***
— Зачем вообще так жить… — проскрипел я, лежа на столе, пока остальные неспешно обедали. Впрочем, и тут не все были так единодушны. Маша уныло водила пластиковой вилкой по лапше в контейнере. В конце концов ей это наскучило, после чего она тоскливо протянула: — Не буду я это есть. У меня с такой диетой гастрит скоро будет. — Ты и обычно примерно так же питаешься. Так что одной лапшой больше, одной меньше — какая разница? — безразлично протянул я. — Кто бы говорил. Сам небось их лопаешь постоянно так, что сейчас даже не в силах съесть ещё одну, — обличительно показала Маша сначала на меня, затем на мою порцию, которой я даже не касался. — Жара. Я в принципе есть не хочу, да ещё и проторчал час в этой одежде драной. Это вам хорошо… — Хорошо?! Да я себя уже жертвой фетишиста-автора задолбалась чувствовать! Ты под чем вообще выдавал указания костюмерам?! — вновь заголосила Маша, для наглядности встав со скамьи и показывая на длину юбки. — Вообще-то я сразу предупредил, что понятия не имею, что в итоге получится. Но что вы мне заявили? — саркастично поинтересовался я, пялясь на ноги Маши, отчего та начала закипать всё больше. — «Оставляем всё на твоё усмотрение» или что-то в таком духе, — со вздохом напомнила Алиса, оторвавшись от еды. — Во-во. Так что даже не думайте сейчас жаловаться. И вообще, я автор, я так вижу. Да и красавицы в мини-юбках только поднимут уровень нашего фильма, коли он вообще состоится. — Если бы ты ещё умел нормально комплименты делать, было бы просто замечательно, что ты такие вещи говоришь, — всё так же ровно заметила Алиса, хотя в её голосе я распознал небольшое недовольство. — Угу. Мне тоже не очень приятно такое слышать, да и юбки действительно коротковаты, — тихо заметила Лена, глядя куда-то в пол. — У-ум, Семён-кун, это действительно довольно… смущающая одежда, — промямлила Саша. Стоп, то есть её мои слова устроили? — Я уже всё сказала, извращенец отмороженный! — ну да, кто бы сомневался, что ты так и скажешь, Мария. — Эй, стоп. Во-первых, окончательно с костюмерами договаривался даже не я, а Ольга Дмитриевна. Я-то всё равно ни черта не понимаю в их эскизах. Так что сейчас я просто говорю то, что думаю. Если есть какие-то претензии по поводу костюмов, то мне их высказывать бесполезно — за это ответственна наш дорогой режиссёр, — ловко съехал с темы я, при этом нисколько не соврав. Когда пришла пора готовить костюмы для съемок, я честно попытался самостоятельно решить этот вопрос с нашей «группой поддержки», помогавшей с реквизитом. Однако, повертев пару подготовленных в рекордные сроки эскизов пионерских костюмов, я понял, что ничего понять не могу. Мне оставалось лишь сдаться и вызвать тяжелую артиллерию в виде Ольги Дмитриевны, которая минут за десять разнесла те эскизы, сразу начав поправлять их. После этого я решительно скинул с себя ответственность в этом вопросе на куратора, что, в свою очередь, проделала и она, перекинув меня на другую работу. — М-м? Что такое? — мне показалось, что я что-то пропустил. — Ничего. Говорю, предъявлять Дмитриевне претензии — занятие для самоубийц, сам ведь как-то так выразился, — хмыкнула Алиса, вытирая рот салфеткой. — Ага. Я ещё пыталась отвертеться от участия в съёмках, так она меня прижала, как Ленин буржуазию… — грустно поделилась Маша, разом утратив всякий боевой настрой. — Вот кстати! Всё забывала спросить у тебя, Семён. Вроде как все женские персонажи в твоей работе так или иначе с нас списаны, да? Ну, внешность там, характеры. — В какой-то мере так и есть, но я старался этим не злоупотреблять, — признал я, не понимая, к чему ведёт Лена. — А почему у нас Маша играет персонажа Мику, а Саша — Славяну? Почему у них не остались обычные имена? — поинтересовалась Лена, слегка наклонив голову. — Мне тоже интересно! И чего ради я вообще волосы красила в такой цвет?! В совке вообще с такими волосами никто не ходил! — накинулась Маша с расспросами. — Ну, всё на самом деле довольно просто, — слегка рассмеялся я, глядя на удивлённых девушек. — «Славяна» — просто крайне подходящее имя для этого персонажа, а уж если ещё вспомнить типично славянскую внешность этой героини… — Так, а с «Мику» тогда какой потаённый смысл? — не могла успокоиться Маша. — А, ну так это имя вокалоида японского, а персонаж — что-то вроде её олицетворения. Отсюда и прическа, и манеры поведения. — Чёрт бы вас анимешников побрал, — устало вздохнула она, схватившись за голову руками. — Маша-нян, ты всё неправильно поняла! Вокалоиды это… — вдохновенно начала Саша, почуяв шанс рассказать о своих интересах побольше. — Не «някай» мне тут! И даже не пытайся мне ничего рассказывать! — натурально взорвалась Маша, дернувшись от Саши, которая в испуге схватилась за рукав моей рубашки. На несколько секунд повисла звенящая тишина, в которой было слышно лишь испуганное дыхание перепуганной анимешницы, пытающейся прийти в себя после такой психологической атаки. — У-у, — раздалось за моей спиной такое жалобное всхлипывание, что сердце сочувствующе сжалось. Дальнейший обед прошёл в такой тяжелой атмосфере, что никто не проронил ни слова…***
Остановившись на крыльце столовой, я в раздумьях достал мятую пачку сигарет, нерешительно постукивая пальцами по фильтрам. В принципе с курева мне ни холодно, ни жарко, но привести мысли в порядок или придавить лишнюю нервозность иногда помогает. Но… пожалуй, не в такую жару. После сигарет и так сушняк страшный, а уж с такой погодкой… В очередной раз обматерив про себя удушливую жару, я откинул длинноватую челку со лба назад. Может, всё-таки стоило постричься до съёмок? Хотя, как не постыдно признавать, но вкупе с таким бардаком на голове я идеально вписываюсь в образ своего персонажа. Не во всём, ясное дело, но во многом, а уж внешне… М-да, права была Маша, хотя от этого осознания ещё хуже на душе и в голове. И зачем её Дмитриевна вообще в это втянула? Нет, понятно, что моя бывшая девушка в какой-то степени могла помочь как редактор, но втаскивать её в активное участие в подобных авантюрах — решение довольно смелое, иначе не скажешь. Другое дело, что спорить с нашим куратором занятие даже более опасное, так что в данном случае она просто надавила своим авторитетом, как мне кажется. Лениво размышляя о подобном столкновении дурных характеров у представительниц прекрасного пола, я добрел до домика руководительницы. Та развалилась в шезлонге, прикрыв глаза, так, что даже было непонятно, спит она или нет. — Эм, Ольга Дмитриевна? — нерешительно позвал я. — А, Сёма… Что-то было не так. А когда она подняла на меня взгляд, я в этом только очередной раз убедился — уж очень пустым он был, что в сочетании с надломленным голосом говорило только об одном — она, как любой человек на трудной работе, либо также достигла своего предела, либо вплотную приблизилась к нему. Та самая точка невозврата, когда хочется бросить к чертям всю и всяческую работу, любые обязанности и забить на всех с их требованиями. М-да, надо с этим что-то делать… — Вы… в порядке? — всё так же осторожно уточнил я. — Ага, спасибо за беспокойство. Что-то хотел? — по-прежнему безжизненно уточнила она, глядя куда-то сквозь меня. — Не, теперь точно вижу, что вы не вытягиваете всё это, уж простите за прямоту. Может, поделитесь? — С чего бы это я тебе стала исповедаться? — почти как обычно строптиво и хитро спросила она. — Ну, хотя бы потому, что вы наш режиссёр, а я сценарист, как-никак. Да и раз уж вы меня втянули в это дело, то придётся мне тоже доводить его до конца. А если вы сейчас сдуетесь, то лямку придётся тянуть мне одному, то есть работать придётся ещё больше. Но работать я терпеть не могу, так что придётся вдохновлять на работу вас, чтобы самому жить счастливо. Вот так, — самодовольно подвел черту своей тираде я, с некоторым превосходством глядя на неё. — Отвратительно. Как ты вообще собираешься жить дальше с такими убеждениями? Думаешь понравиться какой-то дурехе, которую будет устраивать безработный муженек? — уже с улыбкой уточнила она. — Ни в коем разе. Я думаю, что одинокие женщины, уже столкнувшиеся со всей суровостью бытия, найдут во мне идеального спутника жизни, а значит, и я смогу устроиться со своей избранницей, да ещё и буду обеспечен до конца дней. Идеальный вариант, не находите? Тут она уже не выдержала и рассмеялась в полный голос. М-да, если отбросить в сторону её неумеренную страсть командовать и втягивать людей в какую-нибудь «общественно-полезную деятельность» и пару других заскоков, то она вполне миловидная женщина в самом расцвете… Стоп, я вообще о чем сейчас? Я же не думаю о том, чтобы осуществить этот озвученный дурацкий идеальный план на жизнь? Ведь не думаю? — Ну, а если серьезно, то с чем пришёл? — с интересом посмотрела она на меня. — А, да уточнить хотел по планам на съёмки. У нас же дальше сцена у озера, верно? Дальше-то с чем работать будем? Времени немного, сами постоянно напоминаете. — Пока сама не знаю, у нас ещё и актеры-то не все на месте, сам видишь. Надо что-то придумывать будет, но давай этот вопрос решим на утренней планерке, договорились? — Как скажете, мое дело маленькое: мне поручили — я начал ворчать и работать. — Хм-м… Возможно, это и привлекает в тебе других. — Что именно? Моя харизма, острый ум или неотразимая внешность? — Безразмерное чувство гордости забыл, — сказала она, встав с шезлонга и потрепав меня по голове. — Каким бы ленивым ворчуном ты ни был, всё равно работаешь до конца, пока это нужно другим людям от тебя. Странный ты, в курсе? — Это вообще-то не очень вежливо — звать людей странными. И да, я в курсе. Ладно, раз вам уже лучше, то я вернусь к работе. — Спасибо за встряску. И ещё... — М-м? — Если за пару лет после вуза никого себе не найдешь, наберёшь меня, договорились? — ехидно подмигнула она. Слушайте, вы старше меня, помните? Да ещё и мой куратор! Педагог! Какой пример вы вообще можете подать?! А может, это и не такое плохое предложение?..***
Где-то на середине пути обратно к столовой меня пронзила мысль — а зачем я вообще туда ходил? Держу руку на пульсе общего хода работ? Беспокоюсь о состоянии нашего несгибаемого режиссёра? А чёрт знает, это не более чем предлог для встречи, который даже для меня самого слабо годится. Не то чтобы вся текущая работа меня сильно волновала, но… Да кого я пытаюсь обманывать, нервничаю я из-за сроков не меньше Ольги Дмитриевны, а может и побольше. Это одна из главных причин, почему я не люблю браться за какую-то работу: как начну делать что-нибудь, так и теряю весь и всяческий покой, дерганый буду до тех пор, пока полностью со всеми своими обязанностями нормально не разделаюсь. А не удастся с первой попытки все выполнить правильно и полностью, не будет и мне житья никакого. Кто-то объяснял мне такой феномен однажды, сейчас, правда, и не вспомню, кто именно. Называли это «синдромом отличника», что ли. Сводилось всё к очень простому тезису: кто со школьной скамьи был приучен стремиться к первым позициям в учебе, тот принимал в голове установку: «Всё делается или на высоком уровне, или не делается вовсе». И в школе-то вроде с этим никаких проблем у большинства людей нет, а вот шагать дальше по жизни с таким правилом для многих практически неосуществимо. Это тяжело и в психологическом плане, и в физическом. Совершать ошибки свойственно для людей, но вот объяснить это тем, кто не привык делать ошибки и прощать себя за них — задачка та ещё… Погрузившись в ненужную рефлексию, я всё-таки незаметно для себя самого выудил слегка сдавленную по бокам сигарету и уже поджёг её. Щелчок зажигалки, другой, третий, неглубокий вдох, такой же выдох, сопровождавшийся струйкой дыма. М-да, надо бы найти себе занятие, а то под всякие депрессивные размышления так всю пачку изведу. Теперь ещё бы раздобыть что попить, да от запаха избавиться не помешает, мне всё-таки с людьми общаться потом: негоже на них табачным духом дышать…***
Уж не знаю как работает мой внутренний компас, но, маясь бездельем и мучая сигаретку, я вновь вышел к столовой, возле которой, по моим предположениям, уже никого не было, ибо делать здесь было решительно нечего. Но тут я ошибся. Пристроившись на крыльце в тени здания сидела Алиса, щурясь на солнце, как довольная жизнью кошка. Понятия не имею, как она определила меня по шагам, но, не открывая глаз, она протянула лениво что-то в духе: «Если делать нечего, можешь приземляться, мне не жалко». Буркнув что-то благодарственное, я так же присел рядом на ступеньки, прикрыв глаза. Да, в тени даже жить можно, причем неплохо… — Алис, попить чего-нить найдется? — Ну-ка дыхни для начала. Чёрт, плакала моя спасительная влага. Куревом от меня до сих пор прёт, а она этого на дух не переносит, оттого и чувствует довольно остро запах. — Ага, у меня потом от горлышка будет вонять сигаретами твоими! — ожидаемо возмутилась она, стоило ей немного принюхаться. — Да ладно-ладно, понял я… — На хоть, жвачкой зажуй. Не панацея, но хоть что-то… — М, ладно, спасибо. И, это, извини. — Жуй уже, — устало отмахнулась она. Вообще, это что-то новенькое. Обычно она просто наотрез отказывала да ещё и лекцию читала о вреде курения, я уже наизусть некоторые обороты запоминать начал. — А вообще, бросал бы ты это дело, один вред от этой хрени, а пользы никакой, сам же признавал. — Ну, так я и не курю постоянно. Так… балуюсь понемногу. — Оно и видно. У тебя так со всеми вредными привычками: дрянной едой, энергетиками, алкашкой и сигами. Ты везде «просто балуешься», — выделив кавычки пальцами обличительно заявила Алиса. — Да знаю я. Чего ты сейчас-то так взъелась из-за этого? Знаешь ведь, что я не первый год так живу и вполне прилично до сих пор себя чувствую. — Вот именно, что знаю, — с непонятной интонацией произнесла она, как-то особенно пронзительно глядя на меня. Здесь вообще оговориться надо. У Алисы в принципе при обвинениях глаза способны в тебе дыру прожечь. Так мало того, ты ведь и правда зачастую знаешь, что она по делу всё говорит, не из каких-то корыстных или злых целей, наоборот, по доброте душевной. Нечасто она так общается, раз в пару месяцев, но чувство стыда и вины потом долго грызёт, до ужаса сильно причём. Это даже такого пофигиста как меня пронимает, что уж про нормальных людей говорить. Но сейчас как-то по-особенному пробивает холодом от такого её взора. Причем он не злобный или ядовитый, а уставший, что ли, вроде как говоришь дураку по-доброму, а он всё в толк взять не может. Ну, в моём случае, наверное, это актуально. — Хотя, что говори тебе, что не говори… — продолжила она, немного помолчав. — Всё равно ведь по-своему сделаешь, верно? Да это и так понятно, — опередила она мой ответ, тяжко вздохнув. — А что я могу сказать? Пообещать спортом заняться и всю эту вредную ересь бросить? Меньше нервничать не по делу? Начать жить как нормальный человек? Алис, ты же знаешь, что я по ушам ездить не любитель, даже когда надо. А уж с тобой и так предельно честен. Поняв, что разговор начал заворачивать не туда, мы оба резко замолчали, стараясь не встречаться взглядами друг с другом. Нечасто у нас такие разговоры выдаются, обычно тогда, когда у Алисы совсем сил не остаётся наблюдать моё жалкое существование. — Ладно, это… Проехали, ага? Я постараюсь поаккуратней быть, сразу как закончим съёмки, мини-отпуск возьму и отдохну, может даже выберемся вместе куда-нибудь, договорились? — наконец со вздохом произнес я. — Угу, сойдет. Только чтоб без отмазок потом, а то ты на это дело мастер, — уже веселей хмыкнула Алиса, не сильно, впрочем, вдохновлённая моим пустоватым обещанием. Хотя, чует моё сердце, что отдых мне ой как понадобится потом. — И… извини, Сём, не стоило мне так наезжать. У тебя и так головняков хватает, я тут ещё… — Да тут я извиняться должен, по-хорошему. Так что, ты тоже прости, что… ну, волноваться заставляю и всё такое. — Угу. Кстати, ты как с Машкой сейчас… ну, в смысле, есть прогресс какой? — с изящностью танка сменила она тему. — А, кхм, а должен быть какой-то прогресс? — искренне удивился я. — Ну, за обедом вы почти как раньше общались, в общем-то. Вы же постоянно со стороны как кошка с собакой выглядели, так что я подумала… — Хм-м… Нет, раньше мы тоже ладили не идеально… Точнее, действительно цапались по поводу и без, вне зависимости от времени, места и всех прочих обстоятельств. Но я как-то не думал особо над нашим нынешним общением. То есть, мы, конечно, были вынуждены больше разговаривать последнее время, но чтобы как раньше… Полностью потерявшись в лабиринте мыслей и логических цепочек, я повернулся к Алисе, надеясь увидеть усмешку или что-то такое. Но нет. Она смотрела на меня и ждала ответа на вопрос, а значит, он не был просто подколкой. — Не задумывался даже. Мне сейчас кажется, что она даже больше меня ненавидеть начинает, чем сразу после разрыва. Ну, как-никак, её чёрт знает куда загнали работать на чистом энтузиазме, а ты представляешь, как она к подобным вещам относится, — высказал я свои рассуждения моему временному психологу. — Она… как-то оттаивать начала, что ли. Не мне тебе рассказывать, что людей вместе деятельность общая держит. Глядишь, пройдет ещё неделя-полторы работ и вы будете вместе как раньше, а то и лучше… — А ты оптимистка, как я погляжу… — Да и к тому же, больше, чем раньше она все равно не сможет тебя ненавидеть, — ехидно закончила она фразу, чем заставила меня насмешливо фыркнуть. — А, ну тут да, даже спорить смысла нет. — Всегда пожалуйста, кушай на здоровьице. В схожем пустом трёпе мы провели ещё какое-то время, наслаждаясь тенью, ветерком и компанией друг друга. Странно это — во многом мы с Алисой антиподы крайней степени: в противовес абсолютно инертному мизантропу и интроверту, коим являлся я, она была активной, жизнерадостной и общительной девчонкой. Моя недолгая спортивная карьера осталась очень далеко позади, в то время как её шла день ото дня в гору, вынуждая её соблюдать режим дня и питания, что для меня являлось дикостью. Ответственная и не слишком успешная в учебе, она вынуждена была нередко обращаться к довольно безалаберному и, тем не менее, обладающему приличными знаниями во многих областях мне. Я знаю, что она, несмотря на довольно серьёзный вид, обладает типичными девичьими фобиями и желаниями, за что я её иногда по-доброму подкалываю. Она в курсе, что я способен на многое, но мне просто плевать почти на всё вокруг, в том числе на собственный потенциал, так что она регулярно пытается поднимать меня на что-то стоящее. О чём это я? А, да: несмотря на то, что мы полные противоположности, нам вполне комфортно в обществе друг друга. Хоть я и люблю одиночество, её компания мне совсем не мешает, а порой и нужнее, чем полное уединение. И также с ней: как бы много приятелей и подруг у неё не было, почему-то время она любит проводить в общении со мной. Забавно это, а? А может и не забавно вовсе, а закономерно: мы все стремимся избавиться от привычного и рутинного, сменить обстановку подсознательно, что ли… — Опять мозгоедствуешь, Сём? — С чего ты взяла? — А у тебя лицо соответствующее.***
Следующие часа полтора-два пусть и прошли без какой-либо реальной пользы, но помогли немного успокоить мысли и даже отдохнуть. Не, не зря я Алису периодически «психологом» называю, как-то эти все разговоры с ней мозги мне лично вправляют в нужное русло. Может, я также поговорил с Ольгой Дмитриевной, что она аж просияла потом? Кто ж знает… Так или иначе, время постепенно приближалось к вечерним съёмкам, посему пришла пора оборудовать площадку освещением, а также гримировать единственную актрису в данной сцене — Сашу. Поскольку Алиса периодически помогала другим девчонкам, она удалилась в сторону домиков, в которых разместился женский состав нашей братии. Я решил последовать её примеру… Нет, не в смысле пошёл к «женским» домикам, а тоже занялся полезным делом. Однако каких-то непосредственных обязанностей у меня не было, так что я решил помочь хотя бы с оборудованием. Проще говоря, потащил всю аппаратуру Сане и второму парню, которого все по-свойски стали звать «Роутером». Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, откуда вообще взялась эта кличка… — Так… а куда нам это тащить, Семён? — решил уточнить Шурик. — К озеру. — К озеру? — переспросил плохо расслышавший Роутер. — Да, к озеру! Ну, это там где высокая влажность, большие деревья, холодный ветер, дрянной трудовой график и Ольга, е… Тут я прервал свой вдохновленный монолог, поскольку в меня впились два непонимающих взгляда. — А, так вы этот фильм не видели? — невинно спросил я. Те синхронно помотали головами. — Ладно тогда, пошлите. Отсылку вы всё равно не поймёте, а объяснять её мне неохота. — А-а, — так же единодушно протянули они. Роботы они, что ли, как они так всё вместе исполняют? Несмотря на все трудности в пути, в основном в виде коряг, кочек на пути и моей отвратной физической формы (может и правда заняться спортом каким-нибудь?), мы приперли всё необходимое железо на место действия. Однако не успел я устало выдохнуть с облегчением, как наш режиссёр в категоричной форме потребовала провести инструктаж с Сашей по поводу следующей сцены. — Честно говоря, у меня уже сил не хватит ей всё спокойно объяснить, а вы вроде с ней ладите неплохо. Ты уж постарайся втолковать всё как следует, в конце концов, раньше закончим — раньше освободимся, сам говорил, — негромко и в стороне от всех разъяснила мне свою позицию куратор. Ну, что ж, как говорится, когда она права — она права. Тут и добавить было нечего. Так что стоило Саше появиться вблизи съёмочной площадки, я таким же образом отвёл её в сторону, терпеливо и мягко обговаривая каждую деталь и отвечая на каждый её вопрос. — М-м, Сема-кун, но раздеваться перед камерой это всё же, м-м… — Да никто и не говорит о полном обнажении, Саша! — в тысячный раз повторял я, убеждая её. — Ты же сама видела все ремарки в сценарии: тебе всего лишь надо развязать галстук и начать расстегивать рубашку, и всё, мы тут же остановим съёмку. Тебе даже не надо лицом к камере стоять, ты будешь боком расположена к ней! К тому же мы и не планируем ничего откровенного снимать, мы ведь так никаких цензоров не пройдем, сама должна понимать. — М-м, и всё-таки… — по-прежнему сомневаясь протянула Саша, что вынудило меня использовать запрещенный приём. — Как вернёмся в город — за свои средства закажу любую новую мангу, любую, повторюсь. Даже в количестве не буду сильно ограничивать. Всё что от тебя потребуется — сыграть данную сцену быстро и чётко, хорошо? Тогда я выполню свою часть сделки. — Угу, будет сделано! — тут же воодушевилась она, отсалютовав мне и побежав на исходную позицию. М-да, как с виабушниками порой просто иметь дело, если знать их слабые точки. — А ты неплохо умеешь договариваться и вдохновлять людей, Сёма. Особенно когда приходиться уговаривать девушку раздеться на камеру, — удовлетворённо и как-то кокетливо заметила Ольга Дмитриевна, появившаяся сзади как чёртик из табакерки. — Ваша школа творит чудеса. А, и кстати, вы ведь выделите фонды для оплаты Сашиных потребностей? — с некоторой надеждой спросил я. — О чём это ты? — смешливо поинтересовалась в ответ куратор, — Кто договаривался, тот и условия договора выполняет. Учти на будущее, — наставительно подытожила она. — Ага, учту. Интересно, во сколько это мне обойдется?***
Понятия не имею, как всё это работает, но съёмки завершились, не успев как следует начаться. Саша отыграла по сценарию с ювелирной точностью, порхая рядом с гладкой водной поверхностью озера, будто здесь не было всей нашей немногочисленной группы, камер и прочей аппаратуры, а существовала лишь она и природа вокруг. Однако… мне опять стало дичайше скучно. Работы никакой больше не предвиделось, а спать не хотелось совершенно: слишком мало устало тело и слишком нагружен был различными мыслями разум. Думая об извечном вопросе «чем занять себя, когда занимать себя нечем» и прогуливаясь в полном одиночестве, я неспешно добрёл до местного пляжа, где и обнаружил, что не один скучаю этой ночью. На песке не особо аккуратно лежала пионерская форма, принадлежащая одной из наших «актрис». Присмотревшись к выходящей из воды фигурке, я даже понял, чья это именно одежда. — Извращенец. Если будешь подглядывать за девушками, то довольно быстро откинешь копыта, в курсе? — ровно спросила она. — Ага. По крайней мере, перед смертью будет что вспомнить. Почти за два месяца после расставания её тело, облаченное лишь в купальник, не переменилось ни на йоту. Всё та же гармоничная фигура, те же плавные изгибы бёдер и аккуратные округлости небольшой груди. Длинные волосы, свободные от заколок, резинок и прочего, спокойно простирались до самой поясницы. Стройные ноги с небольшими ступнями были немного испачканы прилипшим песком, а бледноватая, плохо загорающая кожа покрылась бисеринками капель. Помню до сих пор, как часто она ругалась по этому поводу, ведь не было никакого способа добиться хоть небольшого загара… Лицо тоже не изменилось: бирюзовые глаза, несколько недовольно смотревшие на меня, слегка вздёрнутый нос, маленькие уши, почти всегда скрытые за волосами, немного пухловатые губы. Почему я вдруг так сильно обратил внимание на её внешность? А чёрт знает. Просто щелкнуло вдруг в голове — такое бывает, когда давно знаешь человека и уже привык к его внешности, но тут вдруг что-то тебя цепляет во всём его виде, что ты по миллиметру его осматриваешь. А может и не бывает такого у нормальных людей, а я уже крышей поехал? Возможно и такое. — Отвернись хоть для приличия, а? А то я переодеваться собиралась. — Так переодевайся, я тебе что, мешаю? Чего я там не видел? — лениво отмахнулся я, устраиваясь на песке и глядя на воду с видом великого мыслителя. Около минуты то беспомощных взглядов, бросаемых в мою сторону, то бессмысленного вращения одежды в руках, Маша устало вздохнула и опустилась на песок недалеко от меня. — Ты как обычно, творишь че вздумается, — пробормотала она себе под нос. — Ну, не надо на меня наговаривать. Я вообще очень редко делаю из того, что на самом деле хочу. И с моими речами та же история. Она помолчала с минуту, обдумывая сказанное мной, после чего спросила, причем довольно неуверенно: — А когда… ну, когда мы решили расстаться, ты говорил то, что думал? Знал бы я сам ответ на этот вопрос… Как бы проще было тогда жить, словами просто не передать! — А ты как сама думаешь? — постарался максимально нейтрально спросить я, хотя некоторые нотки недовольства в моём голосе всё же проскользнули. — Я-я не знаю! — чуть ли не в слезах вдруг воскликнула она, вскакивая. — Ты же у нас умнее других и лучше всех всё знаешь обычно! Почему тогда ты не знаешь, чего хочешь сам?! Почему не можешь даже сейчас просто честно сказать?! Ты же вообще всё держишь в себе, абсолютно всё! И никогда не говоришь мне ничего о том, что… чт-то… Не выдержав, она начала тихо всхлипывать, прижав сжатые кулачки к лицу, которое сейчас кривилось в плаче, как у ребёнка. Вот он — наш вечный с ней камень преткновения. Она всегда хочет знать, что у меня на уме, что я чувствую... В свою очередь я терпеть не могу, когда мне пытаются лезть под шкуру, а такие бессмысленные слезы и истерики меня раздражают даже больше. Так же, как сейчас, почти один в один, заканчивались наши с ней последние разговоры. Но сейчас её слезы не вызвали у меня такой волны ответного негодования, как раньше. Слишком усталым я себя чувствовал сейчас, да и после дневной абсолютно справедливой выволочки от Алисы я до сих пор не отошёл. Я не злился на неё, но и не старался успокоить и обнадежить. Ни на одно из этих действий, по моему мнению, после расставания у меня не было прав. — А что мне говорить, если я не знаю? Я не ненавижу тебя, не чувствую себя лучше после расставания. Но и не могу сказать, что хочу снова тех же отношений, не хочу снова на пару с тобой изображать великомучеников, которым некуда деваться. Хочешь моего мнения? Не пытайся мы понять, что нужно другому, не идя на компромиссы, мы могли бы оставаться нормальными и даже, возможно, счастливыми, — неожиданно даже для самого себя спокойно и рассудительно заявил я. — Но, так же нельзя… — Что «нельзя»? Нельзя просто счастливо друг с другом жить, пусть и в некоторой мере это будет эгоизмом? Да лучше так, чем как у нас вышло, не находишь? — А почему тогда?.. — Почему сразу так не начали жить? Да потому что оба умом не блещем, ни ты, ни я. Ты бывала слишком назойливой и упертой, я — слишком злым и несдержанным. А получили закономерный итог таких отношений, вот и вся песня. Закончил я говорить уже довольно утомленно, потому что никогда не любил вот так вываливать то, что было на душе. Да и вообще я не фанат всех этих откровений… Маша некоторое время постояла, по инерции шмыгая носом, но, в конце концов, вновь присела на песок, но уже несколько ближе ко мне. Уж не знаю, действительно ли ей нужны были ей мои мысли, да ещё и в таком виде, но что сделано, того не воротишь… Понятия не имею, сколько мы так сидели, глядя на водоём в ночи, с отсветами полной луны и звёзд в нём, пока в моём ухе не раздался ехидный шёпот: — Можешь же, когда не умеешь.***
— Совсем с цепи сорвался? Ты зачем меня за ухо укусил? — А тебе что, не понравилось? Уж прости за откровенность, но недовольной ты тогда не выглядела. — Озабоченный! Незачем так больно это было делать! Кошмар, как вообще теперь в лагерь возвращаться будем? — Сама озабоченная. Да ладно тебе, вода близко, — лениво отмахнулся я. — Приведем себя в порядок, да и двинем во мраке ночи. — А куда пойдем-то? К тебе или ко мне? — Хм-м. Давай лучше к тебе.