Никто, кроме тебя

Джорах с трудом поднялся со скамьи для наказаний. Местный конюх, Серый Червь, в обязанности которого входила порка рабов, не привык отлынивать от работы, все делал на совесть. Даже если, как сейчас, наказывать приходилось такую важную птицу, как управляющего поместьем «Драконий Камень». Натянув хлопковую рубаху, не сказав Серому Червю ни слова, Джорах пошел, придерживаясь за стены рукой, чтобы не упасть, во двор, где и опустился прямо на землю, неподалеку от коновязи, чтобы немного передохнуть. Во дворе, несмотря на разгар дня, никого не было — видно домашние прознали, что госпожа велела выпороть «мастера Джо», как рабы Таргариенов называли управляющего, и попрятались, ошеломленные таким небывалым событием. А если подумать, ничего удивительного тут не было. Джорах был рабом, хотя давно уже, еще при старых хозяевах, стал управляющим, когда старый мастер, одряхлев, ушел на покой. Нечасто в наших краях управляющим берут раба, но Джорах и не был простым рабом. Он был мулатом, которого старый хозяин купил еще совсем маленьким, поэтому своих родителей не помнил и в детских воспоминаниях хранил только волшебный образ хозяйки: мягкие белые руки, то и дело гладившие его по голове, печальный взгляд и тонкий аромат неролевых духов, исходивший от ее пышных юбок. Старый хозяин, не отличавшийся любовью к неграм, к нему был снисходителен, и Джорах стал слугой, и, главным образом, товарищем по играм старшему сыну Таргариенов, Рейгару, к несчастью погибшему при странных обстоятельствах, когда ему и, соответственно, Джораху было не больше восемнадцати лет от роду. К тому времени Джо, набравшийся грамоты из книг своего молодого господина, уже служил помощником старого управляющего мастера Дарри, который, видя его усердие, перекладывал на его выносливую спину все больше и больше забот. К тому времени, когда старик собрался на покой, по чести сказать, Джорах управлял всеми делами поместья, следил за слугами и за своевременными работами на плантациях, решал, когда следует купить еще работников, а когда придется и продать кого-то нерадивого или пьющего. И когда кого-то из негров требовалось наказать — решение принимал тоже он, потому что хозяину с хозяйкой до этого вовсе не было никакого дела. Им бы только исправно получать хороший доход с плантаций и пару раз за сезон принять гостей в поместье, да так, чтобы всем хватило и развлечений, и еды. Они и жили-то в основном в Красной Гавани, поближе к морю и городскому обществу. Когда Дарри посоветовал, уходя, поставить Джораха управляющим, старый хозяин только обрадовался экономии — ведь рабу не надобно платить жалования. Горничная госпожи, Мисси, высунула свое миленькое личико из-за кухонной двери и позвала его, вырвав из горестных размышлений. — Мастер Джо, мастер Джо, хозяйка хочет вас видеть. Поднимайтесь-ка к ней наверх. *** Дейенерис уже пожалела о том, что отправила Джораха на конюшню. Хотя, по правде сказать, он заслужил наказание. Будь на ее месте другая, за то, что он сделал, его и вовсе могли бы убить, по крайней мере высекли бы у всех на глазах, у столба, и уж точно разжаловали из управляющих, отправили бы на плантацию простым работником. Но в Драконьем Камне не было столбов для порки. Если какого-нибудь раба следовало наказать, «мастер Джо» обходился скамьей на конюшне, да и доходило до этого крайне редко. Соседка миссис Тиррел утверждала, что управляющий-раб непременно разбалует рабов и разорит хозяев, но Джорах справлялся отлично, по крайней мере в банке «Бейлиш и Компания» её уверяли в том, что финансовые дела семьи идут только в гору. Дейенерис и сама, без уверения посторонних, знала, что никому другому, кроме Джораха, не может доверять так всецело. Девять лет назад, когда от желтой лихорадки умер ее отец и она сама и ее брат Визерис едва не последовали вслед за ним, Джорах ухаживал за ней и братом, пока они выздоравливали, взял на себя все хлопоты по похоронам отца и улаживанию дел с заимодавцами. Тогда пришлось продать часть их огромных владений, но и оставшегося вполне хватало. Их опекунами формально стали дальние родственники во Франции, Визерис, едва оправился, уехал к ним, чтобы получить европейское образование. Джорах стал для Дени настоящей семьей — отцом, братом, лучшим другом. Неужели теперь все это разрушено? — думала Дени со страхом. — Нет, нет, не может этого быть! Несчастье случилось из-за письма Ли Старк, которая жила с семьей на Севере. Дейенерис и Ли были подругами, хотя та была старше. Когда-то у Ли был роман с ее старшим братом Рейгаром, который оборвался вместе с его трагической кончиной. Ли погоревала положенное, потом вышла замуж, уехала и оборвала все связи с прежней жизнью, кроме эпистолярной дружбы с маленькой Дени. Время от времени, не чаще одного раза в пару лет, Ли с мужем приезжала в Королевскую Гавань специально, чтобы повидаться с подругой. Для Дени эти поездки в город были настоящим праздником. Особенно ей нравилось ехать с Джорахом, надевавшим для такого случая парадный жилет и сюртук, словно белый господин, в экипаже по широким улицам Королевской Гавани. — Ты словно принц, а я принцесса! — заявляла Дени своему управляющему. Ее тоже одевали в праздничное белое платье с широкой юбкой и открытыми плечами, словно большую. — Вы так точно принцесса, мисс Дени, — отвечал ей Джорах, смеясь. Но в гостинице Джораха не пускали в господские комнаты. Пока Лианна возилась со своей маленькой подругой, одаривала ее нарядами и книгами, он сидел на низенькой скамеечке у самой двери. — Смотри за ней получше, — строго говорила Ли Джораху, когда приходило время расставания. — Не беспокойтесь, миссис Баратеон, — отвечал он, — не пожалею сил. Ли качала головой, словно не очень-то ему верила. Джорах нанимал для Дени учителей, Джорах научил ее ездить верхом, Джорах рассказывал ей о том, как устроена торговля кофе и хлопком, если ей это бывало интересно. Но все равно, соседи и знакомые считали, что Дейенерис Таргариен выросла дикаркой, потому что лошади и привольная жизнь в поместье нравились ей больше, чем сплетни в городских гостиных, игра в карты и танцы. И вот, это злополучное письмо от Ли. «Дорогая моя Дейенерис, — писала она, — позволь мне, на правах твоего старого друга говорить прямо и без обиняков. Тебе исполнилось восемнадцать, ты уже взрослая, и поймешь меня правильно. Моя жизнь устроена, у меня прекрасные дети и любящий, насколько это возможно после стольких лет супружества, муж. И единственная моя забота, предмет моих тревог — твоя несчастная судьба, моя дорогая. Ты так молода, а я по собственному опыту знаю, сколько соблазнов стоит на пути юной девушки. И ты — одинока. Я знаю, моя милая, что ты ответишь на это, что ты целиком довольна своей жизнью и не хочешь ничего менять. Но, поверь мне как человеку ничего больше в жизни не желающему, как твоего счастья, что совсем скоро перемены придут в твою жизнь сами собой. Так не лучше ли руководить этими переменами, встретить их во всеоружии! Дорогая, я собираюсь приехать в Красную Гавань на Рождество. Со мной будет мой племянник по мужу, Эйгон. Он едва окончил университет, высок, строен и красив, как молодой Роберт когда-то. С нами приедут и пара его университетских приятелей, тоже все из отличных семей с прекрасной репутацией. Я хочу пригласить тебя разделить с нами вакацию, это около месяца. Общение с цветом нашей молодежи может многому тебя научить, моя дорогая. И не думай отказываться! Благослови тебя господь, с любовью, Ли». Дени прочитала это письмо утром, еще сидя в кровати в одной сорочке, и ничего не поняла. Точнее, все слова были понятны, но чувствовалось, что Ли, несмотря на обещание говорить прямо, явно что-то не договаривает. Как всегда в случаях затруднений, она позвала Джораха. Когда он пришел, явно уже успевший проехаться по плантации, где как раз началась подготовка к уборке урожая, одетый, несмотря на утреннюю свежесть, в одну хлопковую рубаху, полотняные брюки и сапоги для верховой езды, Дени, которая как раз завтракала в постели, похлопала по кровати рядом с собой: — Подойди, Джо, — сказала она, — сядь со мной. Мне нужен твой совет. Джорах послушно сел на краешек кровати, подождав, пока горничная Мисси уберет с постели госпожи остатки завтрака. — Вот, — Дени протянула ему письмо Ли, достав его из-под подушки. — Прочти и скажи, что ты думаешь об этом. Джорах осторожно развернул письмо и погрузился в чтение. Дени следила за выражением его лица, пытаясь угадать, что он думает — она забавлялась так частенько, очень радуясь, когда ее догадки были верными. По мере чтения письма Ли, Джорах все больше и больше хмурился, что Дени несколько озадачило, так как сама она ничегошеньки страшного в письме подруги не увидела. — Ну, что ты скажешь? — спросила Дени, заглянув Джораху в глаза, когда он дочитал письмо. Сорочка ее сбилась с плеча, но она не обратила на это внимания. — Скажу, — сказал Джорах хмуро, — что миссис Баратеон задумала выдать вас замуж, Дейенерис. — И в самом деле! — теперь она и сама это увидела ясно, — Но как это смешно, Джорах! Я должна выбрать из этих университетских хлыщей, которых знать не знаю, себе мужа. Что за ерунда! — Дени вырвала письмо Ли из рук Джораха, сунула его под подушку и выскочила из кровати. — Подай-ка мне пеньюар, — сказала она Джораху, схватив расческу и считая разговор о мужьях законченным. Джорах, все еще хмурый, поднялся, взял тонкий шелковый пеньюар, который Мисси аккуратно разложила на кресле, и подошел к Дени сзади. И тут — тут-то это и произошло! Сначала Дени увидела в зеркале, перед которым стояла, его изменившееся, чужое лицо, потом почувствовала у себя на плечах его руки. Она и ахнуть не успела, как он развернул ее к себе, обнял так крепко, что пуговицы его рубахи впились ей в грудь, и поцеловал прямо в губы. Поцелуй ожег ее, выгнал у нее из легких все дыхание, но когда Джорах отпустил руки, Дэни отскочила в сторону, словно дикая кошка. — Что ты сделал! Как ты посмел! — закричала она, не зная за что хвататься: за пеньюар, за грудь, совершенно выбившуюся из сорочки или за губы, горевшие огнем. Джорах, как видно, и сам не понимал, что такое сейчас произошло. — Простите, я не хотел… — пробормотал он. — Простите! На их крики в комнату прибежала Мисси и так и застыла в дверях, увидав как управляющий рухнул перед госпожой на колени, протянул к ней руки. Дейенерис оттолкнула его. — Не желаю тебя видеть! — воскликнула она вне себя. — Не желаю! Ты раб, а я твоя хозяйка, ты забыл об этом? Так вспомни же. Ступай на конюшню сию минуту, пусть накажут тебя, как наказывают нерадивых рабов! Джорах поднялся, не глядя на Дейенерис, и шатаясь, словно пьяный, отправился туда, куда ему было приказано. *** Услышав, что Мисси зовет его к госпоже, Джорах встал и постарался как мог оправить одежду, которая была в полном беспорядке. Он бы предпочел теперь добраться до небольшой комнатки на третьем этаже дома, которую занимал с юных лет, чтобы хоть как-то прийти в себя и решить, что делать дальше. И уж конечно ему почти невозможно было сейчас взглянуть на Дейенерис. Госпожу, она твоя госпожа, чертов ты дурень — ругал он сам себя. Но ослушаться ее он тоже не посмел. Дэни ждала его в гостиной, уже одетая и причесанная, но едва только Джорах глянул ей в лицо, как понял: она расстроена так, что едва не плачет. Он остановился в дверях, словно не решаясь зайти в комнату, где еще недавно чувствовал себя дома. — Тебя наказали? — спросила Дени, сдерживая дрожь в голосе. — Как вы и приказали, госпожа, — ответил он, глядя в пол. Дени провела рукой по губам. Ей казалось, что предательский поцелуй оставил на них нечто вроде клейма или печати. — Я хочу посмотреть, — произнесла она, надеясь увидев результаты наказания, избавиться от страшного чувства, которое охватило ее и которому она не знала названия. Джорах чуть помедлил, но потом стащил рубаху со спины не расстегивая, через голову, и повернулся спиной к Дейенерис. Его смуглая кожа была покрыта грубыми, отвратительно вздувшимися следами порки. У Дейенерис кривились губы, и слезы выступили на глаза, но она понимала, что не должна сейчас расплакаться. Ей было жаль Джо, но больше ей было жаль их дружбы, простоты в их отношениях, которую теперь было не вернуть, это ясно. Больше всего ей хотелось обнять его и расплакаться у него на груди, но именно этого теперь и нельзя было сделать. Ей хотелось омыть его израненную спину и попросить прощения, но так тоже невозможно было поступить. Дэни вздохнула: — Как… как ты себя чувствуешь? — спросила она сдавленным голосом. Он повернулся к ней и только теперь посмотрел прямо в ее лицо. В его темных глазах Дени увидела сожаление и сочувствие. — Со мной все в порядке, хозяйка, — ответил он. — Надеюсь, вы простите мне мою выходку, если не сейчас, то хоть когда-нибудь. — Прощу… уже простила, — поспешила заверить его Дени. От ее внимания не укрылось, что теперь он называет ее хозяйкой и госпожой, как остальные рабы, а не так, как раньше — мисс Дени или даже просто Дейенерис. Так теперь будет всегда, — подумала Дени, — так надо, но как же жаль, как жаль! — Я простила тебя, Джо, — снова сказала она. — Ничего подобного больше не повторится, ведь так? И твоя спина заживет, и мы снова будем друзьями. Иди пока к себе, тебе нужно отдохнуть. Джорах не перебивал ее, пока она говорила, и ничего не ответил, когда она закончила. Только кивнул, повернулся и пошел в свою комнату, так и не натянув рубаху на свои широкие плечи.