Серые дни. Темные ночи. Цветные сны.

– Я думал, ты толще. Имс оторвался от созерцания пейзажа: тележка давно покинула замкнутый туннель и ехала по рельсам плавно, покачиваясь на горках и низинах. Рельсы висели в воздухе на огромной высоте, и им не нужны были опоры, поэтому без каких-либо опасений мы скользили в ночи над неизвестным заливом, среди высоких деревьев, а в темной воде дрожащими бликами отражался голубой и розовый неон – украшения тележки. – Это еще почему? – он оскорбленно оправил край пиджака, словно пытался скрыть свои несуществующие складки на животе. Я улыбнулся и пожал плечами. – Ну, знаешь, котом ты был гораздо больше. – Это все шерсть и мышцы. А то, что я ношу во сне платья, значит, что я и в жизни трансвестит? Странная у тебя логика, душа моя. Разочарован? Скажешь, я – вообще не симпатичный? – с виду могло показаться, что Имс обиделся, но я заметил хитрый взгляд в мою сторону. Я сделал вид, словно вопрос о его внешности встал для меня как минимум на уровень открытых проблем Ландау о простых числах; Имс откинулся на борт тележки, давая мне простор, ничуть не напрягаясь от лишнего внимания. На самом деле у меня даже мысли не было его обидеть или поддразнить. Я никогда не считал себя специалистом в вопросах внешности, больше полагаясь на внутренние качества, поэтому произнес первое, что пришло на ум: – Могу ошибаться, но мне кажется, твоя внешность – внешность человека, который любит жизнь, жаден до новых впечатлений. Честен, в определенной степени, конечно; не склонен к лишней панике и суетливости. Любишь одобрение со стороны и в самом деле нравишься людям. – Это сказал тебе мой волевой подбородок? – нескромно поинтересовался Имс, пока в глазах плясали черти. – Или упрямый лоб? – Он явно напрашивался на комплимент и игриво поправил короткую прядь волос, зачесанную на старомодный пробор. – Может, мои губы? Я поддержал его серьезный тон и оценивающе прищурился. – Нет, твои губы говорят о том, что ты, скорее всего, увлекающаяся натура, и имеешь слабость к вкусной еде, хорошему сну и всему остальному. Имс изобразил холодное удивление: – Что за загадочное – «всему остальному»? – А еще ты мне напоминаешь студентов-филологов, – я ушел от ответа, ухмыляясь. – Не первый раз замечаю, как ты придираешься к словам. Он довольно улыбнулся, но ничего не сказал. Наверное, ему понравилось то, что я выделил, хотя где тут была тайна – непонятно. Достаточно было взглянуть на его манеру подавать себя. Даже не сейчас, когда он с настоящим лицом сидел в нескольких дюймах от меня, а еще тогда, когда мы только стали работать в паре. Не скажу, что мы много общались в то время. Я разрывался между обязанностями полицейского в сновидениях и чисто человеческим любопытством: каждый день подключались новые Творцы, появлялись миры, Кобб и Мол строили по правительственному заказу «Европейские деревни и захолустья» и даже кое-что для меня самого. С Имсом я пересекался редко, но каждый раз испытывал странную смесь беззлобной зависти-восхищения. Во-первых, потому что тот умудрился пристроить свою задницу у полиции под носом, а во-вторых – за личные качества. Я всегда был довольно тяжелым человеком, уж себе-то можно было не врать на этот счет. Меня воспитали в строгости, прививали то, что я должен трудолюбиво работать, создать семью, завести детей, быть сознательным гражданином и купить аккуратный домик и четверть акра где-нибудь в Оклахоме, поближе к родителям. Имс же обходился без единого пункта этого плана и не испытывал никакого стыда от того, что был счастлив. Я тоже хотел бы наслаждаться жизнью без опаски, без оглядки на чужое мнение, а потому не раз пытался оборвать его излишний энтузиазм. И если уж говорить совсем честно, раньше все было по-другому. У меня были друзья, невеста, любимая работа, а потом настало резкое «ничего», и появилась масса свободного времени. На порядок больше, чем необходимо. Наверное, поэтому сейчас Имс вписался как нельзя лучше, словно мы были знакомы всю жизнь. – Между прочим, ты так и не ответил на вопрос о моей симпатичности, – въедливо напомнил он через пару минут. – Ну, – я не собирался помогать его эго, которое, по моим меркам, было уже размером со слона, расти, – таким ты мне нравишься больше, чем Кукольником. Имс фыркнул, будто услышал самую банальную вещь на свете. – Еще бы. Как насчет Симбы? – Она, конечно, красива, но ей за пятьдесят, – я развел руками, припоминая очевидную разницу в возрасте. – Даже если бы она не была тобой, вряд ли бы у нас получился роман. – Ей шестьдесят два, – уточнил Имс и засмеялся, когда я уставился на него в легком шоке. – Тем более. Остальные – вообще не люди, так что не в счет. Ну и, конечно, когда ты кот – это вне конкуренции, уж прости. – Ха, кто бы сомневался, – Имс отвернулся. – Между прочим, у него чисто мое обаяние. – И чисто твой аппетит, – проворчал я, выудил из воздуха пакет с зефирными подушечками, разодрал упаковку и передал ему. Имс послал мне обворожительную улыбку, уложил пакет на колени, аппетитно причмокнул и захрустел, явно оставшись довольным нашим разговором. Мы уже некоторое время поднимались над черным сосновым лесом, окутанным туманом, как клочками ваты, среди которой островками торчали верхушки деревьев. Воздух пах чистой лесной свежестью, тележка медленно приближалась к исполинской горе: с вершины спускались снежные дорожки и ленты водопадов с ледяной водой, белой от бурлящей пены. Лента рельс убегала за гору, загораживающую горизонт. Мы обогнули ее в полной тишине, когда в небе вдруг появились фейерверки. Они взрывались с легкими хлопками, рисуя разноцветные красочные сердца, остроконечные звезды, иллюминацию, больше подходящую к романтичному вечеру, чем к ответственному заданию, которое нам предстояло. – Все думал, когда начнется второй раунд, – хмыкнул Имс, шумно обсасывая пальцы от липкой крошки. – Боюсь представить, что нас ждет на земле. Ужин на двоих? Свечи? – Что насчет моей внешности? Мне стало интересно, что он мог сказать мне в лицо. Имс бегло скользнул по мне взглядом и без каких-либо угрызений совести произнес: – Скучно. Я задохнулся от возмущения, так как до этого старался проявить тактичность, на которую он явно начхал с высокой колокольни. – Но уши довольно многообещающие, – через секунду добавил Имс, злорадно ухмыляясь, что сумел получить бурную реакцию. – Пф-ф, – только и вырвалось у меня. Иногда его юмор сильно раздражал. – Ну, хочешь, я могу превратиться в девушку? Услышишь невероятное количество комплиментов твоему мужеству, решительности и гордому профилю, – не унялся он, по-прежнему держа левую руку у меня за спиной, словно приобнимая. – Будет полноценное свидание: милые разговорчики по душам мы уже начали, осталось использовать ночь, огни, я замерзну, а ты дашь мне свой пиджак. Как тебе, м-м? – И сколько в твоей голове таких гениальных идей? – снисходительно спросил я, не совсем понимая, насколько в этой шутке от шутки. – Мой пиджак на тебя не налезет. – Ну, я же буду поменьше, чем сейчас, – он указал себе на широкую грудь, обтянутую тонкой рубашкой. – Хотя могу быть и внушительной дамой, если пожелаешь. Тебе какие девушки нравятся: миниатюрные или в теле? Я на несколько секунд замер, уставившись перед собой – меня захватило слишком быстрое воображение. Все это время Имс наблюдал за моим лицом с каким-то добродушным интересом. – Господи, не дай бог, – покачал я головой. – Это же все равно будешь ты! – Просто не обращай внимания, – весело отозвался он, словно мы обсуждали меню на вечер. – Я знаю, а ты знаешь, что я знаю; а я знаю, что ты знаешь, что я знаю? Ни за что. А если ты замерзнешь, – я прервал его следующую фразу на корню, подняв в воздух палец, – то создам для тебя плед, так что давай обойдемся без всей этой ерунды. – Скажи просто, что мой настоящий облик тебе нравится больше. Помнишь про невероятное обаяние? Как видишь, ты уже покорен, – самодовольно произнес он, прихватывая меня за плечо и прижимая к себе. – Так и быть, сегодня вечер только для нас двоих. – Как благородно с твоей стороны, – я отодвинулся, не удержавшись от язвительности, которая так и просилась на язык. – Смело пользуйся моим нравственным величием в любое время. В этот момент тележка ощутимо пошла на снижение, огибая очередную горную цепь, пролетела над озером, и стало видно нашу конечную цель. – О-о, этого я и боялся, – произнес Имс и недовольно цокнул. Вид сверху на действующий Парк Аттракционов нагонял тоску. По крайней мере, до этого момента я наивно верил, что найти одну единственную девушку нам по силам. Тележка замедлилась, спустилась к земле, подъехала к огромным витым воротам, и мне пришлось сильно задрать голову, так как аттракционы оказались даже больше, чем мне показалось с высоты. Меня посетила неприятная догадка, что Имс втянул меня во что-то очень нехорошее, и я решил, что вести себя как малое дитя может не только он. Вообще это его вина и его плохое влияние. – А если начистоту, то ты самый наглый, самодовольный, самоуверенный авантюрист, который с завидным постоянством влипает в неприятности и втравливает в них других, даже на секунду не задумываясь о последствиях. – Ты чего? – нахмурился Имс, не понимая моей внезапной реплики. Словно на улики со стороны обвинения, я показал на аттракционы, поезда, составы, людскую толпу, курсирующую по дорожкам. Имс посмотрел в ту же сторону и растерянно пожал плечами. – Я же не знал, что лабиринт будет настолько огромен, – он попытался оправдаться, явно не в восторге от того, что я переложил на него всю ответственность. – О, мне определенно стало легче после твоих слов. – Ты сам согласился! – Никакого пледа не получишь, – фраза вышла смертельно серьезной. Я не дождался его ответа и тут же вышел из тележки. Спустя мгновение напряженной тишины мне в спину раздался громогласный хохот. Я быстро стер ответную улыбку, которую Имс все равно не смог бы увидеть, но зато явно чувствовал на расстоянии. Пришла пора браться за работу. Тележка, на которой мы приехали, исчезла вместе с рельсами. От ночного пирса тут же стартовали цветные лодчонки в виде уточек, сопровождаемые тонкими струями фонтанов. Довольные проекции детей визжали и смеялись, когда брызги обрушивались на них сверху, и раздавалось множество довольных криков: «вот здорово!», «суперски!» и «еще! еще!». Мы с Имсом прошли сквозь толпу проекций, мимо проехали два клоуна на велосипедах и скрылись за махиной чертового колеса, которое, не в пример обычным, уходило верхней дугой в облака. Ночная иллюминация потрясала: горели спицы аттракционов, фигуры мультяшных героев перемигивались лампочками, как будто мы попали в своеобразный детский Лас-Вегас, и звучала резкая, громкая музыка. Я никогда не видел столько аттракционов, даже в Санта-Монике. Нам попался искореженный вход в Комнату Смеха, круговая карусель с лошадьми, и все это шумно и отчетливо фальшиво крутилось, завывало и пиликало. Имс отошел от меня к одной из проекций и вскоре вернулся с неприятными новостями. – Они не знают никого, кто подходил бы под описание Эйприл. – Ей сколько? Восемнадцать? – спросил я, наблюдая, как зеленый воздушный шарик без какой-либо веревки послушно следовал за маленькой девочкой. – Двадцать, и три года из них она в коме, – Имс засунул руки в карманы брюк и с мрачным прищуром стал оглядываться по сторонам, его тоже не обмануло напускное веселье. – Знаешь, что удивительно? – Ммм? – несмотря на его внешнее спокойствие, ему здесь явно не нравилось, собственно, как и мне. – Видишь бескрайнее небо? Я не вижу граней лабиринта. А это значит, что работал кто-то, кто использует фигуры, закольцованные в себя так, что не видно стыков и швов. Улыбка Имса не дошла до глаз, оставив тяжелое предчувствие. – И кто же любит так делать? – Я. – Неужели? – он сделал вид, будто первый раз слышал об этом, хотя кому еще знать о различиях между всеми консультантами и стилем работы. – Это Нэш, не так ли? Он единственный, кто учился у меня. Имс ничего не ответил, хотя это было и не нужно. Я увидел, как он неприятно скривился и поджал губы. – Так вот почему ты предложил мне эту работу, – не то чтобы я не догадывался, но подозревать и знать – совершенно разные вещи. – А что мне оставалось делать? Ты знаешь, как он строит. Это ты его всему научил, – заметил Имс, возвращая себе безразличный вид. – Я не учил его закрывать детей в клетки на три года, только потому, что ему отвалили много денег! Ты хоть знаешь, что это подсудное дело? Что его посадят? – я здорово разозлился, и особенно из-за того, что Имс намеренно скрыл от меня участие Нэша, будто я стал бы прикрывать его или, что еще хуже, стараться оправдать. – Я пришел сюда не вершить правосудие, Артур, а просто помочь. На все остальное мне наплевать – сами разбирайтесь между собой. – Значит, как идти на незаконное дельце, так мы команда. Как вытаскивать из лабиринта девчонку, мистер Имс изображает из себя сущее очарование и названивает мне каждый день. Зато как довериться тому, кто рискует из-за этого шеей, это уже слишком? Что я, по-твоему, не стал бы тебе помогать? За кого ты меня принимаешь? Его лицо окаменело, он пожал плечами, и это его поддельное равнодушие взбесило меня еще больше. – Знаешь что? Пока ты не выложишь мне всю информацию, я с места не сдвинусь, и делай что хочешь. – Душа моя, – как всегда, когда Имс хотел показать свое превосходство, он обратился ко мне с очередного ласкового обращения, – а твоя помощь мне больше не нужна. Спасибо, конечно, что спустился со мной, но дальше я справлюсь самостоятельно. Он отвернулся и не спеша зашагал дальше по тротуару. Мой триумф растекся внутри едким, ядовитым злорадством. Имс сам виноват – терпеть не могу, когда мной пренебрегают. Когда считают меня лишним и пытаются отмахнуться. Когда ушла Скарлет, я впервые ощутил, что это такое – обида и холодный и расчетливый гнев. Сейчас я смотрел на Имса и знал, что этому человеку придется извиниться, так или иначе. Я улыбнулся максимально паскудно. – Безусловно, мистер Имс, – он остановился, удивленный моей фразой. – Вы станете настоящим героем для несчастной Эйприл. Вот только вы забыли об одной маленькой детали. Нэш был моим учеником, в самом деле, это я его всему научил, – моя улыбка быстро увяла, – и, где находится выход отсюда, из нас двоих знаю только я.