***
— Как твое самочувствие, Ранделл? Я снова находился в кабинете мадам Милады. Последний раз был у нее полторы или две недели назад. Но после сегодняшней ночи мне пришлось попросить ее о более частых встречах. Она, конечно же, не отказала. — Отвратительно. Снова ее плавные движения — и очередная пометка оставлена на листе. — Это связано с паническим состоянием? Хочешь поговорить об этом? Я неопределенно пожал плечами. Мои руки были спрятаны в глубокие карманы толстовки, капюшон который спасительно закрывал глаза. — Не знаю. Все так навалилось, понимаете. Мне кажется, стоит хоть чуть-чуть выйти на тропу исцеления, допустить хоть малейшую мысль о скором освобождении, как сразу же бьет под дых, да с такой силой, что все предыдущие разы кажутся сущим пустяком. — Снова кошмары? Я тихо угукнул. Мне нравилось находиться рядом с Миладой. Проблемы никуда не исчезали, но ее спокойствие и нежность вызывали чувство безопасности. — Расскажешь? На секунду вернулся в сегодняшний кошмар. Я ощутил его прикосновения. Его шумное дыхание на своей коже. Грязный. — Ранделл? Если ты не готов и тем более не желаешь говорить об этом, я не настаиваю. Тело напряглось уже в знакомой манере. — Не хочу. — Хорошо. Как тебе сегодняшняя погода?***
Ночь. Кромешная тьма. Безвыходный страх. Горячий душ. Снова. Снова. И снова. Такими темпами моя кожа никогда не заживет. Она выглядела так, словно я облил ее кипятком а после хорошенько прошелся наждачной бумагой. Хотя, по сути, так оно и было. Дни тянулись. — Ранделл? Что произошло? Ты уже вторые сутки отказываешься от еды. — Все в порядке отец. Просто на улице очень жарко. Ложь. Наглая. Мерзкая ложь. Ночи повторялись. Сегодня меня, наконец, стошнило. Было вдвойне неприятно, если учесть, что я практически ничего не ел. Именно в эту ночь я избавился от этого отвратительного геля. Кожа вовсе перестала регенерировать. Ослабленный организм давал сбой. Мысль, что я уничтожаю себя доводила до горячих слез. Но я ничего не мог поделать. Я не мог есть, не мог нормально спать, я не мог нормально жить. Практически каждая минута моей бесполезной жизни была просвещена мыслям о нём. И только в кабинете мадам Милады я ощущал себя живым. Там я все чаще и чаще прятался от тошнотворных мыслей. А мадам… Мадам, конечно же, все понимала. А я и не пытался оправдать свои нездоровые рвения к сеансам. — Хочешь поговорить о том, что тебя тревожит? — Сегодня чудесная погода, правда, Мадам? Я закрылся даже от нее. Не хочу отравлять собой настолько прекрасного оборотня. Она давно заметила это. Но сеансы не остановила. Я возвращался к ней за спокойствием. Отдушиной. Теплом и нежностью. И меня все устраивало.***
— Чё киснешь сидишь, Ангел? Меня ощутимо толкнули в бок, оборвали поток несвязных мыслей. Раздался щелчок открывшейся банки газировки, и совсем рядом уселся Билл, конечно же, не забывая расставить ноги как можно шире. Я рад был этой встрече. Снова на «нашем» озере. К сожалению, мы виделись с ним не так часто, как в первые дни нашего знакомства. Но ни я, ни он не озвучивали это вслух. — Будешь? Я отрицательно покачал головой. Бездумно уставился в ночную даль. — Хреново выглядишь. Я это еще в прошлый раз заметил. Но сейчас прям вообще капец. — Благодарю. Билл хмыкнул, но не ответил. Громко отпил напиток и снова повернулся ко мне. Он молчал. — Твое отношение ко мне поменялось. Почему? — я посмотрел на него в ответ, попытался в темноте уловить изменившиеся черты. — Поначалу я думал, что это связано с тем, что ты разлюбил меня. Но сейчас, создается ощущение, что… Это что-то другое. Билл снова отпил. Кажется, его ничуть не смутила такая резкая смена темы. — Оч странный вопрос с твоей стороны, знаешь ли, — его обвиняющий тон ввел в ступор. — Я спиздану, если скажу, что полностью разлюбил тебя. Он показательно громко вздохнул и поднял голову к небу. — Просто держу расстояние. Типа, знаешь, уважаю чужие личные границы. А то неправильно это все, — он махнул рукой. В лицо ударил прохладный порыв воздуха. — Ты и сам это все понимаешь. — Нет. Не понимаю. — Прикалываешься? — Каким образом? Тему личных границ мы с тобой закрыли еще на второй день нашего знакомства. Я правда не понимаю, с чего вдруг ты так отстранился. Да, может, разлюбил, но это вовсе не повод относится ко мне как к простому приятелю. Обида обожгла сердце. Я пытался совладать с эмоциями. Не получалось. Билл развернулся ко мне. Он всматривался долго, пристально. Его глаза выражали искреннее непонимание, впрочем, как и мои. — Ангел, я не хочу переступать черту, — его голос стал предельно серьезным. — Она останавливает меня. Как только я почувствовал ее, то сразу все понял. — Ч-что? — в горле пересохло. — Ты нашел себе девушку? — Что же ты такой несообразительный сегодня, — он фыркнул и щелкнул у меня перед глазами. — Метка, Ангел. Типа, ты же помечен другим. Я не могу дать тебе что-то большее. И тут внутри что-то треснуло, оборвалось. Мир вокруг завертелся. Почернел сильнее. Метка. Он может ее ощущать. Слезы не покатились из глаз. Но тело задрожало, горло сдавили сдерживаемые рыдания. Значит и все другие тоже ее чувствовали. Безумное отчаяние поглотило меня полностью. Мадам Милада… Отец…. Охрана… Слуги… Все они… Знают, что я — использованный. Грязный. Без чести. Омерзительный. Меня затошнило. Если я сейчас не возьму себя в руки, это никогда не закончится. — Ангел? Ты слышишь меня? Перед глазами замаячил обеспокоенный Билл. Он положил свои ладони мне на плечи, сжал их. — Бля, Ранди? Я видел его руки. Они сжали меня. По собственнически. Я больше не смел принадлежать даже себе. Я только его. Полностью и без остатка. Нет. Нет. Нет Стало адски жарко, настолько, что в глазах все поплыло. Живот скрутило. Соберись, Ранделл. Я могу это контролировать. Все в порядке. Это не конец света. Выдох на раз-два-три-четыре-пять. Через несколько мучительных минут я сумел взять себя в руки. Тошнота прошла, сердце потихоньку отпустило, оно выровняло свой ритм. Я увидел перед собой золотые глаза друга. Тело перестала бить дрожь. И, кажется, это была моя первая победа. Я сумел справиться с атакой за считанные минуты. Первый просвет за долгое время.***
— Я должен найти способ от нее избавиться. Мои щиколотки лобзали крохотные волны озера. Прохладная вода приятно касалась кожи, полностью отрезвляя помутневший рассудок. — Стоп-стоп-стоп. Билл, сидевший позади меня на песке, перевалился в бок так, чтобы я мог его видеть. — Я вот прям вообще, совсем нихуя не понимаю, — он двумя руками вцепился в волосы. Скорее больше для наигранности. — А теперь сначала, и как можно подробнее. Черт. Тяжелый вздох сорвался с моих губ. Я очень, очень сильно не хотел кому-то рассказывать о том, что произошло. Но, видит Луна, Билл невольно стал свидетелем последствий прошлого месяца, и, я уверен, эту ситуацию он просто так не оставит. Стоит только вспомнить его взволнованные и одновременно перепуганные глаза, мне сразу становится понятно — он определенно точно потребует объяснений. — Слушай… — я кончиками пальцев помешал воду, разгоняя ту, что успела нагреться. Мы же с ним близки. Даже очень. Ему можно довериться, ведь так? Если расскажешь, он поймет, что ты использованный, и больше не захочет иметь с тобой дело. — Н-не было никакого лагеря. Грязная шлюха. Внутренний голос заставил подавиться от такого грубого заявления. Какого черта я вообще его слушаю. Я проигнорировал все последующие комментарии, касательно всех событий и возможных вариаций реакции Билла на мой рассказ. Местами было тяжело, что-то пришлось откопать из недр сознания, что-то так и не удалось вспомнить. Но я принял это решение и последовал ему. Я нашел в себе силы посвятить еще одного человека в подробности тех недель. Это невероятно тяжелый, но сильный шаг. Билл молчал. Он не говорил ничего. Его голова была опущена, а тело и вовсе не двигалось. Он замер, подобно статуе, которую освещал бледный свет далеких фонарей. За облаками показался тонкий новорожденный серп луны, его тут же снова поглотила тьма туч. Поднялся ветер, сверчки стихли. Мурашки охватили тело, и я поспешил покинуть воду, усаживаясь рядом с Биллом. — Слушай, ты вовсе не обязан что-либо говорить, — я приобнял себя за плечи. — Просто спасибо, что выслушал. Я совру, если скажу, что не испытывал тревогу. Еще как. Я боялся, что Билл отвернется от меня. Скажет, насколько я жалок, раз не сумел себя защитить. Скажет, для чего мне, такому слабаку, достались такие силы, ведь я даже не сумел ими воспользоваться. Скажет, в конце концов, что я испорченный. Молчание затягивалось. Мне стало очень неуютно, в груди зародилось чувство вины. Зачем я ему рассказал?.. И наконец, спустя долгое время, которое было наполнено моими сомнениями, Билл поднялся. Его тело было напряжено подобно гитарной струне. Тишину прохладной ночи нарушил его до жути озлобленный голос: — Я убью его.