The Edge

Мэтт молча сидел на диване в гостиной, когда Адам вернулся из другой комнаты и бросил телефонную трубку в подушки. — Я еле уговорил отца не возвращаться сегодня, бросив отпуск на середине. В общем, неделю-две семьи здесь не будет, — он сел рядом, закинув голову назад и прикрыв глаза. — Это хорошо. — Ага. Мэтт не появлялся на улице, потому что не чувствовал в себе сил сдержать желание причинить кому-то вред. Его поедали изнутри собственные мысли и чувства — он смог исчезнуть из ада, но ад навсегда остался внутри него, напоминая о себе каждой навязчивой мыслью. Переписывая текст на латыни из ветхой книги в свой блокнот, Адам, погрузившись с головой в дело, внезапно заметил какое-то рычание и шипение в своём доме. Оставив все на столе, он поднялся и заглянул в другую комнату. Мэтт сидел спиной к нему, издавая рваные всхлипы и рыча от боли, а с его руки капала кровь. — Мэтт, прости, но какого хрена ты здесь делаешь? Испуганно оглянувшись, он убрал со своей руки какой-то свёрток и отвернулся обратно, не ответив ни слова. Кровь продолжала капать на его джинсы. Помедлив несколько секунд, Адам молча сел рядом с ним на жёсткий кухонный кафель. — Что это у тебя? — Чётки. — И давно ты этим тут занимаешься? Качнув головой, парень промолчал. — А в пятнадцать я бил и резал себя. Адам округлил глаза, посмотрев на Мэтта. — Дурачок… Зачем? — Чувствовал себя паршиво. Сейчас тоже. Я хочу чувствовать что-то ещё, кроме ненависти, но мне плевать почти на всё вокруг. Я хочу сжечь всё нахрен, чтобы все, кого я видел сегодня на улице улыбающимися, взвыли от той же боли, что и я. Но я могу причинить боль только себе, потому что ещё сильнее возненавижу себя и всё вокруг, если наконец сломаюсь и стану, как они. Я не хочу. Адам, пожалуйста, спаси меня… — он опустил голову, обхватив её руками. Струйка крови криво побежала к локтю, впитываясь в рукав. — Я попробую, Мэтт. Но я не знаю, смогу ли... — Пообещай… Пообещай, что, если ты не сможешь спасти меня, то убьёшь. Мужчина молчал. — Пожалуйста, Адам. Я не хочу, умоляю, — парень наклонился вперёд и лёг Адаму на колени, уткнувшись в свой локоть. — Пожалуйста… — Обещаю, — помрачнев, мужчина тихо положил руку ему на плечо и провёл пальцами по волосам. Он не хотел, он не хотел переживать это снова. Спустя несколько часов — Готов? — Да, — Мэтт, по-турецки скрестив ноги, сидел на табурете, опустив голову. Оба парня волновались. Адам, проверив порядок в доме, взял свой рюкзак с книгами и направился к выходу. Он не знал, вернётся ли сюда. Внезапно лежавший на столе телефон подал признаки жизни, оповещая о звонке. Взяв его в руки, мужчина пристально посмотрел на номер, но цифры ни о чем ему не говорили. — Алло? — Не трогай чужие вещи, — голос Брэда в трубке звучал пугающе безлико, заставив его поёжиться. Вещи? Он называет душу Мэтта вещью? Своей собственностью? Адам молча выключил телефон. — Пойдём быстрее, — захлопнув дверь, он направился к машине. Мэтт молча сел на переднее сиденье вслед за ним, взяв рюкзак в руки, хотя Адам хотел закинуть его на задние кресла. Замешкавшись, Гонтье попытался поддержать парня, положив ладонь ему на колено. — Всё будет хорошо. Мэтт кивнул. Всю дорогу до церкви он провёл, молча уставившись в окно. Попытавшись зайти в церковь как можно незаметнее для остальных, со двора, Адам сразу направился в один из подсобных залов — в его кабинете находилось слишком много ценных книг. — Нам не помешают? — Не должны. Сюда обычно заходят либо утром, либо вечером, а так зал никому не нужен. Уолст молчал, послушно сидя на скамье и заведя руки за спину, пока Адам обматывал его канатом. — Не слишком туго? — примотав щиколотки парня к ножкам, Гонтье встал перед ним на колени, поправляя верёвки. Уолст отрицательно мотнул головой, глядя на мужчину. Адам поднял голову, и они встретились взглядами. В его памяти постепенно, словно проявляющиеся фотографии, проступали воспоминания. Вечно весёлый мелкий кучерявый мальчишка, словно шило в заднице донимавший всю свою семью и соседей. Лохматый и влажный после душа парень в одном полотенце, покрасневший от смущения, натолкнувшись в своём доме на Адама, когда он приехал в его город, и убежавший без объяснений. Это было ровно год назад. Как же он изменился?.. Тонкие потрескавшиеся губы и впалые щёки на сером, потерявшем живой оттенок лице. Кожа, покрытая шрамами и ожогами, усохшая, худая фигура. Глаза, в которых теперь нет предела тьме и безнадёжности. Адам поднял руку, проведя пальцами по щеке Уолста. Ресницы того дрогнули, но он не издал ни звука, продолжая смотреть на него. Мужчина поднялся и крепко обнял парня, прижав к себе. Тот уткнулся в его воротник, закрыв глаза и тяжело дыша. — Помнишь, как я подарил тебе гитару? — Да. — Я тебя тоже. Мэтт молчал. Адам провёл последний раз по его волосам, после чего встал и направился к столику с книгами и блокнотами. Открыв один из них, он пролистал его до самого конца, где один за другим располагались выписанные тексты ритуалов. Пробегая по ним глазами, священник убеждался, что уже знает их практически наизусть. Дойдя до последней страницы, на которой был помещен обряд полного уничтожения сущности, он прикрыл на секунду глаза, прежде чем взглянуть на бумагу. Он не хотел её видеть, не хотел использовать обряд, не хотел убивать. Подойдя к Уолсту, Адам смочил в святой воде кусок ткани для того, чтобы сделать из неё кляп. — Ты обещал, помнишь? — Да. Обвязав вокруг головы шипевшего парня ткань, он смочил водой канат, сдерживавший его. Начав зачитывать подготовленный обряд, Адам заметил, как Уолст начал беситься: он пытался вырвать руки из узлов и стал бешено мотать головой, издавая рык и приглушённые вопли. Помазав его елеем, Адам приступил к соборованию, но что-то внутри било тревогу по нараставшей, говоря, что он не справится. Уолст вырывался всё сильнее, раскачивая массивную скамью, его одежда пропиталась кровью от трения с мокрыми веревками, опутывавшими всё тело. Переходя от ритуала к ритуалу, Адам нервничал всё больше — перед ним теперь находился не Мэтт. Теперь это было дикое животное, загнанное в капкан, и речь шла не об изгании, а о жизни и смерти. Адаму ужасно хотелось помочь пареньку, но стоило одной из верёвок лопнуть, и ему самому не помогло бы уже ничего. Пути назад были отрезаны. Тело извивалось словно в судорогах, пытаясь выбраться из оков, всё лицо Мэтта было в крови из-за пережёванного кляпа и масел, прожигавших кожу; животные вопли отражались от стен и высоких потолков помещения, захлёбываясь в собственном эхо. Заканчивалась предпоследняя страница текста. Адам, стоя на коленях, держал руку на лбу парня, из последних сил мотавшегося на месте, словно в припадке. — Аминь! — резко замолчав, мужчина быстро выплеснул на него масло. Тело больше не двигалось, обмякнув; тишина оглушила, словно волной, поглотив всё вокруг. Гонтье обессиленно упал на холодный пол и ссутулился над раскрытой тетрадью. Перевернув последнюю страницу, он посмотрел на её содержание, но резко закрыл, не проронив ни слова. Протянув руку к одной из уже знакомых книг, лежавших на столе, он открыл её и на ощупь нашёл свою закладку, оставленную ранее. Встав на колени, он достал пузырёк со смешанным с травами маслом и, открыв его, снова брызнул на Мэтта. Закончив таинство, он вновь провёл ладонью по лбу парня. Тот больше не шевелился. Разочарованно выдохнув, Адам упёрся лбом в его грудь. Пустота окутала его, внутри всё сдавило. — Не работает. — Какая досада, правда? Распахнув глаза, он нащупал на полу свой блокнот. Ладонь скользнула по руке Мэтта, в последний раз сжав его пальцы. Как и тогда, в мае. За спиной послышались неторопливо приближавшиеся шаги. — А я тебе говорил, отец Адам, не трогай чужое. Схватив бутылку с водой, он выпрямился, сидя на коленях, и замер, краем глаза скользя по последней странице блокнота. P.S. Небольшая светлая комнатка без окон была наполнена писком и жужжанием медицинских аппаратов. Несколько трубок, соединявших их с пациентом, вели то к его рукам, то к маске, плотно сидевшей на лице. Его глаза были плотно закрыты, и изменений не предвиделось ещё долго, но это не смущало лежавшего рядом, на краю кушетки, человека. Замотавшись в белый халат, он крепко сжимал расслабленную ладонь мужчины в своей, разместив между ними его чётки и ладанку. — Господин Уолст, уже поздно, шли бы вы домой, отоспались, — проходившие мимо медсёстры не разделяли его преданности. Он молчал, крепче прижимаясь к плечу брюнета.