Каждый выбирает для себя...

      Решение пришло молниеносно, и Кате даже показалось, что это не она, что это какой-то робот действует вместо неё, ведь у человека не может не быть души и сердца, а вместо мозга в голове не может работать компьютер. Оставалось только сходить в свою каморку, взять настоящий, не липовый доклад, попросить девчонок его распечатать и разложить, а пока они будут это делать, написать Андрею письмо и уйти.       И все! И она будет свободна. Потом, далеко за пределами «Zimaletto» она поревет… если сможет плакать, подумает, что ей делать… если сможет думать, попробует выжить… если захочет жить. Потом, все потом, ведь плачут, и думают, и живут люди, а она сейчас робот с компьютером, чтобы рассчитывать действия, с руками, чтобы писать письмо, с ногами, чтобы уйти вовремя.       — Шура, распечатай, пожалуйста, этот доклад в десяти экземплярах, — Катя протянула Кривенцовой темный пластиковый конверт, — разложи по черным папкам и принеси ко мне. Это срочно.       — Ты что? Ты еще не подготовилась к Совету? Но акционеры уже в конференц-зале! Предста…       — Я в последний момент нашла ошибку в цифрах, — голосом механической куклы перебила Александру Пушкарева, — а это недопустимо.       — Правильно, уж лучше чуть задержать начало Совета директоров, чем дать неверные цифры. Я сейчас все сделаю и принесу.       — Спасибо, — не забыл сказать компьютер в Катиной голове, а робот, завладевший в ее телом, немедленно развернул ее и быстрыми шагами отправил в каморку.       Внешне, да пожалуй и внутренне, Катерина была совершенно спокойна — мертвым не больно… Должно быть поэтому она все успела, и, когда Шурочка принесла в каморку целую стопку черных папок, у нее уже было все готово.       — Спасибо большое, положи на стол, — попросила Катя и сразу же аккуратно выпроводила Кривенцову за двери, сославшись на занятость.       Затем она сняла с полки красные папки и пристроила их на столешницу рядом с черными. Сверху опустила конверт с письмом так, чтобы он лежал сразу на обеих стопках и, даже не окинув на прощание взглядом место, где она была и несчастна, и безумно счастлива, взяла сумку и вышла из каморки.       «Уйти бы через окно, — пробившись через компьютер, сказал внутренний голос, и Катя даже сделала пару шагов в сторону манящей стеклянной створки. — Не смей мешать Совету директоров и расстраивать родителей», — тут же распорядился процессор, услышав усилившийся гул в конференц-зале. Больше не задерживаясь ни на долю секунды, девушка выскочила в приемную, оттуда незаметно прошла на лестницу, бегом вниз и, через двери черного хода, на улицу.       — Папа, еще пару минут, и мы начнем Совет, — раздался голос Андрея Жданова, президента компании «Zimaletto», входящего в свой собственный кабинет из зала заседаний и направившегося в сторону чулана. — Катя, сколько можно ждать? Неужели вы еще не распечатали документы?       В ответ не раздалось ни звука, и Андрей, закипая, как самовар, рванул на себя дверцу каморки.       — Катя, ну, где вы хо…       Договорить он не успел. Первое, что бросилось ему в глаза — отсутствие семейной фотографии Пушкаревых, всегда стоящей на полочке за спиной Катюши. Это почему-то настолько выбило его из колеи, что он далеко не сразу заметил и выключенный компьютер, и две стопки папок, красную и черную, и… большой толстый конверт, лежащий поверх них. А когда заметил, то не сразу смог вскрыть конверт, так задрожали руки.       «Мой до­ро­гой друг и пре­зи­дент, пос­коль­ку ты с детс­тва стра­да­ешь ред­кой фор­мой скле­ро­за. Я сно­ва ре­шил прийти к те­бе на по­мощь. Пер­вую часть пла­на по ук­ро­ще­нию на­ше­го монс­тра, ты уже вы­пол­нил. За что те­бе от ли­ца тру­до­во­го кол­лек­ти­ва ог­ром­ное спа­си­бо! В не­ко­то­ром смыс­ле ты да­же ге­рой. По­то­му, что спать с та­кой жен­щи­ной, как Пуш­ка­рё­ва, нор­маль­ный муж­чи­на мо­жет толь­ко под нар­ко­зом…», — бегло прочел Андрей и струйка холодного липкого пота стекла у него с виска на щеку.       «Она все знала! — подумал он. — Боже, она все знала». С брезгливостью разорвав на мелкие кусочки инструкцию, Андрей достал из конверта два, сложенных пополам, листка в линеечку.       — Палыч, вы что зависли? — в каморку ворвался улыбающийся Малиновский. — Твои пару минут превратились в бесконечность, а народ, между прочим, «собрался и к разврату готов». Ой, а где наша Катька-пулеметчица? — весело спросил он. Но видно было во взгляде Жданова что-то такое, что Роман попятился. — Что случилось? Пушкарева нас кинула?       — Уйди. Развернись и выйди отсюда, — сквозь плотно поджатые губы жестко и зло прошипел Андрей.       — А ты? Там же люди ждут.       — Подождут. Скажи своим людям, что у меня… — президент даже веки прикрыл, чтобы не испепелить Ромку. — Скажи, что у меня понос, дай Сашке возможность поострить. Совет переносится на завтра. Нет, погоди! На час. Да! — словно подтверждая свои мысли, Жданов кивнул головой, так и не открыв глаза. — Начнем через час.       — С ума сошел? Ты хоть представляешь, что Воропаев сейчас начнет хохмить на тему твоей трусости, мол, президент от страха обделался.       — Флаг ему в руки.       — Палыч, да что случилось-то? Ты расскажи, может, я могу чем-то помочь?       — Уже помог! — почти на истерике выкрикнул Андрей, но тут же взял себя в руки, открыл глаза и так посмотрел на Малиновского, что тот тут же выскочил из каморки пробормотав:       — Как хочешь, хозяин — барин.       Замкнув за Романом дверь, Жданов несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прошел за Катин стол, сел на ее кресло, секунду помедлил и развернул листки.       «Андрей! Как ты понимаешь, инструкцию я прочла. Надо отдать вам с Романом Дмитриевичем должное, фантазия у вас богатая, как, впрочем, и словарный запас господина Малиновского, «Мисс Железные зубы» я оценила. Если быть честной с собой, то приходится признать, что я и сама виновата в случившемся. Как я могла поверить, что меня можно полюбить? Почему история с Денисом меня ничему не научила? Не понимаю. Так мне и надо, если я настолько глупа, что наступаю на одни и те же грабли, то всегда найдется желающий их подложить. Надеюсь, что повторный урок я запомню на всю жизнь, спасибо за науку. И все-таки, знаешь, я об этом ничуть не жалею. Пусть на короткий миг, пусть только в своем воображаемом мире, но я была счастлива. А сожалею я только о том, что не ушла в тот же день, как прочла инструкцию. На что я надеялась? Может, на то, что ты сам мне сознаешься, или, может, что все это розыгрыш, глупый розыгрыш Малиновского, может еще на что-то. Не знаю. Не ушла и всё! А должна была уйти, должна была. Тогда бы мне не пришлось пройти через ужас последних двух месяцев, и тебя провести через этот кошмар не пришлось бы… Представляешь, а я ведь снова тебе поверила, вчера перед показом ты был очень убедителен, так убедителен, что я тебе сделала липовый отчет, он здесь, на столе в красных папках, рядом в черных — реальный отчет, что выбрать, решать тебе, а я возвращаюсь к вопросу веры… Так вот вчера я снова тебе поверила. Боже, какая же я дура, опять наступила на те же грабли, и сразу же получила по лбу. Андрей, я сегодня слышала, как вы с Романом Дмитриевичем изучали карту мира, отыскивая уголок поукромнее и подальше, чтобы отправить меня туда сразу после Совета директоров, дабы я не смогла помешать твоей свадьбе»…       Жданову показалось, что кто-то со всей силы ударил его в солнечное сплетение, он задохнулся, судорожно ловя ртом воздух, из глаз от боли, от невозможности дышать, покатились слезы.       — Господи! Как же она это все пережила? — подумал он вслух, провел тыльной стороной ладони по векам, вытирая их, и попробовал прочесть дальше, но строчки расплывались и раздваивались. Конечно, он опять, как и всегда в минуты волнения, снял очки и позабыл их снова водрузить на нос. — Черт! — выругался Андрей.       «Не надо, не утруждай себя поисками по карте. Наверное, на Мадагаскаре красиво и интересно, опять же, там живут очкастые лемуры, но мне в другую сторону. Я еще вчера решила сделать доклад на Совете, такой как тебе был нужен, липовый, а сразу же после заседания поговорить с тобой, рассказать, что я знаю все, и уволиться. Я заранее, еще неделю назад нотариально заверила передачу «НикаМоды» на твое имя, и собиралась отдать тебе документы в любом случае, как бы и чем бы не закончился наш разговор. Ты их найдешь в этом же конверте. Ключи от машины Николая лежат в верхнем ящике моего стола, там же доверенность на твое имя, квитанция на покупку, технический паспорт и страховой полис. Ну, что же, пришла пора прощаться. Если ты будешь следовать избранному нами курсу, через полгода «Zimaletto» расплатится с долгами и начнет зарабатывать, я от всей души желаю тебе этого, Андрей. Где-то я даже тебя понимаю, на какую только жертву не пойдешь, чтобы спасти компанию, и что, по сравнению с такой целью, стоит жизнь какой-то секретарши.       P. S. Андрей, не волнуйся, я не собираюсь мешать твоей свадьбе. Я вообще больше никогда и ничем тебе не помешаю. Будь счастлив. Надеюсь, что я поступаю правильно. Прощай».       Жданов достал из конверта нотариально заверенную «дарительную грамоту» на владение «НикаМодой», пробежал её глазами, потом зачем-то открыл верхний ящик Катиного стола достал ключи и папку с документами на машину, просмотрел и их. И уставился мертвым, пустым взглядом в одну точку.       «Ну, вот и все, — бесконечно стучало в висках, — вот и всё. Вот и финал истории». Наконец, машинально взглянув на часы, Андрей отметил, что до времени, на которое он сам назначил Совета директоров, осталось всего девятнадцать минут, пора было все взвесить, пора принимать решение…       На одной чаше весов лежала компания, которую папа поднял на своем горбу, Кира, которая отдала ему четыре года своей жизни, которая любила его и всегда прощала, благополучие семей Ждановых и Воропаевых, и многое другое, о чем так убедительно говорил Ромка еще сегодня утром. Да и его собственное благополучие лежало на той же чаше, а это и возможность вращаться в высшем обществе, и деньги, и престиж, и репутация, и… и… и…       На второй чаше была всего лишь некрасивая маленькая, хрупкая девочка с ее бесконечно большим, сердцем и бесконечно красивой, чистой душой, которую он смертельно ранил, и которая, скорее всего, никогда не простит его.       И может, хорошо, что Катя самоустранилась, может, здорово, что она исчезла, бросив ему, ее мучителю, спасательный круг? Может, и хорошо, может, и здорово, да только рядом с Катенькой на весах лежала его, Андрея, любовь к ней, к некрасивой маленькой, хрупкой девочке, и выбор был мучительно труден.       В двери каморки постучали.       — Палыч, ты там? Все уже собираются. Ты сам придешь или тебя подождать? — очень тактично, спросил Роман, не пытаясь залезть в душу и выяснить, что произошло.       — Я сейчас приду, через минуту. Не надо меня ждать.       Жданов решительно встал, дождался пока не послышался звук закрываемой двери в конференц-зал, прокашлялся, тяжело вздохнул, взял одну стопку папок и засунул ее поглубже в тумбу Катиного стола.       — Да, так будет правильно, — сказал он себе, подхватил оставшуюся стопку и пошел в зал заседаний твердой походкой человека, принявшего единственно верное решение…