Атланты держат небо. Мафия — все остальное.

      — Каблуки — явно не твоё, — как только я подошла к пабу, то услышала голос Тома из-за угла.       На этот раз он меня не напугал, я в какой-то степени даже уже сумела привыкнуть к его таким внезапным, но долго ожидаемым мною появлениям. От его слов вновь какая-то лёгкая обида затаилась внутри. А чего я от него ожидала? Что он кинется на меня с объятиями и поцелуями, говоря о том, как соскучился за последние два дня? Конечно, всего этого хочется до дрожи, но Том не похож на стандартного романтичного парня, которому не чужды стихи и сопливые песни. Глупо было бы предполагать, что такое поведение мужчины можно объяснить банальной обидой на весь женский пол за боль, которую ему однажды могла причинить какая-нибудь дамочка. Дело, скорее, в том, что у него просто такой характер, такой темперамент — немного холодный, но в то же время манящий по-своему. Том доверяет мне, а это наверняка и есть его личный знак хорошего отношения. По крайней мере, мне хочется так думать, от этого в душе разливается приятное и слегка дурманящее тепло.       Но мужчина в какой-то степени прав: каблуки и правда мне не подходят, я абсолютно не умею ходить на таких высоченных шпильках, которые носит Клара, мне всегда по душе была обувь на плоской подошве: в ней удобно бегать и прыгать по крышам, хоть это и было много лет назад, а любовь к такому виду обуви не прошла, но чего не сделаешь ради нашего с Томом дела? И с каких это пор дела у нас стали общими? Кажется, я слишком сильно этим увлеклась.       — Стоишь здесь и смотришь, чтобы никто подозрительный не болтался поблизости, — вновь заговорил Том сразу, как только я открыла дверь паба. — Если что — дай знать, поняла? Я буду через пару минут.       Я лишь молча киваю в ответ, и мужчина, сильно затянувшись недавно закуренной сигаретой, подносит её к моему рту. Подмигнув, Том скрылся за дверью бара, оставляя меня стоять здесь, словно вкопанную на метр в землю каменную статую. Фильтр сигареты немного влажный, и я чувствую, приглушённый горьким дымом лёгкий фруктовый аромат жвачки. Думаю, что именно так пахнет его поцелуй. По телу вновь пробежали такие знакомые мурашки, и тепло распространилось по коже, согревая, хотя на улице довольно прохладно и ветерок заставляет поёжиться, как только пробегает по ногам, облачённым в тонкие колготки телесного цвета. Я уже устала обманывать саму себя тем, что не признаю своих чувств к Тому — сейчас я явно возбуждена мыслями о нём и его поцелуе, о запахе его оголенного тела, в красоте которого я не сомневаюсь. Я не считаю этот зазорным, возбуждение — вполне нормальное явление, когда между людьми есть взаимные чувства, хотя я не могу наверняка знать, испытывает ли ко мне Том хоть что-то немного похожее. От воспоминаний его горячих шершавых губ я веду плечами, словно скидывая некий невидимый груз. Нужно сосредоточиться на данном мне задании, будет очень странно, если я провалю такую простейшую задачу.       Не успела я погрузить в свои постыдные грёзы, как в дверях показался довольный Том с зелёным инкассаторским мешком наперевес. От мысли, что в нём те самые деньги, мне становится тошно. Теперь нам точно конец, уже представляю лица бандитов, когда они сунутся в сейф, а в нём лишь ветер гуляет. Кажется, что даже придаёт некие нотки экстрима охватившему меня возбуждению.       — Как? — единственное, что я смогла произнести, всё так же неотрывно смотря на тёмно-зелёную ткань набитого до отказа мешка.       — Высокие технологии, — с сарказмом ответил Том и улыбнулся; на этот раз его улыбка мне не кажется такой фальшивой, как раньше, скорее, самой настоящей — он наслаждается своей победой, хотя, признаться честно, она досталась ему подозрительно легко. — Всё, нужно валить отсюда.       Мужчина, схватив меня за руку, куда-то тащит, а мне и не хочется сопротивляться, впрочем, как и всегда, когда я с ним рядом. Я не могу поверить, ведь поначалу план Тома мне казался слишком сложным и несбыточным, я думала, что он один раз сунется к сейфу, и, поняв, что дело слишком сильно пахнет жареным, больше не станет пробовать. Только вот что бы он делал, не встреть он того, у кого есть ключ от паба? Только сейчас меня осенило: Том неоднократно говорил, что всё про всех знает, а значит, он накопал информацию о нужных ему людях ещё задолго до того, как приступил непосредственно к осуществлению задуманного. Я резко остановилась и впервые позволяю слезам потечь по моим щекам прямо перед мужчиной, что от неожиданности чуть дернулся назад, когда я замерла на месте.       — Ты манипулировал мной ради своей выгоды, — тихим и дрожащим голосом констатировала я, продолжая всё так же реветь, как малолетняя школьница. — Так ведь?       — Поздно до тебя дошло, — усмехнулся Том в ответ. — Тогда толку от тебя теперь нет. Я даю тебе время уйти, желательно вообще уезжай из города и лучше в другую страну.       — Меня же убьют, — расплакавшись ещё сильнее, я еле смогла выдавить из себя слова. — Я думала, что ты…       — Я что? Что я влюбился в тебя? — снова мужчина насмехается надо мной, так же, как и прежде, надменно глядя с высоты своего роста. — Думаешь, что прошлый раз что-то значит? Это всего лишь инстинкт при виде женского тела в одном белье и не более того. Ты уже не маленькая, должна была все понять. Да, тогда я хотел трахнуть тебя прямо на спящем голом теле твоей опекунши, да не стал — пожалел тебя, а то влюбилась бы окончательно.       — Ты всё знал и молчал? — я понимала, что дальше разговор вести бесполезно и я должна была раньше обо всём догадаться, поэтому, вытерев слезы меховым рукавом куртки Даллас, я пытаюсь как можно скорее вернуться в состояния спокойствия, что я ощущала несколькими минутами ранее; слезами делу уже не поможешь.       В это время Том лишь молча развернулся и быстрым шагом удалился, скрываясь в плотном, густом тумане раннего утра, а я осталась стоять здесь одна, со связкой ключей и ярко-оранжевым брелком в руках, и, кажется, разбитым вдребезги сердцем. Никогда и подумать не могла, что когда-нибудь прокручу эту пафосную фразу о любви и сердце у себя в голове. Пора признаться себе уже во всем: я не только желала Тома как мужчину, но и успела крепко, окончательно и бесповоротно влюбиться. Теперь я на собственной шкуре убедилась, что чувства действительно застилают пеленой ясный взгляд и всё кажется таким безоблачным и тёплым, а на деле за этой ложью нередко бывает скрыта обжигающе-холодная тайна. Я не знаю, почему именно сейчас мои глаза открылись и я смогла увидеть правду, но это, наверное, к лучшему, потому что неизвестно, какую роль я должна была играть дальше в планах этого мужчины. Возможно, сейчас он вёл меня куда-нибудь в самые трущобы, чтобы убить, как ненужного свидетеля? Он так легко манипулирует людьми, хотя такими наивными дурочками, как я, манипулировать сможет любой человек, хоть немного разбирающийся в других.       — Мне всё равно, — тихо проговорила я сама себе, направляясь домой и шаркая ногами по уличной брусчатке.       Мне ничего уже не остается, кроме как вернуться к Даллас. Но что нам теперь делать? Как только мы попытаемся уехать из города, то нас сразу же поймают на границе и поинтересуются, почему это за столько лет мы решили покинуть это место. Пока мы доберемся до границы штата, то уже вся округа будет знать, что сейф пуст, и тогда нас точно обвинят в краже, что сделают с нами — только один бог знает, что в голове у серьёзных ребят, чей общак я помогла вынести в неизвестном направлении.       Тем не менее умирать я не хочу и не собираюсь, поэтому лучшим решением будет попробовать сбежать нам вместе с Кларой, денег на её банковском счёту вполне хватит, чтобы купить квартиру где-нибудь в центре Нью-Йорка, где никто не посмеет нас тронуть, либо какой-нибудь уютный домик глубоко в лесу, где никто до нас не сможет добраться, только вот я почему-то уверена: ничто не остановит этих ребят, когда они в гневе. Жаль только, что пострадает ни в чём не повинная Даллас, в своих же бедах виновата только я. Нужно было слушать свой внутренний голос, когда он чуть ли не кричал о том, что я собираюсь влезть в дела, в которых мне никогда не было и не будет места. Я не того полёта птица, я никогда не ощущала себя преступницей, а говорят, что с этим нужно родиться, что быть убийцей или вором: это не профессия, а призвание, целая наука о том, как обманывать людей.