Несчастливое число

      Тринадцать спала, удобно устроившись на задних сидениях просторного автомобиля. Спать она очень любила, но делать это с комфортом получалось редко, особенно в последнее время. Однако уже вторую ночь она спала с ощущением покоя и тепла — что в кровати у Ирэна, что теперь, в машине его брата.       Чаще всего ей снилось то, о чем она мечтала, но в этот раз сон был иного содержания. Ей снилось, что у нее есть семья. Это не было предметом ее мечтаний — скорее уж так, несбывшиеся надежды, но сон был приятный.       Ей было, кажется, лет 10, может, чуть больше. Она шла по улице, одетая в лёгкое платье цвета ночи, и пела песню. Мужчина, идущий рядом с ней, подпевал — гораздо красивее и чище, чем пела девочка, а ещё он держал ее за руку. Ладонь у него была горячая, как раскаленные угли, покрытая шрамами, веснушками и татуировками, а на запястье висело так много браслетов и верёвочек, что все и не пересчитать. Тринадцать подняла голову, чтобы посмотреть на отца, но ее слепил солнечный свет. Все, что она могла видеть — это его руку. Ощущение тепла и надёжности, исходящее от этого прикосновения, было таким… непривычным. Таким приятным. Тринадцать хотелось держать эту руку вечно, особенно в моменты, когда ей было так необходимо знать, что в нее верят, что она не одна, что ей всегда могут помочь.       Машина проехала по ухабу, и Тринадцать проснулась и поморщилась. В салоне автомобиля было тепло, но хотелось вернуться в свой сон, где было лето, спокойствие и отец, кем бы он ни был. Полежав какое-то время без движений, Тринадцать потянулась и посмотрела на своих спутников. Ирэн смотрел в окно и не замечал, что девушка проснулась, а Кристиан сосредоточенно вел автомобиль. Воспользовавшись своим положением, девушка принялась разглядывать профиль Ирэна, придумывая к его внешности ассоциации и думая о том, как он выглядел бы, если бы мог состариться. Или наоборот — каким он был ребенком и подростком?       — Противным, — прозвучал в голове Тринадцать низкий мужской голос, в котором было невозможно не узнать голос Кристиана. — Он ни с кем не разговаривал, постоянно читал книги или проводил время на кладбище. Давно это было, но такие вещи, как противные младшие братья, не забываются, — помолчав, голос в голове Тринадцать добавил: — И лучше отвечай мне, просто подумав, что бы ты хотела сказать.       — Это весьма неприлично, вот так лезть в мою голову. Не думаешь?       — Не то слово. И я искренне прошу прощения за беспокойство. Но как я мог пропустить мимо себя твои мысли про моего брата, пока ты им любуешься?       Тринадцать стало очень жаль, что мысленно она не умеет передавать нужную интонацию. Порой интонация речи может сказать больше, чем слова.       — Я не любуюсь. Я смотрю. Вот и все.       — Любуйся сколько угодно. Нечасто встретишь человека, в чьем вкусе был бы кто-то наподобие моего брата. Обычно он мало кому нравится, но раз уж у вас с ним столь интересные отношения… Может, это вам обоим пойдет на пользу.       — Что ты имеешь в виду? — Тринадцать встретилась взглядом с огненными глазами Кристиана через зеркало заднего вида. В этих глазах она не могла прочитать ни одной эмоции и мысли. Обычно с этим проблем у нее не было, но общаться с Кристианом было все равно, что кричать на пустую стену.       — Неважно. Всем нужны люди рядом. А если уж два человека встречают друг друга на своем жизненном пути неожиданно и вовремя, то не стоит в таком случае этим людям расставаться.       — Всем, говоришь, — Тринадцать задумалась, потом пересела так, чтобы теперь видеть лицо Кристиана. — А тебе?       — Я не все, — просто ответил Крис.       — Ну да, это я уже поняла, особенный ты наш. И все же. Если тебе лет ещё больше, чем твоему брату, не можешь же ты всю жизнь проводить в одиночестве. Кто-то же должен быть рядом на случай, если…       — Если что?       — Если жизнь вдруг потеряет всякий смысл, и найти его помог бы разве что кто-то со стороны. Разве нет? У тебя есть такой человек?       — Я сам себе такой человек. Мне никто не нужен, — какое-то время Кристиан молчал, а потом, когда Тринадцать уже и не надеялась на продолжение разговора, добавил: — А вот ему — нужен. Ирэн, может, и производит впечатление самодостаточного и независимого человека, но ему отчаянно нужны живые люди рядом. Без них он долго не может. Тем более, после всех событий последних лет… ему правда тяжело. Так что будь так любезна — не покидай его пока что.       — Да я как-то и не собиралась… — эту фразу Тринадцать сказала вслух, а потом спохватилась, когда на ее голос обернулся Ирэн. Он внимательно посмотрел на нее, а потом на Кристиана, хмыкнул и отвернулся.       — Разговариваете обо мне, да?       — Конечно, — отозвался вслух Крис, — Твоя фигура постоянно присутствует в наших диалогах. Тринадцать даже предложила основать новую религию в твою честь.       — Как смешно, — Ирэн скривился и бросил на брата недовольный взгляд. — Тринадцать, хочешь кушать?       — Хочу, — девушка поддалась вперёд и схватилась руками за передние сиденья, оказавшись между ними. Она молча наблюдала за тем, как Ирэн достал из рюкзака что-то в непрозрачной упаковке и протянул ей. — Что это? Ого, шуршит.       — Это сухофрукты и орешки. Не знаю, ела ли ты это когда-нибудь. Я их не особо люблю, а тебе, может, понравится. Если не понравится, у меня есть яблоки и консервы.       — В наше время не спрашивают, нравится или не нравится, — девушка устроилась сзади, вытянув ноги перед собой и закинув их на сиденье Ирэна. Он только сейчас заметил, что у нее и кеды, и шнурки, и носки разных цветов. — Сейчас просто кушают, что дают.       С заднего сиденья раздался звук открываемой упаковки, и на какое-то время в салоне повисла тишина. Тринадцать быстро умяла треть орешков и фруктов, а потом убрала пакет с ними под сиденье, оставив это лакомство на потом. Ей не нужно было много еды, чтобы почувствовать, что голод отступил.       Она стала смотреть в окно на пейзажи, открывающиеся по пути к чему-то доселе ей неизвестному. Сначала они ехали мимо полей и степей — редкие кустарники, желтоватая трава и колосья, ничего необычного. Но в контрасте с затянутыми тучами небом выглядело это… как картины Ван Гога. На некоторое время девушка даже залюбовалась таким сочетанием цветов и стала засыпать, как вдруг поля сменились густым зелёным лесом. Тринадцать села ровнее и прилипла к окну, приложив к нему ладонь. Она завороженно смотрела на лес — такой огромный, темный, наполненный жизнью независимо от того, что там происходит в мире у людей. Лес всегда захватывал ее воображение и даже пугал — она никогда не видела его так близко. Когда она путешествовала в одиночестве, леса она избегала. Для нее такой массив деревьев и животных был необъяснимо страшным явлением, и в одиночестве в лес она ни за что не пошла бы. Но так как сейчас она была не одна….       — А мы же пойдем в лес, да? Пойдем же?       — Ага. Будем на волков смотреть.       — И ловить их, — добавил Крис и усмехнулся тому, что эта шутка была совсем не шуткой.       — Здорово как, — протянула Тринадцать и села ровно, прислонившись к спинке сиденья. Она немного помолчала, а потом поняла, что тишина начинает ей надоедать. — Я хочу послушать музыку.       — Можешь включить проигрыватель, — предложил ей Кристиан.       — Нет, там ничего не будет из того, что я хочу услышать.       — А что ты хочешь услышать? — Ирэн обернулся на девушку. Она задумалась на пару секунд.       — Сложно объяснить на словах.       — Тогда ты можешь спеть. Так сразу будет понятнее.       Тринадцать хмыкнула — петь она любила и умела, но пела она обычно для себя. В Сиэтле ей петь было некому, а здесь… она не была уверена, что ей хватит смелости. Но петь все равно начала. Сначала негромко, а потом, ощутив уверенность в собственных голосовых связках, стала петь и отбивать ладонями ритм какой-то старой-старой песни, написанной чуть меньше сотни лет назад. Ирэн с улыбкой узнал в ее напевах слова одной из его любимых песен Queen и даже стал подпевать, чем несказанно порадовал девушку и удивил брата.       — А что насчет «Who wants to live forever»? — спросила Тринадцать, как только закончила петь знаменитую «We Are The Champions».       — Мне не нравится она, — мгновенно ответил Ирэн и немного нахмурился. — Смысл песни, он. Ну. Слишком.       Тринадцать недоуменно посмотрела на Ирэна, думая, какой из тысячи вопросов задать первоочередно, но поняла, что не хочет ничего спрашивать. Вместо этого она запела — запела тихо и спокойно, погружая своим голосом двух братьев словно в другое измерение.       — Love of my life, you've hurt me, you've broken my heart and now you leave me.       — Это же… постой… Это же та песня… — Ирэн так погрузился в воспоминания, связанные с этой песней, что на какое-то время, совсем на пару секунд, он потерял связь с миром, с реальным миром.       — Love of my life can't you see…       Ирэн стоял у бара и потягивал виски. Какие-то люди сновали вокруг, танцевали, пели, пили, общались друг с другом, и цветная мешанина лиц, волос и тел мельтешила перед глазами размытыми пятнами. Ирэн смотрел на сцену, не обращая внимания ни на кого, кроме вокалиста, кроме человека, ради которого Ирэн вообще пришел в этот бар этим вечером.       — Bring it back, bring it back, don't take it away from me because you don't know what it means to me.       Они встретились взглядами, и Ирэн понял, что пришел не зря. Сколько бы всего ни происходило, это когда-нибудь должно прийти к какому-то результату. И сейчас было неважно — последняя это будет для них встреча или самая решающая.       Ник спустился со сцены, как только спел последнюю строчку песни. Люди вокруг него радовались, хлопали, кричали, визжали, пытались привлечь его внимание, но он целенаправленно шел к человеку у барной стойки. Ирэн решил покинуть бар в одиночестве и не оглядываясь — если Нику будет важно что-то сказать ему, и главное — сказать не напоследок, то он пойдет следом.       И он пошел.       — Ирэн? У тебя все в порядке? Мы доехали.       Ирэн моргнул, огляделся и обернулся. Уже светало, а ведь выехали они глубокой ночью. Он сглотнул, сделал глубокий вдох и зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что Кристиан и Тринадцать смотрят на него с недоумением.       — Все в порядке. Просто…       Просто Ирэн снова вспомнил человека, задавшего саундтрек для всей его дальнейшей жизни, и на секунду потерял над собой контроль. Он дал себе — и Нику — обещание, что не будет вспоминать ничего из того, что было, что забудет, как будто ничего никогда не происходило, как будто не сидели они ночами в душной тесной комнате, напевая одни и те же песни по кругу и распивая дешевое пойло, чтобы не так тоскливо было, словно не тянуло их друг к другу похлеще, чем самым мощным магнитом.       — Что ты там о приключениях говорила, Тринадцать? Мне кажется, самое время начать искать их.