Один круг ада по Данте

      У Акиры по квартире гуляет ветер. Треплет занавески, переворачивает страницы, ерошит волосы.       У Акиры всегда сквозняки. Несмотря на то, что на улице отвратительная погода. Несмотря на то, что он закрывает окна.       У Акиры не то что в квартире, в душе не осталось пристанища. Он полностью отравлен изнутри. Выцветший, будто старая одежда. Разрушенный эрозией.       Все пространство искривлено. Вся еда отвратительная на вкус. Вся вода — мертвая.       Акира лежит на кровати, прикрыв веки. Лампочка под потолком мигает, и на лицо рваным потоком ложится свет.       Вдыхает поглубже. Одиночество и неуловимый привкус смерти барабанным боем стучат в висках.       Где-то по комнате витает запах пропитанного дождем плаща Шики, его черных волос и горячей бледной кожи. Но Акира не может поймать этот шлейф. Тянется руками и чувствует лишь скользящую меж пальцев пустоту.       Акира ищет. И не находит.       Ищет доказательства реальности. Потому что не уверен, жив ли.       Ищет новую квартиру. Но понимает, что, сменив место жительства, он ничего не изменит. Внутри него копошится тьма, под веками злость, а на языке желчь.       Акира не избавится от этого. Акира знает.       Но это не мешает вечерами сбегать из квартиры, не закрывая двери. Будто бы кто-то вынесет его боль.       Акира долго ходит по ночным улицам, пока не услышит шаги за спиной. Так ходит только Шики, это также уникально, как и отпечатки пальцев. Так ходит только Шики, поэтому Акира пытается убежать поскорее.       Акира попал в пространственно-временную петлю. Акира живет диссонансом. Шаткой гранью между реальностью и потерей здравого смысла. Глупой иллюзией нормальности происходящего. Акира не может выбраться. Акира задыхается.       Шаги за спиной близко. Акира старается не оглядываться. Он знает, что там никого нет.       Придя домой, он почувствует, как пространство искривляется сильнее, запутываясь в узел.       Акира не помнит. Не помнит, как он раздевается, как он ест, как он дышит. И дышит ли…       Кто выключает свет, который он оставляет включенным по всей квартире. Кто открывает окна. Кто шумит на кухне, пока Акира лежит в кровати.       Этот кто-то, кстати, варит в турке кофе. Акира знает этот запах. Этот кто-то читает газеты, шурша страницами. Этот кто-то говорит мягким бархатистым голосом.       Но стоит Акире двинуться с места — и нет ни запаха кофе, ни мятых газет, ни голоса. Лишь выключенный свет и открытые окна.       Акира перестал спать. В правильном смысле этого слова.       Лишь сознание изредка уплывало в объятия дремы. В объятья иллюзии. В объятья кошмаров, что сшиты красной нитью воспоминаний.       На обратной стороне век застыли картинки прошлого.       У него теперь собственная классификация кошмаров, ее было нетрудно сделать, учитывая, что «сны» зачастую повторяются. На самом первом месте не урывки страха, когда его сбивает машина. Не темнота, что по-змеиному улыбается. Не квинтэссенция боли.       На первом у него кошмары, которые он путает с реальностью.       Ему порой кажется, будто бы Шики сидит в кресле и аристократическими пальцами перебирает его, Акиры, волосы. Ему порой кажется, что красные глаза вновь прожигают его душу. Ему порой кажется, что на ухо шепчут приевшееся «мышонок».       Но это лишь отголоски бреда.       Его волосы треплет ветер из открытых окон, ему шепчет на ухо проснувшийся город, и кресло напротив пустует.       Акира не ставит будильники, по утрам он все равно просыпается, крича и пытаясь найти руками свое сердце. Оно бешено бьется об хлипкий каркас ребер. Его легко найти, но Акира бы обрадовался не найти свой пульс под кожей в одно прекрасное утро.       Акира кричит по ночам и плачет, не в силах унять слезы. Он не знает, откуда они берутся и лишь пытается утереть их рукавом рубашки. Не помогает.       Тогда он идет гулять по ночному городу. Пока не услышит шаги за спиной.       А еще… еще Акира начал лгать. Не так, как раньше, теперь он врет себе. И не верит.       Потому что Шики умер три месяца тому назад. Акира видел его. Акире было плевать, как это произошло. Акире было плевать, кто еще был в отпевальном. Акире было плевать на собственную дрожь в руках и гладкий черный бок гроба.       Лишь желание приникнуть к бледным губам было важным. Лишь холодные, мертвенно бледные губы были важными. Но Шики ему теперь не ответит на поцелуй. Но Шики не запустит руку в волосы, сжимая пепельные пряди. Но Шике не выжжет в нем тысячу дыр взглядом из-под темных густых ресниц.       Правда отдавалась физической болью и била наотмашь по лицу.       Акире плевать на все. Он лжет себе и пытается в это верить. Он открывает окна, выключает свет и оборачивается на проходящих позади него людей.       Акире кажется, что Шики все еще здесь. Отстраненно сидит в кресле и читает книгу. Акира прикрывает глаза, чувствуя одиночество, неуловимый вкус смерти и ветер, что проникает под одежду.       Акира верит, что это Шики.       Акира снова врет.