Несчастливое число

      Когда волосы и кожа девушки освободились от слоя грязи, засохшей крови, пыли и копоти, она стала выглядеть гораздо более чужеродно в крохотном логове Ирэна.       Воду она погрела себе сама — просто коснувшись рукой железной кастрюльки, наполненной водой. Этот механизм был знаком Ирэну, пусть он и сталкивался с таким явлением всего один раз.       Такая манипуляция с температурой воды заставила Ирэна вспомнить еще одного человека, который умел так делать. И пока Тринадцать смывала с себя следы своих путешествий, Ирэн в задумчивости перебирал в голове болезненные воспоминания о человеке, который делал для Ирэна самокрутки и мог поджигать их кончиками пальцев. Ирэн не помнил многих вещей из прошлой жизни — например, имена преподавателей в университете, из-за которых он потерял стипендию и был вынужден остаться на последнем курсе на еще один год обучения. Не помнил, как звали его бывшую девушку. Не помнил, когда у него день рождения. Но он прекрасно помнил алое пламя на кончиках пальцев человека по имени Ник, помнил, как вместе они сидели на склоне холма вдали от города, когда люди начали покидать этот самый город. Как они сидели и смотрели на вереницу машин, увозящих миллионы людей подальше — в их последнее путешествие. Тогда, на холме, они распили две или три бутылки чего-то крепкого, но Ирэну было все мало и мало. Ему тогда хотелось напиться до беспамятства и сделать что-то, о чем потом он бы жалел, ему хотелось…       — Я все, — Тринадцать вернулась в кухню, босая и одетая всего лишь в одну футболку да шорты, сделанные из обрезанных джинсов размера на три больше, чем сама девушка. Волосы медно-рыжего цвета под тяжестью влаги выпрямились и теперь достигали поясницы, а кожа оказалась такой молочно-белой, словно никогда не видела солнца. Россыпь веснушек покрывала участки тела на коленях, локтях, шее и щеках девушки.       Ирэн поднялся со стула и поспешил закрыть окно: сам он сидел в расстегнутой куртке, и пусть холода и не чувствовал, понимал головой, что в комнате температура явно ниже, чем хотелось бы того человеку, только что покинувшему теплый омут чистой воды.       — Расслабься, — девушка провела руками по волосам несколько раз, и с каждым прикосновением в волосах было все меньше и меньше влаги. Таким образом она быстро высушила их, и теперь они снова вились забавными спиралями и волнами. Сев на шатающийся стул и поджав под себя ноги, девушка принялась заплетать волосы в косы. Температура в комнате становилась выше с каждой секундой, и вскоре Ирэн ощутил необходимость избавиться от куртки. — Холод мне не страшен. Я всегда могу поднять температуру вокруг, как ты уже понял.       — Понял, — он кивнул и уселся на стул напротив, все еще разглядывая девушку. Среди заваленной упаковками еды, хламом и вещами комнаты она, рыжеволосая, едва одетая и невесомая, выглядела слишком чужеродно. Ирэн не мог заставить себя оторвать взгляда от ее тела, жадно впитывая глазами каждый сантиметр ее кожи. Он так давно не видел никого, кто не желал бы ему смерти, что теперь боялся отвернуться — вдруг это было лишь видение, сон, и на самом деле он все еще один в этом жалком безымянном городе?       — Ты смотришь так, словно не веришь, что в этом мире еще есть люди кроме тебя, — она заплела волосы в две косички, а потом переплела их между собой, завязав кусочком веревки на конце. Челка, достигавшая до кончика носа, осталась неубранной, и теперь девушка то и дело убирала ее то за уши, то просто на бок. — Там, откуда я сбежала, людей нет. Но в мире еще точно остались.       — С чего такая уверенность? — Ирэн нахмурился, но подумал, что скепсис по отношению к человеку, который, в отличие от Ирэна, явно только прибыл из большого мира, обоснований не имеет, и вздохнул. — Может, хочешь поесть или чаю? Я тут ограбил чайную лавку неподалеку. Представь себе: вся стена в банках с чаем, и он там такой разный, что голова от запахов кружится. Не так давно это ведь имело значение, людей было не удивить просто чаем, им подавай чай с мармеладом, с попкорном, с морковью…       — А что, такой тоже есть? — Тринадцать подняла бровь, недоверчиво глядя на Ирэна. Тот кивнул.       — Да. Могу дать попробовать. Только надо воду нагреть.       — А я уже.       Ирэн мысленно улыбнулся, поднялся со стула и насыпал в одну из кружек ложку чая, который пах грушей, карамелью, яблоками, корицей и теплом летних и спокойных дней, а потом щедро залил чай водой и дал ему настояться пару минут. Себе же он предпочел сделать просто зеленый — он и так успел уже ознакомиться со всей бесполезной коллекцией чая, которую умудрился обнаружить, и выявил для себя парочку сортов, от которых ему потом меньше хотелось спать и есть, что было очень кстати.       — Спасибо за чай, — девушка взялась за горячую кружку рукой и не поморщилась, а потом отпила кипяток и задумалась. — Он на вкус такой… такой…       — Какой? — Ирэн сел обратно и подул на чай, а потом взялся за чашку двумя руками, чтобы отогреть ледяные пальцы хоть немного.       — Похож на мое детство, — пояснять, что это значит, девушка не решилась.       Какое-то время они пили чай молча. Ирэн все так же смотрел на Тринадцать, стараясь понять, что же в ее внешности так его зацепило, что он не может оторвать от нее взгляда, а Тринадцать в свою очередь изучала тощую фигуру Ирэна. Он действительно был тощим — про такого можно сказать, что если он зайдет за фонарный столб, то его никто не увидит, потому что даже столб и то толще. Длинные черные волосы Ирэн собирал в неаккуратный пучок на затылке, но под вечер волосы обычно находились в хаосе и так или иначе распускались. Тринадцать подумала, что чем-то Ирэн похож на индейца — не хватало только перьев в волосах и странной одежды, но чем была вызвана такая ассоциация, она не понимала. Кожа у Ирэна была отнюдь не смуглой — скорее уж оливковой или сероватой, глаза с миндалевидным разрезом лучились золотым и охрой, а черты лица добавляли сходства с котом-сфинксом: недовольное выражение лица, презрительный взгляд, высокие острые скулы. Красивым Ирэна назвать было сложно, но вот интересным — однозначно.       — Я бы тебя нарисовала, — вдруг сказала Тринадцать и поставила кружку на стол. — У тебя вряд ли найдется альбом и карандаши, полагаю?       Этот вопрос отозвался болью где-то под ребрами. Ирэн вспомнил еще одного человека, о котором вспоминать не хотелось. Вспомнил, глядя на рыжие кудри девушки, о тех апельсиновых локонах, собранных в неаккуратный хвост. Вспомнил острые клыки, которые иногда показывались, когда Алан улыбался. Вспомнил, как он брал в руки карандаш — кусок дерева да грифель внутри, брал бумагу — еще один кусок дерева, только спрессованного, — и творил какое-то волшебство, помогая бумаге и карандашу создать новые произведения искусства. Вспомнил руки с длинными пальцами и вереницей голубоватых вен на них, вспомнил веснушки на загорелой коже, вспомнил…       — Эй.       Ирэн вздрогнул. Тринадцать стояла напротив, обняв себя руками за плечи, и раскачивалась, приподнимаясь на носочки. Ирэн уронил взгляд на ее бедра, увидел на правой ноге длинный змеевидный шрам, еще чуть алевший не затянувшейся до конца кожей, и напрочь забыл об Алане и рисовании. Ему захотелось протянуть руку и потрогать шрам, но что-то ему говорило, что тогда он останется без пальцев.       — Карандаши и бумага есть, только искать не хочется. И когда ты успела…?       — Свет сделать? Когда ты чай заваривал. Подумала, что огонек не помешает. А то вдруг ты бы облил себя кипятком. — Она помолчала какое-то время, все так же глядя на Ирэна сверху вниз. — Хочется спать, если честно. Где я могу это сделать?       Молча встав, Ирэн провел девушку в соседнюю комнату. Окно было плотно зашторено темными тканями, поэтому в комнате царил полный мрак. Сделав в ладони пламя, девушка осветила помещение: у стены стоял небольшой диван, заваленный одеялами и пледами, над диваном находилась полка с книгами, а перед — коробки и шкафы с многочисленными вещами и предметами разной необходимости.       — Последний раз я спала два дня назад, на границе штата, — девушка бесшумно прошла по комнате и опустилась на диванчик, оставив огонек висеть в комнате чуть поодаль от нее, освещая помещение. Она подтянула ноги на диван, отряхнув ступни от пыли, и вытянулась на одеяле. Ирэн постоял в нерешительности пару секунд, а после подошел и сел на край дивана рядом с девушкой.       В свете огня ее волосы казались сотканными из солнечного света, а тело — из лунного. Он ощутил сильное тепло, исходящее от ее тела, и близость такого тепла рядом с собой, рядом со своим холодным, жестким и забывшим, какого это — быть живым, телом, едва ли не сводила Ирэна с ума. Девушка молча следила за всеми действиями Ирэна, и когда тот положил руку ей на бедро — точно на змеевидный шрам на бедре, она поймала его взгляд. Он чуть поднял бровь, задавая немой вопрос. Не колеблясь ни секунды, Тринадцать едва заметно кивнула, закусив губу.       — И много еще у тебя шрамов? — Ирэн провел пальцами по еще не затянувшейся до конца змее и сам того не ведая запустил в теле девушки процесс регенерации, чтобы шрам побелел и не был таким заметным. От холодных рук Ирэна у девушки по коже пробежали мурашки, никак с холодом не связанные. Она ощутила что-то странное где-то внутри себя — не то тепло, не то страх. Черт разберет, где в данной ситуации находилась грань между желанием и ужасом.       — Много, — Тринадцать сняла футболку, белья под которой, впрочем, не оказалось. Приподнявшись на локтях, она оказалась на одном уровне с Ирэном, который в этот же момент наклонился к ней. Только приблизившись к ней почти вплотную, он увидел, что на нижней губе тоже есть маленький белый шрам.       Встретившись с девушкой взглядом, он поцеловал ее, уложив обратно на диван. Она не сопротивлялась. Запустив руку в волосы Ирэна, она расплела их, позволив прядям темных волос переплестись с ее рыжими кудрями. Отстранившись, Ирэн поцеловал ее в еще один шрам — тонкий и едва заметный среди веснушек на шее.       — Я бы хотел поцеловать каждый из них.       — Тогда не теряй времени даром, — сказав это, Тринадцать погасила огонек, витающий в комнате, рассеяв его на тысячи искр, освещающих пространство теплым оранжевым светом по всему периметру.       Ирэну показалось, что этой ночью он оказался окутан теплом со всех сторон: под ним было теплое тело живого человека, в чьих венах течет ничем не испорченная горячая влажная кровь, и это тело было совсем не против, чтобы стать с Ирэном на какое-то мгновение одним целым; а вокруг них в комнате летали крупицы света и огня. Было тепло, непривычно тепло и хорошо. В сон Ирэн провалился без чувства тревоги, опустошения и холода, чего не случалось с ним за последние месяцы жизни ни разу.