Никто, кроме тебя

Похороны Эйгона прошли тихо. Похоронили его в фамильной усыпальнице, рядом с отцом, матерью и Рейгаром. Дэни не плакала и даже Лианна, хотя и покраснела от ночных слез, держала себя в руках. Надев траур в очередной раз, Дэни поняла, что в этот раз она носит его не формально, а действительно скорбит по Эйгону, который был ветрен и глуповат, но который все-таки любил ее по-своему. — Он мог бы достичь большего, — сказала она Лианне, когда посторонние оставили их в склепе. — Он мог бы, он должен был сделать то, чего не смог его отец, — всхлипнула в ответ Ли. — Его отец, который был фабрикантом на Севере? Эйг рассказывал мне, но как-то скупо, какая-то совсем дальняя ветвь Таргариенов… Ли в ответ только разрыдалась, закрыв лицо руками. Дэни подумала, что на самом деле, слишком мало знает про собственного мужа — все время было почему-то не до того. И она дала себе обещание, что потом, когда все хоть немного уляжется, выспросит у Лианны подробности хотя бы в память об Эйге. Вместе с печалью, на Дейенерис сошло странное спокойствие. Все время, что она провела в имении после похорон, ей снились чудесные, солнечные сны, которые она забывала тут же, едва открывала глаза. При этом, они словно делали ее сильнее, и в доме, полном потерянных, перепуганных слуг, она была единственным человеком, способным улыбаться. Лианна уехала в город, сразу после панихиды, сказала, что даже не станет дожидаться окончания полицейского разбирательства и суда над Джоффри, а уедет домой. — Я напишу тебе, дорогая моя, — сказала она, поцеловав Дэни в щеку. — Так грустно оставлять тебя совсем одну. Твой новый управляющий старается, но с старым Джо мне как-то было спокойнее. Дэни заставила себя улыбнуться. — Я буду писать, а ты пиши мне в ответ, как в прежние времена, — сказала она Лианне. — Да, дорогая. Напиши мне, чем закончится разбирательство. Надеюсь, все это уляжется. Это все так ужасно, и ужасно, что ты в самом центре скандала. Если бы не это, ты могла бы поехать со мной. — Я должна разобраться со всем этим, — ответила Дэни со вздохом. Когда в ту роковую ночь полицейские приставы прибыли в имение Ланнистеров, Дейнерис обвинила Джоффа в убийстве и он был арестован. Лейтенант, производивший арест, был красен, как рак и так потел, что на мундире сзади выступило темное пятно, даже несмотря на толстое форменное сукно. Дэни тоже давала показания и прямо на месте, и потом, когда дознаватели приезжали в Драконий Камень. Заседание судейской коллегии было назначено через месяц, и Дэни должна была приехать на суд в Королевскую гавань. Она собиралась так и поступить, поехать в город заранее, но прежде было бы неплохо пробраться в убежище к беглецам, чтобы сообщить им новости. Но пока Дэни никак не удавалось вырваться, потому что каждый новый день приводил нового посетителя с выражениями соболезнования и скорби. Дэни переносила это стоически, помня о том, что они с Джоном спрятали в сушильне достаточный запас крупы и сухарей. Довольно трудно ей пришлось только когда приехали Тиррелы. Миссис Тиррел произносила соболезнования едва разжимая рот, так что иногда они сильно смахивали на проклятия, а бедняжка Маргери и вовсе бросилась Дэни в ноги, умоляя признать, что произошел несчастный случай, и Джоффри ни в чем не виноват. Последовала безобразная сцена, потому что Дэни твердо сказала, что ничего подобного признавать не будет, и будет настаивать, что Джоффри убил Эйга нарочно. Тем более, что многие видели, как жарко они поспорили перед самой погоней. Дэни, конечно, лгала. Она повернула назад после того, как кто-то из беглецов впереди нее — Дэни так и не разобрала наверняка Джорах это был или Джон — коротко вскрикнул от боли после выстрела Джоффри. Ей во что бы то ни стало надо было остановить погоню и дать им скрыться! И она ничего не видела в темноте, только слышала крики. Она спрыгнула с лошади, только когда подъехала почти вплотную к упавшему на землю Эйгону. Но зато она хорошо запомнила, что в тот самый момент, когда Эйг лежал у нее на коленях, заливая землю кровью, она не испытывала ужаса — она легко пожертвовала им, ради того, чтобы… ради Джораха. И поэтому же она лгала теперь. Джоффри надо было утопить, закопать как можно глубже, чтобы он и не подумал искать Джо, чтобы и помыслить не мог о мести. Когда в Драконий Камень явился Тирион Ланнистер, Дэни удивилась. Они никогда не были друзьями, да и с Эйгом Тирион как-то не сошелся. После двух часов вполне светского выражения сочувствия ее горю, Ланнистер, выпивший два кувшина вина, начал шутить (довольно остроумно), и едва ли не заигрывать с ней, называя «вдовушкой». Дэни уже искала предлог, чтобы уйти, оставив его в гостиной напиваться дальше в одиночестве, когда он вдруг словно вспомнил о приличиях, даже протрезвел немного, и на прощанье, уже когда Дэни протянула ему руку для поцелуя, вдруг сказал: — А знаете, тот ниггер, что сбежал, когда это все случилось. Только не притворяйтесь, что не понимаете о ком это я, все знают, что вы были довольно близки. — Он был моим управляющим до того, как я вышла замуж, — сказала Дэни и убрала руку за спину. — Не думаю, что это уместно называть близостью. Тирион наклонил кудрявую голову. Кудри у него были точь-в-точь как у Джоффа. — О, простите меня, но все-таки я теперь в некотором роде управляю делами племянника. Как старший мужчина в роду и все такое. Поэтому, мне бы все же хотелось этого ниггера отыскать. Не знаете, где он мог бы спрятаться? Дэни почувствовала, как волоски на ее предплечьях встают дыбом. — Понятия не имею, — ответила она, умоляя небеса, чтобы дрожащий голос не выдал ее. — В прошлый свой побег он направился прямиком к Близнецам. — Да. Но теперь у меня есть основания полагать, что он спрятался где-то неподалеку. Если честно, я ему даже сочувствую и мог бы, если бы дело повернулось иначе, поспособствовать смягчению его… хм… участи. Но его непременно нужно отыскать… — Зачем же он вам так нужен, если вы сочувствуете? — Ради Джоффри, конечно. — Тирион улыбнулся почти по-доброму. — Ради Джоффри. Буду с вами откровенен, милая миссис Таргариен, он очень страдает в тюрьме, и мне бы хотелось, несмотря на то, что он дурень и временами совершенно невыносим, вытащить его оттуда. Вы утверждаете, как мне передала несчастная Маргери, что Джофф поссорился с Эйгоном на свадьбе и потом выстрелил в него нарочно. Надсмотрщики же, которые участвовали в погоне за ниггером, говорят, что Джофф стрелял в убегающих и даже попал в кого-то. Мне нужен ваш беглый ниггер и те, кто помогли ему скрыться, чтобы доказать это. Огнестрельную рану, даже если она немного затянется, легко отличить от другой. Дэни захотелось вцепиться ему в глаза, но она только сжала зубы, так и не найдя слов для ответа. — Не трудитесь возражать, мисс Таргариен. Я не враг вам, я даже не враг вашему «бывшему управляющему». Я скорее предлагаю сделку. Вы меняете показания и все это дело становится несчастным случаем, а я забываю о поисках ниггера и даю слово Ланнистера, что Джоффри тоже займется молодой женой, когда наконец выберется из узилища. Это честное предложение, а Ланнистеры всегда платят свои долги. Дэни покачала головой. — Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Ланнистер. Вы просите меня солгать о гибели любимого мужа ради беглого негра. В своем ли вы уме? — Кажется, в своем, — ответил Тирион. — Потому что хочу, в свою очередь, задать вам вопрос о том, что вы делали ночью на дороге довольно далеко от поместья, где праздновали свадьбу. И не знаете ли, случайно, куда подевался некий газетчик-аболиционист, которому вы помогали деньгами? Его вот уже неделю никто не видел… С самой свадьбы, где его, насколько мне известно, не было. — Вы ведь не судья, мистер Ланнистер, — сказала Дэни, — и не полицейский ищейка, а я всего лишь бедная вдова, убитая горем. Уходите. Если у вас возникнут вопросы, задайте их моему адвокату в Королевской Гавани. Ланнистер раскланялся и ушел, но Дэни вдруг перепугалась. Не за себя — она всегда может сказать, что ездила прогуляться, вся Королевская Гавань знает, как она любит конные прогулки. Но за беглецов — за Джораха и Джона, который должен был бы уже объявиться в городе. Тирион, будь он неладен, явно что-то подозревает, поэтому надо действовать осторожно, очень осторожно. *** Джорах сразу, как только открыл глаза, почувствовал, что все изменилось. Еще вчера это место было словно остров спокойствия в глазу урагана, а теперь сердце вдруг скакнуло, сбилось с ритма. Он повернул голову и посмотрел на спящего Джона. Тот спал, подложив ладонь под щеку, как маленький мальчик. И безмятежен был также. Накануне, они лежали рядом на одной лежанке, потные, словно после скачки или бега. Джон пересказывал ему что-то из читанного. Все хотел вызвать его на разговор, нравятся ему эти политические разговоры, словно бы имеют они какое-то значение. Джорах улыбался в бороду и почти не слушал. Потом Джон понял, что он не слушает и попытался обидеться. Но у него не слишком получилось, потому что Джорах взял его лицо в ладони и поцеловал сначала глаза, так что ресницы защекотали губы, потом щеки, совсем не как любовник, как целуют детей. Джон понял и это, рассмеялся. Теперь спит и улыбается во сне… Джорах, стараясь не шуметь, сел на лежанке и огляделся. Утреннее нежаркое солнце пробивалось сквозь дыру в крыше. Лошади фыркали в своем — бедняги застоялись в своем загоне за время их пряток. На ящике в углу лежала книга, которую все читал Джон. Иеремия Бентам, про равенство. Сейчас по корешку полз паучок-сенокосец. Все было, как обычно. Но все-таки что-то… И тут Джорах понял, что именно — птица. Цапля на озере будила его каждое утро истошными криками, а теперь словно пропала куда-то. Все остальное было на месте, а крика цапли не было, словно что-то ее спугнуло. Точнее кто-то. Джорах осторожно тронул Джона за плечо и тут же прижал, на всякий случай, руку к его губам. Хотя кто-был не спугнул цаплю — лошадей он точно уже слышал и мог сообразить, что в сушильне прячутся люди. Джон проснулся и в его серых глазах на секунду метнулся страх. «Кто-то снаружи», — сказал Джорах одними губами. Джон кивнул и полез рукой под койку, где лежали наготове его пистолеты. — Эй, кто тут есть? — раздался снаружи старческий голос. Джорах узнал его, это был их старый дворник Белвас. Частенько он бродил по округе, собирая травки, которые почитал полезными для своих суставов. — Кто тут, добрые люди? — сутулая фигура показалась в дверном проеме. — Нечего тебе тут делать, Бельвас, — ответил Джорах со своего места и показал Джону знаками, мол, все нормально. — Иди домой, старик. — Это ты, Джо, мальчишка? — спросил тот — А говорили, что ты подался на Север. А еще говорили, что ты убил господина. Рейгара, господина Рейгара. — Это не я, Бельвас, — ответил Джорах, — Ты из ума что ли выжил? Это был кузнец Роберт. — Рейгара я сказал? — Бельвас скрипуче рассмеялся. — Эйгона, господина Эйгона застрелил ты, когда убегал от своего хозяина, тьфу, и как только земля тебя носит. Джон вдруг напрягся, взвел курок и в этот самый момент раздался выстрел, и пуля влетев в дверной проем поверх головы старого негра, впилась в дерево, чуть повыше плеча Джона. — Беглый ниггер Джо, — раздался новый голос снаружи. — Выходи с поднятыми руками. Не советую оказывать сопротивления, ты и твои сообщники окружены. — Они меня заставили, Джо, — проскрипел Бельвас, и Джорах сбил его с ног на землю, чтобы уберечь от пуль, которые засвистели с новой силой. Джон взвел курки, но Джорах сказал: — Нет, Джон, они просто перестреляют нас и все. Это братья Клиганы, я их знаю. — Мы же не можем просто так сдаться! — воскликнул Джон. Джорах не стал с ним спорить, просто выхватил у него один из пистолетов и крикнул: — Да, Сандор, я все понял. Выхожу, не стреляйте. — О, черт возьми, Джо, зачем?! Джорах не ответил — не до того было. Пошел в проем, перешагнув старика, выбросив пистолет наружу, прежде чем выйти самому. Разве потом когда доведется объяснить, что своей жизнью он бы пожертвовал ради свободы ни секунды не сомневаясь. Своей да, но не жизнью Джона.