Январь 2014
***
Ну вот, последние штрихи, и я закончу наконец этот долбаный плакат о вреде курения. Смешно даже как-то оттого, что рисовать его поручили именно мне – человеку, начавшему курить четыре месяца назад. Затушив сигарету в самодельной пепельнице, плетусь на кухню, чтобы приготовить хоть что-нибудь съестное на вечер. А ведь говорила себе, что после шести ни-ни. Вот только желудок мой отказывается принять и понять тот факт, что я уже три месяца отчаянно пытаюсь похудеть, заставляя свою совершенно неспортивную натуру и задницу тащиться в спортзал, в который нас записала Стефания. А самое ужасное в том, что за все время, проведённое в этом злосчастном зале, мне удалось сбросить лишь четыре килограмма из заявленных своей собственной цели – десяти. Это же настоящий ад! И как некоторые люди занимаются спортом всю свою жизнь, да ещё и по своему собственному осознанному желанию. Ограничившись парочкой бутербродов с колбасой и огромной кружкой любимого чая, сажусь на стул возле распахнутого окна нашего небольшого балкона. На улице уже вовсю бегает детвора, играющая с первым выпавшим мокрым снегом. А выпало его от силы сантиметров десять. И как им самим не противно собирать эту кашу, катая в грязевые снежки, которые они потом с визгом начинают швырять в друг друга, радуясь какой-никакой, но зиме. Печалька. Я всегда была брезгливой в этом плане. В детстве никогда не прыгала по лужам, не ползала в общей песочнице, не каталась на картонке с горки. Хотя мы жили с родителями какое-то время в Красноярске, а там этого добра, под названием снег, хоть засыпься и снеговиком сделайся. Отец, будучи военнослужащим, часто по-молодости куда-то переводился. Но осел восемь лет назад на одном месте, решив, видимо, что хватит с него и нас этих бесконечных переездов. Тем более, сейчас он уже не лейтенант, а полковник, что сказалось не только на репутации, но и на бюджете семьи. И если раньше нам во многом приходилось себе отказывать, теперь этого не было. Родители оплачивали моё проживание на съемной квартире, не желая даже слышать об общежитии, высылали еженедельно деньги на расходы, которые, к слову, я практически не тратила, а потому накопила вполне приличную сумму ещё к концу осени и купила новый телефон, заодно поменяв номер. На часах уже почти половина восьмого, а подруги все ещё нет. А ведь обещала приехать вовремя. Примерно через пятнадцать минут моего хождения по комнате в состоянии чрезмерного раздражения от длительного ожидания, я все-таки слышу звук подъезжающей машины, после чего незамедлительно выглядываю в окно удостовериться, что она подъехала. Ставлю чайник и плетусь в коридор, чтобы встретить свою соседку. Звук поворачивающегося ключа в замочной скважине, и вот она – с расплывающейся широкой белоснежной улыбкой, опоздавшая на час красотка, которой предстояло услышать мою подготовленную тираду из причитаний. — Стеш, это по-твоему нормально? Мы же в кино собирались! А из-за тебя мне мало того, что пришлось дорисовывать этот дебильный плакат, так ещё и переживать! Ты почему трубку не брала? — начинаю громко говорить, застав подругу врасплох. Но, не смотря на это, сняв с себя зимнее пальто и обувь, Стеф, как ни в чем не бывало, стремительно проходит мимо меня прямиком в нашу спальню, где начинает рыскать в шкафу, то и дело выбрасывая на кровать вешалки с моей одеждой. — Что, мать твою, ты делаешь, позволь спросить? — именно благодаря ей, по большей части, я научилась употреблять неприличные слова. Я многому «хорошему» научилась у своей любимой соседки, чему была, по правде говоря, благодарна, так как эта мнимая «взрослость» помогла мне больше не бояться знакомиться с новыми людьми, не паниковать, когда мне нужно что-то у них спросить или узнать, не пасовать перед трудностями. Единственный свой страх, который мне все ещё не удалось обуздать – это боязнь того, что обо мне подумают другие. Ведь до этого времени я только и делала, что старалась ради других. Получала пятерки, выигрывала олимпиады, ходила на всякие-разные развивающие кружки. Только лишь для того, чтобы мной гордились. Чтобы обо мне не думали плохо. И ни к какому уважению и принятию меня в свой «круг» это не привело. Как была белой вороной, так и осталась. Но сейчас, как мне кажется, удалось немного сдвинуться с мертвой точки. В основном, конечно, благодаря моей сумасшедшей гонке за призрачной мечтой, имя которой – Игнат. Меня даже замечать стали однокурсники, мои стремления влиться в университетскую рутину не прошли даром, и уже сейчас я со многими знакома, общаюсь со сверстниками, пытаясь вести себя более менее дружелюбно. Хотя, притворяться трудно, причём, весьма. Каждый раз, когда вижу его, хочется зарыться глубоко-глубоко под землёй, чтобы никто не нашёл, чтобы не спрашивал, что со мной и почему меня трясёт... — У тебя есть ровно полчаса, чтобы одеться, накраситься и вытащить свою аппетитную задницу на улицу! Ты едешь с нами! — бросает Стеф, выходя из спальни. Я тупо смотрю ей вслед секунд тридцать, прежде чем нагоняю уже в ванной. — Куда? Может, объяснишь? — спрашиваю я подругу, на что она быстро разворачивается и тащит меня за руку практически волоком обратно в комнату. — Ай, ты с ума сошла? — вырываю я руку, потирая запястье. Девушка быстро включает утюжок, достаёт лак для волос, косметику и духи, складывая это все на столешнице бежевого комода. — Слушай, почему ты не можешь просто сделать так, как я тебе говорю? — прищурившись, спрашивает брюнетка, продолжая выкладывать многочисленные палетки с тенями, подбирая, по всей видимости, нужные. Заметив застывшие бесчисленные вопросы в моем слегка охуевшем выражении лица, девушка обреченно вздыхает. — Помнишь, я рассказывала тебе о своём друге, что перевёлся в конце второго курса в Москву? Он ещё встречался с Анькой, нашей однокурсницей из параллельной группы, — спрашивает девушка, и я киваю в ответ, так как знаю всех девушек, учащихся с Игнатом, — Так вот, сегодня она позвонила мне, и с визгом сообщила о том, что он приехал на несколько недель к родителям. По этому случаю, наши устраивают большую пати на хате, куда меня, собственно, пригласили. А ты едешь со мной! — радостно произносит последнее предложение подруга, после чего меня немного передёргивает. — Постой-ка, это не тот самый друг, отец которого работает в суде? — Интересуюсь я. — Ага. — Девушка начинает прихорашиваться перед зеркалом, делая вид, что не догоняет, к чему я веду разговор. — Аня ещё рассказывала о том, что он её заставлял ему отсасывать прямо в университетском общественном туалете, — кривлюсь я. — Ну на счёт того, что заставлял, ты преувеличиваешь, дорогая. Аня – та ещё прошмандовка, мне кажется, она с превеликим удовольствием сделает это снова, если он только пожелает, — пожав плечами, девушка поворачивается ко мне, сверля своими безукоризненно накрашенными болотными глазами. — Ладно, допустим, тебя пригласили на это... кхм, мероприятие. А я тут причём? Не поеду. Завтра пары, ещё готовиться к ним надо, — понимаю, что вряд ли удастся уговорить подругу не брать меня с собой, но, как говорится, попытка – не пытка. — Ой, да брось! Когда ты последний раз это делала? Ты итак все знаешь. Давай лучше подумаем, в чем ты поедешь... — Стеф перебирает валяющиеся вещи, то и дело отшвыривая «ненужное». — Так, вот это! — восклицает девушка, показывая мне вешалку. Черное платье на широких бретелях, еле прикрывающее половину ляшек, подарок мамы на семнадцатилетие. Она всегда покупала мне слишком уж женственные наряды, а что касается меня, то предпочтительнее было что-то, что скрывало бы мои немаленькие части тела. — Ни за что на свете! — Фыркаю, отбрасывая платье в сторону. — Что не так-то? — Удивляется подруга, возвращая вешалку и разглаживая темную ткань руками. — По-моему, идеально. — Ага. На тебе – да. А я в нем буду смотреться, как колбаса, обтянутая чулком. Посмотри на меня! Я безнадежна... — горько вздыхаю, после чего сажусь на кровать, поджав ноги под себя. На самом деле, платье и правда замечательное, вот только не для меня. Комплексы никуда, к несчастью, не деть, не скрыть за маской безразличия и наигранного веселья. — Вит, прекрати. Ты замечательная! Мне бы твои формы, — девушка изящно проводит рукой по бедрам, намекая на мою пятую точку, что есть, то есть. Грудь - твердая троечка и кардан. — Ладно. Но надо кофту какую-нибудь, чтобы руки прикрыть. — Стеша тут же оживляется, улыбаясь, и достает свой черный бархатный джемпер на мелких пуговицах, идеально подходящий, на мой взгляд, под любой наряд. Прислонив платье ко мне, девушка довольно кивает, после чего заставляет меня бегом следовать в ванную и возвращаться для подготовки. Наспех приняв легкий душ и намочив волосы, выхожу, укутавшись в свое любимое махровое полотенце с До́нальдом Фо́нтлероем Даком. — Стеееш, может, я правда лучше дома останусь? — вглядываясь в свое отражение в зеркале, канючу я. — Нет. Ты едешь, и точка. Тем более, должна же ты показать Игнату, что тебе уже давно на все глубоко наплевать! — подмигивает подруга, заставляя меня подавиться воздухом. Закашлявшись, осознав до конца смысл предложения, я медленно начинаю закипать. — Я не поеду. — Хватаясь за фен, практически ору я. — Ты издеваешься? Да я при встрече в курилке с ним начинаю дрожать, как чертов осиновый лист на ветру, а ты хочешь, чтобы я намеренно появилась на тусе, где он будет отпускать свои шуточки, смеяться, смотреть, говорить своим голосом, пробирающим до костей. Нет. Я не настолько сильная, Стеф! — Машу головой в знак протеста, после чего начинаю яростно расчесывать спутавшиеся волосы, направляя на них теплый поток воздуха. Брюнетка выхватывает из моих рук фен, делая при этом напор потише, и начинает помогать мне, умело накручивая пряди на браш. — Вит. Я ничего не делаю просто так. Ты должна поехать. Пойми, он должен увидеть, что не смог сломать тебя, что ты не просто очередная малолетка, пускающая по нему слюни, а то, что ты тоже можешь веселиться, знакомиться с другими парнями, жить дальше, понимаешь? Хватит уже сидеть дома безвылазно. Ты даже в зал со мной ходишь через раз, а то и два. Это ненормально! — недовольно пыхтит девушка, досушивая мои волосы со смывшейся краской, отчего цвет их стал каким-то тусклым и неприветливым, как и мое выражение лица. — Но это будет ложью! Как ты не можешь понять? Мне больно. До сих пор больно. Он лишил меня девственности, мать его за ногу! Забрал мою гордость, черт возьми. Я сложила ее в долговременный ящик в потемках своего сознания, я забыла о ней ради него! А он? Что сделал он? Просто потрахался! — Я не хотела плакать, но слезы сами выступили из глаз, образуя мокрые дорожки до самого подбородка, медленно срываясь, заставляя меня опустить голову и закрыть ладонями лицо. Стеф медленно притягивает меня к себе, поглаживая по спине. Я благодарна ей. И что бы я ни говорила, я уже знаю, что поеду туда, потому что она права. Права. Целиком и полностью. Я должна начать все сначала, показать, что мне все равно на него. "Я слышала, ты приболел... Тебе лекарства какие-нибудь нужны? Я могу привезти или передать через Валеру, если хочешь..." — отголоски моей памяти напоминают, словно смеясь, о том, как я стелилась перед ним, как старалась, чтобы он заметил меня... Заметил, конечно. Разве можно было не увидеть, насколько сильно я унижалась, готова была даже пылинки с него сдувать, лишь бы обратил внимание, подарил улыбку, хоть и насмехающуюся. — Ну все-все. Давай сейчас сделаем так, я накрашу тебя, оденешься, посмотришь в зеркало, а потом решишь. Ладно? — подмигивает Стеф, усаживая меня на стул напротив трюмо, принимаясь орудовать кисточками, развернув при этом к себе. — Спасибо тебе. — Говорю, открыв один глаз, пока девушка красит тенями второй, на что она удивленно смотрит на меня, держа раскрытую палетку в руке. — За то, что терпишь все мои истерики. Ты знаешь, ближе тебя у меня никого нет... — Не говори так. Нельзя так слепо доверять людям. Даже мне, понимаешь? — проговаривает брюнетка, продолжая заниматься моим лицом. И она права, впрочем, как и всегда. — Я поеду только при одном условии, — я вижу ее победную улыбку, отчего тоже начинаю слегка улыбаться в ответ, — я надену джинсы и черную рубашку. Не смотри так. Мне, правда, будет удобнее и комфортнее в этом. Не хочу, чтобы он подумал, что я ради него так расфуфырилась. — Стеф неохотно, но кивает, разворачивая меня к зеркалу, после чего довольно начинает выпрямлять мои волосы утюжком, напевая себе под нос песню Ayo "Down On My Knees". Двумя часами позже. И все-таки это было ошибкой. На хрена, спрашивается, соглашалась, сама ведь знала, что так будет. Уже полтора часа наблюдаю, как Игнат сосется с какой-то первокурсницей, которая выглядит, как неформалка. У нее даже язык проколот, увидела, как он оттягивал ее сережку зубами, не говоря уже о бровях и ушах. Кислотно-блондинистые пряди едва доставали до плечей, а фигура просто как у ходячего скелета. Понимаю, что мое мнение об этой особе сложилось в силу глубокой и съедающей изнутри ревности, однако, если сравнивать всех его предыдущих пассий, коих за несколько месяцев мне удалось увидеть немало, я смело могу сказать, что эта девушка явно не в его вкусе. Потягивая очередной коктейль с ненавязчивым алкоголем, разбавленным чем-то сладким, напоминающим фруктово-ягодный микс, направляюсь в другую комнату студенческой трешки. Насколько я поняла, ее снимали одногруппники Стеф, которые и затеяли все это мероприятие на ночь глядя. Виновник эNого торжества так и не почтил нас своим присутствием, поэтому все, включая нас с соседкой, начали нажираться, так и не дождавшись званного "гостя". Пока искала подругу, даже не заметила, как добрела до ванной комнаты, где за секунду до моего появления скрылся Игнат, хлопнув дверью практически перед носом у столпившейся очереди из трех человек. Не знаю, что двигало мной в тот момент, но я нагло протиснулась к двери, быстро открывая ее и также захлопывая за собой, повернув при этом щеколду. Тяжело и лихорадочно дыша, все же заставляю себя повернуться, ощущая каждой клеточкой своего тела его пристальный взгляд. Не готова была столкнуться с ним в замкнутом пространстве. Не готова была увидеть его ухмылку. Не готова была осознать всю поспешность и глупость своего опрометчивого решения. Игнат медленно подходит ко мне, убирая пальцами короткую прядь за ухо. Он медленно опускается взглядом к моему пылающему лицу, заглядывая в испуганные до чертиков глаза, останавливаясь на губах. Приоткрываю их и слегка облизываю, судорожно вдохнув накалившийся между нами воздух, пытаясь заставить себя не смотреть на него. Но все без толку. Он притягивает меня одной рукой за талию, прижимая к себе, заставляя упереться руками в его крепкую грудь. Какой же он идеальный. Я чувствую, как перекатываются мышцы под пальцами, слегка сжимающими черную рубашку, обтягивающую его торс. Я все еще тяжело дышу, пока чувствую, как он носом зарывается в мои волосы, вдыхая их аромат, спускается к шее, едва касаясь мягкими тёплыми губами проступившей от напряжения жилки, высвобождая из моего рта рваный всхлип. Изо всех сил держусь, чтобы только не упасть, не сдаться. Набираю воздуха в легкие и резко отталкиваю его от себя. — Нет. — Все еще тяжело дыша, пытаюсь понять, что я только что сделала. Смогла. Я выстояла. Перед его очарованием. Магнетизмом. Чертов узел где-то внизу живота, натянутый до предела, жалобно пискнул, ругая меня за такую расторопность. — Не прикасайся ко мне. — Выставляю вперед ладонь, пытаясь унять сумасшедшие биты, заставляющие мое сердце практически выпрыгивать из груди. Казалось, будто весь воздух попросту испарился и мне нечем дышать. — Серьезно? — поднимает одну бровь, криво ухмыльнувшись при этом. — Виталина, позволь напомнить, что ты сама зашла сюда. Ко мне. Зная, что я здесь один. — Снова начинает приближаться, отчего я инстинктивно сильнее жмусь к двери. — Поговорить, — отдышавшись, отвечаю наконец я, — я хочу поговорить. И все. — Интересно. Ну чтож, давай поговорим. — Садится на край ванной, закуривая сигарету. Смотрит на меня, все еще улыбаясь своей невероятной улыбкой, выпуская клубок серого дыма. — Почему ты так поступил? Ответь. — набравшись храбрости, задаю мучавший меня вопрос. — Давай называть вещи своими именами, Виталина. Это не тот вопрос, который ты хотела задать. — Начинает медленно говорить Игнат, снова и снова затягиваясь сигаретой. — Почему я не остановил тебя, когда ты собственноручно решила отдать мне свою девственность? Почему сделал это, зная, что случившееся ничего не будет для меня значить? Зачем позвал тебя с собой? — Ухмыляется, который раз за эти несколько минут, будто издеваясь над моим проснувшимся самолюбием. — Давай начнем с вопросов попроще. Что ты хочешь услышать, кукла? Что мне жаль? — Правду. Я хочу правду. — Твёрдо отвечаю, хотя стою на трясущихся ногах, крепко сжимая дверную ручку у себя за спиной, выдавая тем самым, как мне тяжело дается нахождение с ним в замкнутом пространстве небольшого помещения. — Хм, правду, значит. Да без проблем! — Встает, затушив докуренную сигарету, кинув ее в унитаз, после чего снова пытается подойти ко мне, остановившись примерно в полушаге. — Потому что мне все равно. Потому что то, что ты самолично отдалась мне – целиком и полностью, только твоя проблема. Я просто трахнул тебя, Виталина. Без обязательств. Потому что могу. Я не испытываю каких-либо чувств к шлюхам, с которыми сплю. Прости, к тебе это не относится. — Погладив меня большим пальцем по щеке, смахнув непрошеную слезу, добавил он, вернув руку в карман брюк. — Итак, ответ на твой вопрос весьма прост, кукла. Мне не жаль. — Неужели, то, что произошло, для тебя совсем ничего не значило? Совсем ничего? Или ты каждый день лишаешь кого-то невинности? — почти всхлипывая, обращаюсь к нему, держась из последних сил, чтобы не разрыдаться окончательно. — Не выше крыши, понимаешь? — прислонив ладонь на уровне переносицы, проговаривает, пристально рассматривая меня при этом. — Мне, безусловно, приятно, что ты решила подарить мне возможность стать первым. Но, опять-же, ты сама так решила. Тебя никто не заставлял это делать. — Игнат закуривает очередную сигарету, протягивая мне пачку. — Будешь? — Не заставлял... — машу головой, отказываясь от предложенной никотиновой разрядки, после чего отмыкаю дверь. — Я сама виновата, ты прав, — разворачиваюсь, всматриваясь в любимые черты его безупречной внешности, собираясь сказать то, что, возможно, станет единственным правильным решением за последние месяцы. — Знаешь, а мне жаль. Жаль, что встретила тебя. Жаль, что полюбила так сильно, что потеряла рассудок и гордость, решив, что ты станешь моим первым и единственным мужчиной. Жаль, что понадеялась на твою совесть. Жаль, что от этой твоей правды мне теперь не избавиться всю свою жизнь! — Выметаюсь наружу, услышав, как столпившиеся и подвыпившие парни с девчонками, что стояли в ожидании под дверью, начали издевательски улюлюкать мне в след, наблюдая, как Игнат выходит сразу после меня. Не обращая внимания на то, что на улице уже вовсю разыгрался снегопад, выбегаю в одной рубашке, не удосужившись даже накинуть на себя что-нибудь. Дрожащими пальцами пытаюсь прикурить сигарету, практически не видя ничего из-за пелены застывших в глазах слез. Шмыгаю носом, махнув головой, отряхиваю волосы от падающих снежных хлопьев. Вдруг чувствую, как на плечи ложится что-то теплое и мягкое, обернувшись, вижу не очень высокого, но симпатичного брюнета, улыбающегося красивыми пухлыми губами. Его густые, немного взъерошенные волосы, смешно торчат из-под капюшона, а намокшая от снега челка спадает на лоб, едва касаясь кустистых широких бровей. Парень по-доброму улыбается, помогая мне одеть чей-то мужской черный пуховик, достает изысканную зажигалку с какой-то гравировкой и чиркает ей, помогая тем самым мне прикурить злосчастную сигарету, немного намокшую у фильтра от снега. — С-с-спасибо, — остаточная дрожь все еще сжимает мое тело в свои тиски, но сердце практически успокоилось, видимо, адреналин начал немного попускать. Мой случайный добрый незнакомец только кивает, обнажив белоснежную улыбку, отчего в уголках его глаз собираются лучики из небольших морщинок, делая выражение его лица каким-то чересчур довольным. — Не стоит так убиваться из-за Игната, он просто баклан. — Задумчиво произносит парень, заставив меня только раскрыть рот от удивления его осведомленности по-поводу моего состояния. — Откуда ты знаешь? — Брюнет только пожимает плечами в ответ на мой вопрос, а я продолжаю ошарашенно смотреть на него. — Я вовсе не убиваюсь. Все в порядке. — Врешь. Меня можешь не обманывать. Я все знаю. Ты, должно быть, та самая безумно в него влюбленная девушка, с которой он переспал, и которой не может ответить взаимностью... — будто издеваясь, протягивает он все слова в предложении, словно смакуя их, выделяя каждую букву. — Я вижу, у Игната весьма длинный язык, — отворачиваюсь, смаргивая остаточные слезы с ресниц. Какая теперь, к черту, разница, все равно весь макияж, искусно нанесенный подругой, давно поплыл. Представляю, какая я красивая стою перед этим весьма обаятельным парнем. — Ты не права. Я просто его лучший друг. Поэтому он поделился, так сказать, своим "горем", — улыбается парень, а я почему-то начинаю истерично хихикать, закуривая от тлеющей сигареты еще одну. — Курить - здоровью вредить, — выхватывает из моих пальцев сигарету и выбрасывает ее в снег. — Не тебе решать, — фыркаю, достав очередную отраву, после чего этот нахал выхватывает уже пачку, скомкав прямо перед моим носом. — Слушай, забей ты на него. Будь я на его месте, то никогда бы так не поступил. Отпусти проблему. Поверь, он не стоит ни одной слезинки, выкатывающейся из этих прекрасных глазок, — коснувшись щеки, вытирает мокрые дорожки с моего лица вместе с тушью, основательно размазанной. А я пытаюсь понять, почему позволяю ему все это, но не могу, потому что сказанные им слова заставили меня немного успокоиться. Мне никогда еще не делали комплиментов. Приятно. Даже очень. — Кстати, может наконец познакомимся? — спрашивает незнакомец, заставляя меня искренне улыбнуться. — Вита. Ковалева. Хотя, фамилия, наверное, тебе ни к чему, — добавляю, все еще улыбаясь, смотря в его темные глаза, обрамленные пушистыми черными ресницами. — Ну, почему же, приятно познакомиться, Вита Ковалева. — Смеясь, отвечает брюнет, сверля меня своим пристальным взглядом, — Позволь представиться, Артур Калинин!