Шелковичиха - место странное.

С большими предосторожностями переместив раненого Поттера на заимку, Северус устроил его на постель на лежанке русской печи, которую приготовила шустрая Ланка. Перина, подушки, одеяло — все было обработано Отталкивающими чарами и не касалось обожженного тела Гарри. Целебная мазь была наложена на все, представляющее один сплошной ожог, тело, бинты, пропитанные настойкой из неопалимой купины, завязаны, и пациент погрузился в Исцеляющий сон. Северус, вытирая руки вышитым красными петухами полотенцем, вышел в ограду, где дожидалась его помощница. — Ну, как он, дядя Северин? — шёпотом спросила Любка. — Жить будет,— ответил Северус, наливая себе и девочке квас в кружки. — А теперь расскажи-ка мне вот что, дитя. Что это за магия, про которую ты мне вчера говорила? — Какая магия? Ничего такого я не говорила... — Как же нет? А про то, как милого звать? Раздеться, в воду зайти и звать? Что это такое? — Так ты звал?! — девчонка хотела рассмеяться, но, увидев строгое выражение лица мага с почти угрожающе вздернутой бровью, сдержалась. — Это старое ведовство, дядя Северин. Ну, ей-богу, тыщу лет у нас так делали. Но в последнее время просто как традиция стало. Ну, раздеваются, ну, в воду лезут и кричат. Просто весело. Но, видно, не просто все. Есть что-то в этом. — Уж как не быть, — протянул задумчиво Северус. — И приходил когда-нибудь кто-нибудь на Зов? — А как же! Скажу тебе по секрету. Батя мой маму звал. Она тогда пропала, на войну ушла, два года не знали, где она. Батя тосковал сильно... Я маленькая была совсем, но помню. Он на речку ходил, звал, так она в ту же ночь вернулась. В плен, оказывается, попала. Только две недели как неродная была, все ругалась так, что повторить стыдно, и не узнавала никого. — А потом? — А потом батя ей на новую луну в полночь сказал что-то, и она закричала, страшно так закричала, и изба зашаталась, Люська с Муськой меня подхватили, и мы всю ночь в ограде просидели, а потом Елька у нас родилась. — А мама? — А что мама? Утром встала, как ни в чем не бывало, нас домой позвала, только на батю смотрела так, будто насмотреться не может. — А что Георгий ей сказал? — Да откуда же я знаю? Он ей один на один говорил... Про любовь, наверное, раз Елька родилась потом. А можно спросить тебя, дядя Северин? — Ну, спроси. — А кто парень этот? Ты его звал? — Звал... Это... как тебе объяснить? Он... Ну, ученик мой. — И все? — А что еще?! Любка встала и посмотрела на мужчину совсем не по-детски. — Ты, дядя Северин, того, определись. На этот Зов только любимые приходят, я знаю. Где бы они не были, они этот Зов слышат и идут на него. За тысячу верст слышат и идут... Ладно, мне пора, а то потеряли уж меня, заругают еще. Проводив Любку, Северус пошел посмотреть своего подопечного. Он лежал на перине очень тихий и очень несчастный. Бинты и ожоги придавали ему вид, от которого хотелось плакать. Северус, может быть, и заплакал бы, если бы помнил, как это делается. Мазь уже оказала свое целебное действие, и кое-где из-под бинта уже виднелась розовая новая кожа. — Что же опять приключилось с тобой, Гарри Поттер? — пробормотал зельевар, опускаясь на скамью возле лежанки. — И будь я проклят, если это я виной. Он сидел и смотрел на больного, пока не наступили сумерки. Северус вдруг вспомнил, что он с утра ничего не ел и решил немного подкрепиться. Бутерброд с ветчиной и чашка травяного чая решили вопрос. Убедившись, что Директор Альбус и его Помона, Минерва и Сивилла не остались на улице, он вернулся в дом, зажег свечу и снова устроился на стуле возле лежанки. Он вглядывался в знакомые черты и думал о том, что Гарри Поттер совсем не изменился за прошедший год с небольшим. Под бинтом только не видно было, есть легендарный шрам или нет. Впервые за много лет он вспомнил Лили Эванс, о которой просто запретил себе думать. Интересно, если бы он знал о Зове и позвал бы ее в т о т день, пришла бы она к нему? Ведь он ее любил и она его тоже, кажется, любила. Но, наверное, эта любовь была какой-то не такой. Вот Георгий позвал Меланью — и она пришла. А потом родилась Елька... Северус вздрогнул. А если это обязательное условие? Чтобы были дети? Иначе... Он встал и прошелся по комнате. "Старый идиот, — выругал он сам себя. — Натворил Хель знает что, и еще загадываешь! Кретин! Вот Поттер очнется, он тебе устроит Круциатус через Секо! Сам прогнал, сам оттолкнул, обидел, еще и изуродовал выходкой безответственной, а теперь чего-то хочешь? Может, еще желаешь, чтобы он тебя еще глубоким минетом поприветствовал?" Страдания рвались из груди железным раскаленным потоком. С лежанки донесся слабый стон. Северус замер посреди комнаты. Может, показалось? Стон раздался еще раз совершенно явственно. Метнувшись к лежанке, Северус увидел зеленые глаза, полные слез и боли. — Пить...— тихо, как будто мотылек пошевелил крылышками. Северус поднес к пересохшим губам стакан с лечебным отваром. Больной пил с жадностью, обливая бинты на груди. Когда он напился, Северус снова опустил его на подушки. — Где он? — еле слышно спросил больной. — Кто? — Тот, кто меня звал. Где он? — Это я тебя звал. — Ты? А кто ты? Зачем ты меня звал? — Ты не узнаешь меня? — Нет. Я не знаю тебя. Зачем ты меня звал? Где я? — Ты у меня в доме. Ты в безопасности. Ты сильно обжегся, пока... м-м... шел ко мне, но тебе уже лучше. Что у тебя болит? Гарри помолчал, словно прислушиваясь к себе. — Вроде ничего. Только спина чешется и... то, что пониже. — Это ничего, это кожа после ожога заживает. Хочешь еще пить? — Хочу. Выпив еще стакан отвара, Гарри зевнул. — Можно, я посплю немного? Но ты не уходи, ладно? Я тебя не знаю, но с тобой хорошо, спокойно как-то. — Спи, Гарри. — Откуда ты знаешь, что я Гарри? — Ну, как откуда? Ведь я же тебя звал. Спи. Утром все обсудим. Гарри вздохнул и закрыл глаза. Северус заметил, что ресницы у него уцелели.