Мёртвый город и свиток надежды

      «Скрип ржавого железа уже не просто раздражал слух — сводил с ума. Хотя, причин для этого и так было предостаточно. Я не знаю, сколько нахожусь здесь, но, кажется, скоро умру от голода. Моими соседями являются скелеты, разного рода жижа и прочие выродки. Все они сверлят меня взглядом — знают, что я их долгожданный ужин. За меня они вгрызаются друг другу в шеи и визжат, что есть мочи. Кстати, я не сказала? Моя клетка — центр всеобщего внимания — висит выше остальных, а внизу — пропасть. Если бы примерно неделю назад я знала, что мне предстоит пережить, давно бы сбежала от поехавшего крышей отца…»

***

      Слабый морской ветер обдувает опухшее от слёз лицо, пока до сознания доносятся крики чаек и глухой шум разбивающихся о берег волн. Заправив пальцами развевающиеся пряди за ухо, девушка склонилась и положила подбородок на согнутые колени. Прикрыла глаза.       Она никогда не думала, что горе так похоже на страх. Ей не страшно, но чувства, которые она испытывает, похожи на внезапный испуг — то же беспокойство, та же внутренняя дрожь.       Потеря близкого человека всегда отражается пустотой в душе, и Лета не исключение. Каждый вечер она неосознанно приходила сюда, садилась на сыпучий берег и молчала. Мысли были далеко за пределами сознания, где-то там, где заканчивается здравый смысл и появляется нечто безумное, окрыляющее, но неспособное воплотиться в жизнь.       С того душераздирающего момента прошло два месяца, а слёзы до сих пор льются через край, заставляя Лету ненавидеть себя. Ненавидеть за слабость духа, за то, что не может принять утрату, что больно ударила по её жизненному равновесию.       Вот и сейчас, девушка пристально вглядывается в темнеющее на горизонте небо, ощущая, как пустота и отрешённость обволакивают нутро, занимают душу, не оставляя ни малейшего шанса на успокоение.       Мама Леты — Аглая, была необычным человеком для своей дочери; поддержать и успокоить — это одно, а вот по-настоящему проникнуться смыслом слов… Похвастаться таким мог явно не каждый. Лета заручалась у матери поддержкой в, казалось, таких по-своему диких для ребёнка идеях, что можно было только надеяться на хороший исход. Но они все были наделены особым смыслом, понятным только им двоим.       Особенно нравилось Лете, когда Аглая рассказывала сказки. Её любимой темой была история про загробный мир; про свиток, наделённый душой, что при желании мог вернуть жизнь умершего. Девочку совершенно не пугали подобные сказки, ведь мама скрашивала их добрым концом, где герои раз за разом одерживали победу над злом.       Мечтой Аглаи было найти вход в подземное царство Аида, что приводило Лету в неописуемый ужас. Но, к счастью, нынешний массив — это всё, что осталось от древнего вулкана, который обрушился в воды Черного моря.       По носу что-то шлёпнуло. Дёрнувшись от испуга, Лета открыла глаза. Небо роняло на глинистую почву мелкие капли дождя, образуя лужи и добавляя очередную порцию тоски и апатии. Закусив губу, девушка встала и, ещё раз бросив грустный взгляд на горизонт, направилась к дому.       То и дело из-под подошвы ускользала почва, а сильный ветер так и норовил нарушить равновесие и сдуть её с большой высоты к подножию.       Хоть Коктебель и оберегал Лету с самого её рождения, но он не смог спасти от самого страшного — потери матери. Закрывшись в себе, девушка часто пробиралась в отцовскую библиотеку и, как только отыскивала нужную книгу, мигом возвращалась к себе в комнату. Она пыталась заглушить страдания очередной историей любви, написанной на страницах какого-то потрёпанного романчика. Отец не трогал выделенный маме стеллаж, навеки оставив тот порядок книг, который Аглая оставила после своего ухода…       Если бы родители уделяли Лете достаточно внимания ещё в раннем детстве, то девушка не выросла бы, переполненная чувством недолюбленности.       Отведя завистливый взгляд от проходящих мимо семей, Лета ускорила шаг.       В детстве ни Гранта — отца девушки, ни Аглаи часто не было дома, чему свидетельствовала печальная мордашка маленькой Леты. В куклы она не играла, пирамидки из кубиков не строила, лишь изредка открывала высохшую гуашь и раскрашивала листы ватмана. Со временем, она забросила и это, скучающе смотря в окно. Годы летели, а воющая тоска глубоко в душе засасывала в свою пучину практически все светлые моменты из жизни девчушки. Поэтому, когда родители находили для неё время, Лета сначала на них обижалась, но потом уже вовсю радовала их красивой улыбкой и задорным смехом.       Очередной раскат грома вырвал Лету из воспоминаний. Омрачённое небо ясно давало понять, что хорошей погоды не будет ещё несколько дней. Воздух стал жёстче, неся в себе холодные капли дождя. Они не щадя били по лицу, заставляя девушку чувствовать себя более подавленной.     ‌‌‍‍       Спустя час, озябшая от холода девушка дрожащими руками открыла калитку. Увидев опирающегося спиной на деревянную колонну отца, она грустно улыбнулась. Он снова стоял под крышей и ждал её возвращения, вновь что-то чертил в своём необычном квадратном альбоме. Услышав скрип, Грант поднял взгляд на дочь и, прикрыв глаза, кивнул, то ли самому себе в подтверждение своих мыслей, то ли в знак приветствия. Дождавшись, пока она подойдёт ближе, он спросил:       — Снова ходила на мыс?       Вместо ответа Лета с тяжелым вздохом поднялась по ступенькам. Разговаривать сейчас не хотелось — голос охрип.       Грант без лишних слов понял, что оказался прав. Внезапный поток ветра прошёлся по альбому в руках мужчины, переворачивая страницу за страницей. Внимание девушки привлек практически чёрный лист — это была последняя работа её отца. Лета заглянула в альбом — на слегка потрепанном, мрачном листе виднелись наброски города. Необычного города, со сталагмитами под сводом пещеры и рекой, почему-то старательно закрашенной чёрным грифелем.       Прогремел раскат грома.       — Пойдём в дом, Лета. Я хочу рассказать тебе кое-что… — немедля, Грант открыл дверь и, пропустив вперёд дочь, зашёл следом.     ‌‌‍‍       Поудобнее устроившись в кресле, Лета осматривала почерневший от времени камин. Родители часто сидели у него и исследовали какие-то чертежи. Спорили, если мнения расходились. В такие моменты маленькая Лета не на шутку пугалась, — кто знает, на что способны безумный учёный и волевая женщина.       Держа в руках кружку зелёного чая, где в прозрачной глади медленно растворялся сахар, Лета вздохнула. Воспоминания сами лезли в голову, находили потайные ходы и били по самому больному. Вслушиваясь в треск сгорающих поленьев, девушка отпила тёплый напиток. В камине танцевало неугомонное пламя, то и дело показывая язычки. Чтобы не видеть пляшущие пятна, что рябью отражались в глазах, Лета прикрыла веки. По оконному стеклу барабанили капли дождя, щедро делясь с девушкой своей тоской.       — Лета, наступают холода… — задумчиво произнёс Грант, присаживаясь в кресло по другую сторону камина. Девушка подняла на него взгляд.       — … И я хотел, чтобы ты больше не ходила на мыс, — серьёзное лицо отца озадачивало.       — Папа, я же вижу, что ты что-то недоговариваешь, — лёгкий прищур девушки заставил мужчину театрально вздохнуть.       — Ты проницательна… Но причина похолодания далеко не единственная, почему я запрещаю тебе ходить на Хамелеон. Он осыпается, скоро его и вовсе не станет, да ветер тому не фактор. Под землёй какое-то движение. Тектоники указывают на смещение литосферных плит, но это глубоко не так, — видя, что Лета его слушает, хоть порой и закатывает глаза, он продолжил. — Скорее всего, просыпается Кара-Даг! А может, кто-то роет тоннели… — на этих словах Грант запнулся.       — Кому придёт в голову рыть тоннели в острове? Тем более в спящем вулкане… — девушка нахмурилась и отпила из кружки тёплый напиток.       — Лета, не в вулкане, — отец устало потёр переносицу. — А в том, что от него осталось.       Под это замечание и был допит чай, после кружку поставили на стеклянный столик с кованными ножками. В полумраке они отливали тёплым медным цветом.       — Это и есть то самое важное, что ты хотел мне рассказать? — брови девушки взлетели вверх. Она понимала, что у отца есть весть для неё, и не одна.       — Хм, верно, — и ненадолго умолк, видимо его что-то тяготило. — Завтра мы с тобой поднимемся на Святую гору. Ты же помнишь, что она означает?       — Источник искажения хода магнитной аномалии! —  девушка тут же оживилась, на что мужчина еле заметно улыбнулся.       — Завтра осеннее равноденствие, нам нельзя упускать такой шанс.       Грант был учёным, хоть и непризнанным. Он изучал аномалии и потусторонние явления, а также передавал свой опыт дочке, пока та была ещё ребёнком. Он часто был занят походами в горы, а теперь жалеет о том, что не подарил своему чаду достаточно любви ещё в раннем возрасте.       — Лета, посмотри на меня, — девушка подняла голову, когда Грант присел перед ней на корточки. В его зелёных глазах отражались язычки пламени. — Я очень переживаю по поводу того, что не проводил с тобой времени… до потери мамы. Но, все когда-нибудь теряют близких, это нужно принять и идти дальше. Не оборачиваясь на прошлое, ведь оно будет только тяготить твои мысли, поступки и решения.       Слова туманом накрывали сознание девушки, въедались в него, вызывали жжение. Встав с кресла, она подошла к окну. Пальцы дрожали, но Лета тут же сжала их, впиваясь ногтями в ладони. Стиснув зубы, она с большим усилием сделала глубокий вдох. Даже в полумраке было заметно, как подрагивают её плечи. Девушка не позволит появиться слезам, не даст слабину, как это мрачное небо, что сейчас заливает своим горем восточную часть полуострова.       — Лета, надо смириться, её уже не вернёшь, — осторожным голосом произнёс Грант, понимая, что делает только хуже. Он подошел к дочери со спины и обнял её, опустив подбородок ей на макушку. От волос источался тонкий аромат корицы и ели. Такое сочетание любила Аглая…       — Зачем? — девушка развернулась в кольце отцовских рук и посмотрела ему прямо в глаза. Но ответа не последовало. Прижав дочь к груди, Грант сжал губы в тонкую линию. Почувствовав на своей спине девичьи ладони, он поднял взгляд на горизонт. Он понимал, что должен быть защитой и примером для Леты, понимал, что девочка достойна счастья, но…       Огонь в камине погас, оставляя раскалённые угли вспыхивать от лёгкого сквозняка. Начался шторм.