ma princesse

Они день весь последующий вместе проводят. Бок о бок. Не отрываются друг от друга, будто бы склеены и вовсе напрочь. Интерес лишь разгорвевается с секундой каждой, и чувств палитра до большой невероятно увеличивается. Будто бы Вселенная на уступки щедрые самые пошла: их друг другу подарила наконец. Отрезвляюще напомнив: «Это — счастье твое. Не проворонь, п о ж а л у й с т а.» Кристина быстро успокаивается, глаза детские больше не горят недоумением и страхом. Лишь интересом безудержным блестят. Искренне. Максима это забавляет безмерно. Улыбаться заставляет. То, как имя его спрашивает робко, будто бы это личное что-то. А когда ответ заветный слышит, шепчет тихое, но затянутое: «Макси-и-им». Словно на вкус имя новое пробует. Кажется, оно с привкусом кислых яблок и палочек странных, табаком напичканных, что рядом с кроватью у него лежат. Вся квартира ими пропахла. *** — Максим, а что это? — девушка на стену указывает пальчиком тонким, в ту точку, где телевизор висит. — Боже! Ты столько упустила! В вашем веке же нет телевизоров! — Анисимов с энтузиазмом великим, и плевать, что он в футболке растянутой и в боксерах одних, пульт искать спохватывается. Кошелева хихикает. — Те-ле-ви-зор, — повторяет она. Странное название, как по мне. — Название, может, и странное, а вот предназначение просто улёт! Ой, то есть, очень полезная и интересная вещь, — Свобода улыбается, возвращаясь с пультом заветным к девушке. Принцесса снова сердца стук контролировать не в силах, а он лишь рядом присел. Её пугает реакция собственная на действия такие обыденные со стороны парня. Никогда такого не было. А чувства новые [да еще и острые такие] девушка испытывать не привыкла. Они включают канал с мультфильмами, и Свобода девушке объясняет параллельно, что такое телевизор и для чего нужна штука эта странная. Кристина слушает с открытым ртом. И непонятно, от интереса это или от того, что она юношей длинноволосым восхищенная сидит. Они вместе смотрят «Мадагаскар», и Кошелева, кажется, в этот мир влюбляется. Хоть и не понимает половину всего, что вокруг происходит. Это лишь интерес подогревает. ~ Она такая не т а к а я. И это пьянит. Пьянит невероятно, как алкоголь крепкий. И Максим позволяет себе утонуть в этом, затеряться среди этих градусов его личного вида алкоголя. Он не против вовсе. А девчонка с каждой секундой всё больше расцветает. Она Максиму начитанной кажется, умной для лет своих. И для века тоже. Редко, когда встретишь человека, с которым интересно настолько. С которым на любую тему поговорить можно. С которым просто тепло. И ты будто там, где нужно. Дома. *** — Пойдем гулять. Я покажу тебе город, думаю, тебе понравится! — вдруг предлагает Максим посреди вполне себе домашнего чаепития. На столе стынут две чашки с горячим напитком, Кристина на барном стуле ножками изящными болтает. Анисимов любуется лишь. — На самом деле, было бы невероятно любопытно на город твой посмотреть, — девчонка на «ты» переходит вдруг, вот так, просто совсем. И этот факт Свободу чуть счастливее делает, улыбку на лице вызывая широкую. Она больше не воспринимает его как чужого. — Тогда решено! Только тебе бы переодеться, а то вряд ли на улицах поймут, а лишнее внимание нам сейчас не нужно, — Кристина кивает послушано, бровки нахмурив по-серьезному. Сразу такой малышкой сосредоточенной становится. Умилительно до невозможности. До сердца покалывания. Его каждый жест принцессы, каждое движение и взгляд мимолетный самый трогают. Глубоко в душу западают, выбивают место к рёбрам поближе. Чтобы навсегда там остаться. Сохраниться воспоминаниями. Воспоминаниями, что согревать будут. Анисимов наряжает девушку в свою толстовку огромную и джинсы, что его мама оставила в квартире [некогда такой одинокой] пару лет назад. — Нуу, — тянет Свобода, Кристину рассматривая со всех сторон, — У нас сейчас это называется «оверсайз». Имеется в виду мода на мешковатые вещи размеров, больше твоего. Так что я тебя, как бы, даже по-модному одел, — он преподносит это, как личное достижение, и Кристина улыбки попросту сдержать не может. Такой очаровательный. На кота похож. Она в зеркале крутится, на вещи странные налюбоваться не может. И на парня в отражении, что справа от неё, тоже. *** Они обходят, кажется, половину Владивостока. На улице холодает, ночь красками самыми тёмными играет уже вовсю, фонари улицы тускло освещают. А вот Кристина с Максимом светят ярко вполне. Светят внутренней гармонией, счастьем, что обрели так резко, в самых обстоятельствах непредвиденных. Плевать на всё — решила девчонка. Плевать, что дома подумают. Плевать, что её сейчас всё королевство ищет. Если ей хорошо здесь и сейчас, зачем оглядываться назад, зачем волнениями душу терзать, когда, кажется, счастье так близко? Да и неважно совершенно, что они разные до невозможности. Как две крайности, как две стихии, непохожие друг на друга. В этом и есть их прелесть. Их волшебство. Свобода девушку отводит в место сокровенное, куда ни одного человека не водил ни разу — просто по порыву. Потому что так хочется. Он отчего-то чувствует, что ей открыться можно. Кроссовки шуршат по гальке крупной, а волны все так же бушуют, не успокаиваются ни на миг. Шум прибоя все так же успокаивает. Он привел её на заброшенный пляж. Это — его место силы, не иначе. Он тут всегда душой отдыхает. Сидит, песни поёт — нет, не в пустоту. Куда-то в космос. А сейчас они здесь вдвоем. И это для Анисимова многое значит. — Садись, — парень указывает на гальку прямо около воды тёмно-синей. — Невообразимо красиво, — Кошелева впечатлена. До мурашек. Волны исчезают, другими сменяются. Пена морская блестит при свете Луны. Завораживает. Кристина взглядом немым просит его спеть. И Максиму слов не нужно, он лишь гитару укладывает в руках и аккорды нужные вспоминает. «По звёздам, по морю, по шуму прибоя.» Кристина в голосе этом тонуть согласна. Захлебнуться, ко дну пойти. Только бы сопровождала её хрипотца эта в нотах высоких. Его хрипотца — другой не нужно. Ветер волосы Свободы развевает, пальцы мужские по струнам бегают. Кристине думается, что искусство самое настоящее именно так выглядит. Им просто хорошо. Будто бы мир сузился до размеров одного пляжа ничтожного, и всё вокруг резко смысл потеряло. Не верится.