тебя. Вот только ты — шпионка правильная…       — Мы с ней ничего не делали, — серьёзно заявил Бесцветный. — Просто объявили бойкот и перестали разговаривать. За предательство. Дерек знал, что делал, и отвечал сам за себя. Мы все в Самую Долгую отвечаем сами за себя, когда выходим на Дорогу. И только когда возвращаемся и сидим при свечах — снова бережём друг друга.       — Она нарушила обещание, — подытожил Колёсник. — И ей отомстила Тьма.       — Как? — спросила Химера, уже подозревая, каким будет ответ.       Айви грустно поджала губы и взяла её за руку — единственная, на чьём лице отразилось какое-то сочувствие.       — А как ты думаешь, — с некоторой долей странной торжественности хмыкнул Колёсник, — она всегда играла в такое садомазо, когда лезла в чужие мозги?       И вот тут-то Химере поплохело по-настоящему.       

***

      Сначала это было действительно похоже на игру. Когда ложишься под одеяло одетым, чтобы притвориться перед теми, кто зайдёт пожелать тебе спокойной ночи, а потом тихонько вылезаешь в окно на встречу с друзьями — в лучших традициях подростковых мелодрам. На самом деле, это Колёсник настоял на том, чтобы Рика не раздевалась, хотя остальные спокойно переоделись в пижамы.       — Кто тебя знает, в чём ты там окажешься! Придумывать одежду ты себе ещё не умеешь, а я не хочу отвечать за то, что будет, если не научишься с первого раза, — пробурчал он, подъехав к её постели с горстью никелевых монеток. — На, сунь в карман. Мало ли, купить что-то захочешь. А эти штуки за валюту сойдут. Главное — кровью, плотью и душой не расплачивайся, поняла?!       Химере очень захотелось возмущённо фыркнуть, что она не настолько дура, но она вновь сдержалась и только кивнула. Колёсник внимательно поглядел на неё и качнул головой:       — Тебе в принципе не стоит ничего от себя отдавать: ни волос, ни ногтей, ни слюны… Это-то можно иногда, но тебе сейчас некогда разбираться в том, кому и когда. Главные правила запомнила?       Рика с готовностью кивнула и процитировала: свечой в глаза светить, с Дороги не сходить, вернуться к кровати.       Колёсник пожевал губами, словно прогоняя последние сомнения, а потом зажёг своими спичками белую свечу, которую девочка сжимала на груди обеими руками. Он делал так для всех, невзирая на старшинство в обычных условиях. Сейчас старшим был он — и все ему повиновались.       Стрелка больших настенных часов подползла ещё на деление к верхней точке циферблата. Скоро должно было пробить десять — обычное время отбоя.       — Все готовы? — негромко спросил Колёсник. И, получив в ответ нестройное «да», отъехал — только не к своей кровати. В угол, к кровати Дерека, почти полностью скрывшись в тени — нарушая одно из основополагающих правил Дома.       В ту же минуту Рика услышала, как чиркнула спичка, и зажёгшаяся свеча озарила напряжённое от предвкушения лицо Колёсника, сейчас казавшееся совсем дьявольским. Силуэт его, теряющийся в полутьме, исказился, одновременно вырос и сгорбился, сделавшись странным, гротескным — даже для инвалида. Потом какое-то время девочка продолжала видеть крохотный огонёк его свечи, и только его, а потом…       Щёлк. Встали на место стрелки. Тьма, сгустившаяся у стен, стала ещё чернее. Разом затухли все свечи, лампы и фонари — кроме тех, что держали в руках живые. Свеча в руках Колёсника — не погасла, нет: его фигуру и кровать Дерека как будто поглотил непроглядный бархатный мрак, медленно подбирающийся к центру комнаты.       Не в силах смотреть, как это чернильное пятно будет расползаться по всему домику, накрывая собой всех, кто лежит в кроватях, Химера закрыла глаза и стала дышать — как учили. И гадать, почувствует ли она переход — или выйдет, как в прошлый раз, когда её держала за руку Джанин…       …В ноздри ударил запах. Запах росистой травы, хвойного леса, нагретой на солнце за день пшеницы и васильков. А ещё — асфальта, по которому недавно проехал мотоцикл — на очень большой скорости. Именно мотоцикл, не машина. А трава была луговой, а не степной, и где-то в ней свиристели кузнечики, а лес был смешанным, сосново-еловым, и его дёрн и землю как будто недавно изрядно смочило дождём…       Осознав, сколько всего она чует в полной мере, Химера чуть не задохнулась. Но усилием воли продолжала мерно и ровно дышать, крепко сжав веки, перед которыми плавали разноцветные струйки запахов. Слух тоже вернулся в мутантскую норму, и девочка благодарила всех духов Африки за то, что сейчас ночь, а значит — тишина… Ну, насколько относительной может быть тишина в ночном лесу и на ночном поле.       Приведя в порядок два из вернувшихся чувств, Химера осторожно открыла глаза. Яркая растущая луна подмигнула ей с усыпанного крупными звёздами неба, вновь видимая с неподвластной человеческому взгляду чёткостью. Рика села на постели и спустила ноги вниз. Тёплого дорожного асфальта коснулись босые ступни. И стоило лишь привычно напрячь руки, чтобы понять: когти на месте, ходят под кожей, даже не надо выпускать, чтобы убедиться.       Девочка запрокинула голову к небу и рассмеялась.       Не смог ты всего предусмотреть, Колёсник! С другой стороны — как бы я обула металлические ноги? Ладно, похожу босая. Мне не страшно.       Вслед за её смехом раздался ещё один смешок — откуда-то сзади, знакомым женским голосом. Рика резко обернулась, прижимая к груди по-прежнему горевшую свечу. От свечи, кстати, расходился довольно большой круг света, накрывавший и всю кровать, и где-то метр асфальта рядом с ней. И вот за границей этого света стояли двое…       Вскинулась Химера только по инерции. А потом вздохнула, кисло скривилась и демонстративно сделала фейспалм свободной рукой, пробурчав:       — Ну что за банальщина, честное слово?! Детский сад, вторая группа… Не могли придумать что-нибудь не настолько заезженное?       — О чём ты? — усмехнулся Генри Клейтон, обнимая жену за талию. — Ну, то есть я понимаю, о чём, и твоё недоверие весьма похвально. Но сама посуди: кто бы тебя тут ещё встретил, кроме нас?       — Да, Мышонок, — привычно подмигнула Джоан. — Нас отпустили на побывку — потому что можно. Именно сюда — можно. Иди к нам, мы тебя проводим в нужное место. Мало ли тут чего шляется по ночам…       И она с улыбкой протянула девочке руку, и это было так знакомо, и тепло, и всколыхнуло сразу сотню таких воспоминаний, что девочка заколебалась. На секунду. А потом подняла свечу и повела ей в воздухе перед лицом. Глаза тех, кто выглядел, как её родители, в этом свете тут же затянулись белыми бельмами. Никакого инстинктивного слежения за источником света, только всё те же родные улыбки, и протянутые руки, и слова, которые могли знать только они…       Рика почувствовала горечь на языке. Снова забравшись на кровать с ногами, она закуталась в одеяло, закрыла глаза и стала вслух считать до шестидесяти, раз в секунду. Голоса родителей по-прежнему бились о незримый купол света, накрывавший её, и звали, и манили, и доказывали… Потом начали стыдить и обвинять. А на счёт «тридцать» в них стали промелькивать рычащие нотки. Утробные. Нетерпеливые. Голодные.       Девочка зажмурилась ещё крепче, чтобы не видеть, во что могли превратиться родные и любимые лица, и принялась размышлять параллельно со счётом, что же делать. Просто идти вперёд, как советовал Колёсник? Как-то напасть и прогнать тварей, рискуя задуть свечу? Нет, не годится, да и если выпустить когти — кто знает, кого ещё из леса привлечёт моя кровь…       И тут мимо с рёвом проехал мотоцикл! Самый обычный мотоцикл, пахнущий кожей, маслом и горячим металлом. Рика ещё успела учуять, как неприлично разит разбавленным пивом от его седока, и тут по её ушам ударил короткий, но громкий вопль-визг — исполненный злобы на неудавшуюся охоту.       И стало тихо.       Девочка рискнула открыть глаза. Рядом никого не было, а вдаль по шоссе нёсся тот самый мотоцикл, натуральный классический «харлей» с двумя развесистыми рогами. Длинные белые волосы седока, наплевавшего на шлем, развевались по ветру в свете луны. А в той стороне, куда он ехал, далеко-далеко, острый взгляд Химеры заметил какие-то отсветы на дороге. Жёлтого, тёплого света, явно обещавшего крышу над головой и подкрепление сил.       Рика вздохнула и слезла с кровати. Свеча в её руках действительно почти не истаяла — да и плавилась очень странно: ни капли воска не стекало по гладким стенкам. Решив об этом не задумываться, девочка с любопытством огляделась вокруг. Хвойный лес высился слева от шоссе, отделённый от него спящим ночным лугом, унизанным росой. Тёмные деревья стояли стеной, и уж туда Рике идти совершенно не хотелось. А пшеничное поле тянулось справа, и там, за ним, было что-то ещё, какая-то долина, какие-то еле видные огоньки, а вот то огромное, непонятное, на самом горизонте — это что, горы? Или тучи стянулись, обещая грозу? Озона в воздухе Химера не чувствовала, а по здравом размышлении решила и вовсе не вглядываться в ту сторону. Как и пытаться что-то увидеть меж стволами деревьев. Мало ли что…       Идти было на удивление удобно. Дорога мягко ложилась под ноги, не раня кожу ступней ни острым камушком, ни упавшей шишкой, ни случайным осколком стекла. Дорожное полотно в принципе было таким свежим, будто его положили совсем-совсем недавно, и след только что проехавшего мотоцикла был на нём отчётливо виден. Но когда девочке пришло в голову оглянуться, она с удивлением увидела, что за её спиной он уже почти не заметен. Вот только страха от того, что этот след затягивается, Рика не ощутила: кровать-то была на месте. Мало ли, какие тут законы! И вообще, тут как-то… не страшно. Мирно и дружелюбно. Не считая этих… чем бы они ни были. Вот ведь, а! Меня только что хотели сожрать, а чувство, что мне ничего не угрожает, возникло — и никуда не девается! И ведь не наведённое… Меня папа Чарльз закалил, я такие штучки знаю!       Никаких межевых столбов тут не стояло, но не было и ощущения, что Рика идёт на месте. Пейзажи вдоль дороги не утомляли однообразием: менялись и деревья, и кромка луга, и васильки порой выглядывали из зарослей пшеницы справа. Да и отсветы впереди становились всё заметней. Химера попыталась прикинуть расстояние, но потом с удивлением заметила, что в какой-то момент за один шаг она покрывает метров десять, а в какой-то — еле-еле длину собственной ступни. Дорога как будто играла с новоприбывшей — впрочем, не пытаясь дразнить и угрожать: свет впереди всё приближался, порой рывками, а вместе с ним пришёл и запах. Запах жилья, горящего дерева, домашней еды, алкоголя — и мотоциклов.       Эти самые байки и стояли у коновязи — самой натуральной коновязи, к которой привязывают лошадей. Среди них был уже виденный Рикой «харлей», и она невольно кинула на него благодарный взгляд. А рядом с коновязью расположился натуральный байкерский бар, который Сатана и Умка наверняка окрестили бы смачным русским словом «кабак». Невысокий, но основательный, двухэтажный, безо всяких вывесок и классических «салунных» дверец: дверь была большая, крепкая и надёжная. Из-под неё и из окон лился свет, слышались звуки непритязательного кантри (явно не живое исполнение, просто запись), раздавался смех и вкусно пахло едой и выпивкой.       Рика подумала-подумала, огляделась — а потом решительно рванула дверь на себя.       

***

      Байкерские бары, трактиры на перепутье, таверны ста дорог… Непременные атрибуты пути разных героев фэнтези-романов, да и не только. Какие-то стоят на пересечении разных миров, какие-то служат местом найма, куда-то стекается информация из преступных слоёв общества. Да вспомнить даже «Моё Алиби» в Готэме! Тоже непростое местечко. И кого ни спроси, каждый скажет, что с самого порога в подобном заведении видел, слышал или чуял что-то особенное, знак грядущих приключений! Вроде сумрачной фигуры в плаще с капюшоном, или нездешнего зеленоватого дыма из трубки в виде обезьяньей головы, или тоненького серебряного звона, доносящегося из подсобки, где наверняка стоит огромное зеркало в облезлой раме, в котором отражается всё, кроме того, кто в него заглядывает…       Если бы Рику сейчас или потом спросили, чем этот бар отличается от сотен других, какая печать тайны и мистики на нём лежит, — она была бы и рада ответить что-нибудь про еле уловимый запах лунной пыли, пронизывающий сам воздух, и стены, и стулья, и стойку, или про колдовские огоньки, пляшущие во всезнающих глазах бармена, или про памятные надписи, портреты или непонятные знаки на стенах… Но — увы и ах, ничего этого не было. Заведение без вывески, стоящее в самом таинственном из всех мест, о каких только слышала Химера, было насквозь обычным и банальным. Разве что люстра под потолком была выполнена из развесистых оленьих рогов, а так…       Добротная деревянная мебель, чисто выскобленный пол, стандартная планировка: стойка с высокими табуретами, несколько квадратных столиков с широкими приземистыми стульями, два «мягких» уголка с диванчиками для больших компаний. За одним из них расположилась компания байкеров, включая того самого беловолосого, которого Рика видела на дороге, а второй пустовал. В общем-то, почти весь бар пустовал, народу не было, а те, кто был, негромко гудели о чём-то своём и не обращали на девочку внимания.       Как будто здесь в порядке вещей, что среди ночи в бар может зайти босая девочка-подросток. Хотя, учитывая то, что мне рассказывали об этом месте… Мало ли кем тут могут оказаться девочки-подростки!       Химера стряхнула с себя накатившую было нерешительность и прошла к стойке. Бармен, высокий мужчина средних лет, с седеющими тёмными волосами, забранными в низкий хвост, дружелюбно улыбнулся ей.       — Мир по Дороге, путница, выбирай себе место. Что будешь пить?       Рика невольно улыбнулась в ответ, но потом вздрогнула и постаралась как можно более естественно и незаметно поводить свечой так, чтобы поймать его зрачки. Сразу же заметив её потуги, бармен рассмеялся и кивнул на стойку. Там, в потёках разноцветного воска, накопившегося уже явно за очень долгое время, стояли рядком несколько коротких свечей. А через пару сидений — ещё столько же. И ещё. И так по всей стойке.       — Порядок знаем, вежеству обучены, — подмигнул бармен, пока Рика со смесью смущения и облегчения забиралась на табурет. — Но приятно, что и ты знаешь. Не все, кто выходит на Дорогу, в курсе правил, а кто-то и случайно сюда попадает. Вот с ними особенно много мороки! Пугаются, кричат, несут что-то про смерть, ад и зелёных человечков…       Улыбка у него была настолько тёплой и заразительной, что девочка не смогла не засмеяться его словам.       А пахло от него, кстати говоря, человеком. Самым человеческим что ни на есть человеком.       — Меня зовут Стэн, — представился он, протягивая руку через стойку. Девочка чуть поколебалась, но пожала её. Ладонь тоже была тёплой и настоящей. Живой.       — Я Химера.       Стэн довольно кивнул и поддёрнул закатанные рукава клетчатой рубашки.       — Имя, но не имя. Опять-таки хорошо! Тут только так и надо, если не знаешь, кому доверять. Ты в первый раз? Кто учил?       — В первый, — созналась Рика. — А учил… учил Колёсник.       Бармен уважительно присвистнул — как будто она назвала прозвище не тринадцатилетнего мальчишки-инвалида, а какой-то действительно важной персоны.       Впрочем, здесь, возможно, так и есть…       — Вот оно как! Оттуда, значит. Ну что ж, добро пожаловать. Первый бокал — за счёт заведения. Что будешь?       — Я, пожалуй, всё-таки заплачу, — с улыбкой, но твёрдо возразила Рика, судорожно вычленяя нужное из вороха данных ей наставлений и выкладывая на стойку три никелевые монетки. — А вы подберите мне то, что мне, по-вашему, пойдёт.       Стэн рассмеялся и прищёлкнул языком. Две монетки из трёх мигом пробежали у него по пальцам и исчезли из разжатого кулака.       — Ну что же, три правила из трёх! Дальше испытывать не буду. Всё знать невозможно, но, если что — я тебе подскажу. Это моя работа, знаешь ли. Я тут давно. Всем приходящим — и советчик, и психолог, и наперсник, и просто собеседник. А что тебе пойдёт… — Он смерил её долгим пристальным взглядом, возвёл глаза к потолку, что-то прикидывая и подсчитывая чуть ли не на пальцах, а потом нырнул под стойку.       Буквально через пять секунд перед Рикой оказался большой коктейльный бокал с оранжево-зелёной жидкостью. Из бокала пахло цитрусом, морозом и хвоей.       Вкус сказки и Рождества… — думала девочка, смакуя глоток. Непонятный коктейль оказался на диво свеж и бодрил, проясняя мысли. С толикой алкоголя. Самое то сейчас… Учитывая то, куда мы летим. И какие события грядут. И где я вообще, и что у нас там творится!       — А что у вас там творится? — как будто эхом откликнулся на её мысли Стэн. — Вести из вашего мира с каждым разом становятся всё более скверными. Этот ваш Хозяин совсем с ума сошёл?       — Совсем, — вздохнула Рика. От выпитого по всему телу ниже шеи разливалось тепло — в противовес холодной и до хрустального звона ясной голове. И хотелось искренности. — Вот только я не из того мира. Меня туда позвали. Сказали, я могу помочь.       — Вот как? — прищурился бармен и облокотился на стойку. — И как же ты попала из мира в мир?       — Да я и сама не знаю, если честно. У меня глаза были закрыты. Это надо у Джанин спрашивать.       — Как-как? — странным голосом переспросил Стэн, склоняя голову набок. Но девочке было слишком хорошо, чтобы как-то волноваться по этому поводу, и она повторила:       — Джанин. Слепая девочка. Она сказала, что я помогу спасти этот мир, взяла за руку, велела закрыть глаза, мы шагнули — и вот…       Стэн выпрямился и почесал нос.       — М-да… Хочешь совет? Не со мной тебе сейчас надо разговаривать. Если у тебя есть какие-то вопросы, или если ты хочешь о чём-то попросить, или ещё что… В общем, тебе лучше к Улле.       — Улле? — удивилась Рика, пробуя на язык странное имя. — А кто это такой?       Стэн указал глазами на второй диванный уголок, до сих пор казавшийся совершенно пустым.       — Он вон там сидит. И не смотри, что там никого нет, он просто не любит лишнего внимания, когда к нему нет никаких дел. Это такой… ну, скажем, посредник. Между всеми и вся. Многое знает, многое может. Сходи к нему.       — Но… у меня нет к нему никаких дел, и я не знаю, что спросить, — растерялась девочка.       Стэн усмехнулся и мотнул головой.       — Сходи-сходи. Просто познакомишься. Главное — не ври ему, ни в чём. Никогда. А когда он попросит его угостить — не иди за стойку и не подзывай меня, а просто крикни: «Стэн, нам нужно угощение!». Будет за счёт заведения, и не спорь на сей раз. Это важно. Потом как-нибудь объясню, или он объяснит. Поняла?       — Поняла, — кивнула Химера, чувствуя себя Алисой в Стране Чудес. И здесь, в этом баре, и в принципе на Дороге она была словно во сне — и ей в который раз уже не хотелось ничему удивляться.       Девочка подхватила ополовиненный бокал и слезла с табурета, а Стэн упёр руки в бока и крикнул в пустой угол:       — Улле, к тебе гостья!       Приглушённые разговоры в другом углу на пару секунд стихли — и возобновились снова, как будто ничего не произошло. Рика пошла туда, куда ей было указано, по-прежнему не чувствуя ничего таинственного. Но стоило ей подойти к краю длинного стола, как в самом углу дивана обнаружился… карлик.       Он был абсолютно лыс, безус и безбород, с плотно прижатыми к черепу, мясистыми борцовскими ушами, а единственными волосами на его лице были густые и кустистые тёмные брови. Его широченные плечи и грудная клетка были, скорее, впору какому-нибудь могучему дворфу, а непропорционально маленькие ножки болтались в воздухе, не доставая до полу. Карлик был одет в вычурный бархатный камзол и штанишки с буфами. Для полного образа средневекового шута не хватало разве что колпака с бубенчиками и башмаков с загнутыми носами — вот только благородный тёмно-бордовый бархат с золотой отделкой не позволял и помыслить о том, что этот странный человечек будет кривляться и кататься по полу на потеху добрым господам.       Он сам тут господин… в каком-то смысле.       На лице карлика расплывалась хитрющая улыбка, а реденькие реснички обрамляли два разноцветных глаза: один — зелёный, другой — чёрный.       Рике тут же вспомнился образ из книги одного из русских классиков — но карлик тут же засмеялся, маша руками:       — Нет-нет, не Воланд, дорогуша, абсолютно точно не Воланд! Как говорится, я не Байрон, я другой.       Голос у него был абсолютно не под стать росту, но под стать плечам: густой, гулкий, низкий и мощный, как будто шёл он из бочки или со дна колодца. А говорил карлик, как и бармен, на чистом американском английском.       — Вы читаете мысли? — оторопело спросила Рика, не найдя ничего лучше.       — Порой — нет, порой — да, но отнюдь не всегда, а у тебя всё и так на лице написано, — подмигнул ей карлик и ловко вспрыгнул на своё сиденье, чтобы весьма потешно раскланяться, то прижимая руки к сердцу, то разводя в стороны. — Приятно видеть читающую молодёжь, ой как приятно! Меня зовут Улле. Я тут… сижу.       — Меня зовут Химера, — улыбнулась девочка. — Я тут… пока не сижу, но надеюсь, что можно.       — Садись, садись, конечно! — замахал руками Улле, тут же плюхаясь на задницу там, где стоял. — Поговорим, побеседуем. Безо всякого лишнего этикета, никаких «господ» и «мисс», ты, да я, да мы с тобой… Я смотрю, ты уже взяла себе выпить. Угостишь за знакомство?       — Разумеется, — кивнула Рика, присаживаясь за стол, и повернула голову к стойке. — Стэн, нам нужно угощение!       — Сей секунд! — отозвался из-за стойки Стэн — и действительно, в следующую же секунду возник рядом с подносом, на котором стоял ещё один бокал с коктейлем, явно для Рики, и высокий металлический стакан, плотно закрытый такой же крышкой, из которой торчала металлическая же трубочка. Бармен мигом метнул напитки на стол так, что они оказались в точности перед сидящими, и подмигнул с лёгким поклоном: — За счёт заведения.       Секунда — и вот он уже снова стоит за стойкой, совершенно невозмутимо протирая стаканы. Карлик тихонько засвистел, почти зашипел, провожая его взглядом, — не то с одобрением, не то с раздражением. А потом махнул рукой и присосался к трубочке. Рика с удивлением следила, как с каждым глотком его лицо наливалось кровью, ноздри раздувались, а глаза выпучивались. Под конец из его побагровевших ушей с резким свистом вырвались две струйки зеленоватого пара, и карлик откинулся на спинку диванчика, довольно облизываясь.       — «Ведьмино пойло», — отозвался он в ответ на недоумённый взгляд девочки. — От наших коллег из дружественного заведения в одном из миров. Никогда его не пей, обычные люди от этого умирают. Да и не очень обычные тоже, включая мутантов… Ведь ты из мутантов, девочка? Хи-ме-ра…       Рика кивнула, утыкаясь в свой бокал. Слишком чудовищным — да, пожалуй, именно то слово, чудовищным — был для неё контраст нелепого облика и поведения с утробным мощным басом и общим ощущением хозяина положения — к тому же, весьма опасного…       Нет, не то чтобы он нёс мне угрозу вот прямо сейчас и намеренно, но…       — Но опаснее меня ты на своём пути никого не встретишь, — подмигнул ей Улле, сплетя пальцы на груди. — Да ты и сам опасен, Гимли, сын Глоина… Ну, и далее по тексту. Так с чем ты ко мне пришла?       Химера пожала плечами.       — Да так… Стэн велел пойти познакомиться. И я прошу прощения, если мешаю, придя без важного дела, но он уж очень настаивал, когда я заговорила о Джанин.       Глаза карлика блеснули и резко прищурились.       — Джани-ин… Ну что ж, Стэн был прав. Расскажи-ка мне, как и при каких обстоятельствах ты познакомилась с Джанин.       И Рика рассказала. В общих чертах, не особо касаясь дел своего мира, зато во всех красках расписав боль и скорбь мира Хозяина.       Улле слушал внимательно и реагировал очень живо. Охал, ахал, округлял рот или сжимал губы, распахивал или прищуривал глаза. При упоминании Бэтмена — возвёл глаза к потолку и молча отсалютовал своим стаканом, в котором ещё плескалась добрая половина порции. Прозвище Колёсника вызвало у него на устах растроганную, почти что отеческую улыбку. А уж когда Химера мельком упомянула Джин Грэй…       Карлик расхохотался. Нет, даже не расхохотался — меленько захихикал, очень странным, высоким голосом, гадким и противным, совсем не похожим на тот, каким он разговаривал. Химера легко могла представить, как он потирает руки под этот смех примерно так же, как навозная муха потирает лапки. Её передёрнуло — и, отставив опустевший бокал, девочка тут же приникла ко второму, благословляя щедрость Стэна.       — Да-а, интересная история вышла, интересная… — отхихикав своё, блаженно отозвался Улле. — И вот теперь. Здесь! Сейчас! Ха!       У Рики похолодело в животе от ужасного осознания. Она медленно подняла глаза на карлика.       — Улле… Это ты наказал Джин?       Тот с готовностью кивнул и весело заболтал кривыми ножками.       — Красиво вышло, правда?       Да уж… красиво… Дикая боль от любой телепатии — и у неё самой, и у тех, кому она лезет в голову. Пожалуй, только такой, как он, назовёт это красивым. И вообще… это ведь…       — Но ведь Бэтмен говорил, что такая черта появлялась у Джин каждый раз, в каждой временной петле, с самого начала! — ахнула Химера. — А Колёсник и все прочие встретились с ней только в этот, последний раз, и на Дорогу она вышла только в этот раз, а не в предыдущие! Так как же?..       — Я же говорю, красиво! — довольно осклабился Улле. — Сделать так, чтобы это было всегда. Во всех вариантах. Во всех временных петлях. И чтобы все об этом всегда знали. Это вам не фунт изюму! Но я и не такое могу.       Если это в его силах… великие духи, кто же он такой?!       — Может, теперь хочешь что-нибудь спросить? — подмигнул ей карлик. — Я не возьму с тебя платы. Клянусь своим именем! В честь твоего первого самостоятельного выхода на Дорогу. Задавай любой вопрос. Мне даже интересно.       Рика еле сдержалась, чтобы не обхватить ладонями виски. Мысли метались в черепной коробке, не то что как мячики для пинг-понга, — как обезумевшие пчёлы, напившиеся ракетного топлива! Совершенно ясно ей было сейчас только одно: перед ней сидит невероятно могущественное существо, предлагающее бесплатный ответ на один любой вопрос. И этот вопрос должен быть очень продуманным, и важным, и нужно помнить, что ответ всё равно может быть с подвохом, и…       Нет, я не могу! Всё равно ведь спрошу какую-нибудь глупость. Хотя… А ну и пусть! Пусть посмеётся. Для меня сейчас это правильно. Иначе… иначе нельзя.       Химера глубоко вдохнула, выдохнула — и, глядя прямо в разноцветные глаза карлика по имени Улле, спросила:       — Как помочь Джин Грэй из мира Хозяина искупить её вину и избавиться от твоего наказания?       Наступило молчание.       Карлик оглядел свои ногти — сначала на одной руке, потом на другой. Полюбовался на игру света в огромном изумруде, перстень с которым внезапно оказался у него на пальце. Грустно вздохнул и сказал:       — Действительно, тряпками обзавестись, что ли… Ну, не хлопай ты так глазами, ты же сама недавно практически цитировала! Я о милосердии говорю. Как там было? «Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щёлки». Заткнуть их, и дело с концом!       Химера вздохнула, но промолчала. Улле свёл пальцы под подбородком и пристально посмотрел на неё.       — Ты могла бы спросить у меня что угодно. Абсолютно что угодно. Кто такой я. Кто такая Джанин. Кто такая ты, из дикого леса дикая тварь. Что ждёт тебя в будущем. Как победить этого вашего Хозяина. Как вернуть на место время того мира, который тебя послали спасать. Как сразить твоего личного врага, в конце-то концов, про которого я тоже знаю всё! А ты выбираешь вот это?!       — Да, — тихо, но твёрдо сказала Рика, встречая его взгляд.       Улле смачно шлёпнул себя ладонью по лбу и застонал, скорбно качая головой.       — И в третий и последний раз я спрашиваю тебя… — И тут он внезапно грохнул кулаками по столу, да так, что подпрыгнули оба стакана, и заорал, громко и страшно: — Ты действительно хочешь услышать ответ на этот вопрос?!       От его голоса по стенам метнулись тени. Его собственная тень резко увеличилась в размерах и заполнила весь угол, странная, нечеловеческая, вроде бы аморфная — а вроде бы пронизанная какими-то изгибами… От моментального ощущения чудовищной силы, заполонившей всё и вся, на лбу у Рики выступили капли пота.       Она закусила губу и кивнула.       — Не слышу!!!       — Да! — неожиданно для себя рявкнула в ответ Химера…       И карлик внезапно успокоился. Заулыбался, откинулся на спинку диванчика, крутя большими пальцами сплетённых рук, как будто не было этой вспышки — непонятно чего, то ли гнева, то ли бешенства, то ли просто раздражения. И безмятежно отозвался:       — Ну что ж, тогда я отвечу. Сперва её бывшие товарищи должны её простить. А потом ты приведёшь её ко мне. Если я посмотрю на неё и увижу, что она достойна, я сниму свою метку. О цене договоримся на месте. Тебя устраивает мой ответ?       Химера снова кивнула и залпом добила свой бокал.              Обратный путь по Дороге действительно занял совсем немного времени, как и обещал Колёсник. Ей даже не пришлось бежать, хотя хотелось — чтобы сбросить скопившееся эмоциональное напряжение физической разрядкой.       Нет, она не ушла из бара так сразу. Сперва Улле, снова ставший весёлым и беспечным, а порой так даже и любезным, поболтал с ней о каких-то пустяках. Потом отправил к стойке, и Стэн ещё за две монетки налил ей в высокий стакан настоящего ямайского рома, моментально бьющего в голову — и столь же моментально отпускающего, оставляя после себя вкус изюма и сахарного тростника. И они пили вместе со Стэном, и девочка рассказывала ему про свой мир, ощущая нутряным чутьём, что больше никто их не слышит: ни компания в своём углу, ни карлик Улле в своём, а если Улле и слышит — то и всё равно, потому что он и так знает.       И в целом Рика возвращалась к своей кровати расслабленной и жизнерадостной, пусть и немножко усталой. И было ощущение, что она далеко не в последний раз видит и этот лес, и луг, и пшеничное поле, и это небо над головой — и Дорогу под ногами.       Свеча горела, глаза слипались. Но стоило только девочке лечь под одеяло и закрыть глаза — как открыла она их уже без капли сна и тут же села на постели, спуская на пол ноги — металлические ноги.       В домике снова горели свечи, лампы и фонари. Непроглядно чёрная тьма всё ещё подступала к границе света, но не заступала за него. А с пола в центре комнаты, где кружком был составлен десяток свечей, навстречу севшей Химере обернулся Джокер.       — С возвращением, Венди, — негромко сказал он. — Ты первая после меня. Перебирайся сюда, будем ждать, когда вернутся остальные.       Стрелки часов на стене домика всё так же застыли на делениях «десять» и «двенадцать».