Без тебя холодно

За кулисами музыка из колонок кажется слишком громкой, много людей пробегают мимо, что-то переносят, кого-то зовут, что добавляет к волнению ещё и раздражение. Это не первый концерт для Юнги, но в этот раз шанс как-то пробиться, вылезти наконец из долгов высок, как никогда. И подобную возможность он упускать не собирается. Только не опять. Но так просто не бывает. Что-то должно случиться, Юнги чувствует это десятым чувством, левой пяткой, если хотите. Это что-то маячит неизвестностью и только добавляет нервозности. Невозможно успокоиться, и, как на зло, Намджуна с Хосоком до сих пор нет, ещё не закончили подготовку к выступлению. Болят глаза, как результат плохого сна ночью на протяжении нескольких дней, если не недель. С этими волнениями и бессонницей Юнги совсем потерял счёт времени. Группа на сцене хороша. Слаженная хореография и яркие костюмы. Песня такая, что застревает в голове на долгое время и её хочешь не хочешь, но скачаешь, хотя бы для того, чтобы послушать раз семьдесят, чтобы она отвязалась от тебя навсегда. А у них другой концепт. Так как их трио уверенно, что песни должны цеплять не только навязчивой мелодией, но и смыслом. Не каким-нибудь, а более глубоким, дающим пищу для размышлений. Только современному поколению это не нужно. Им лишь бы в клубе попрыгать, а о чём там и про что, дело двенадцатое. — Х-хён, — Мин чувствует, как опустившаяся на плечо рука дрожит и болезненно сжимает. — Хён, мне холодно… Дрожь человека за спиной усиливается, Юнги ощущает через футболку, как пальцы вцепились в плечо сильнее. Он не знает, готов ли к встрече. Обиды не забыты, воспоминания всё также живы и ярки, но стены, кропотливо выстраиваемые и казавшиеся, если не неприступными, то хотя бы достаточно прочными, рушатся на глазах. Рэпер думает, что метафора ужасно заезженная и глупая, и что при восстановлении этих самых стен ему придётся много поработать и учесть прошлые ошибки. И он не уверен, хватит ли сил и нервов. Оборачиваясь, Юнги морально подготавливается, успевает глубоко вздохнуть, но не настолько, чтоб было слишком заметно, очень быстро просчитать от одного до десяти и вернуть контроль над эмоциями, но… Хорошо, к такому он точно не был готов. Возможно, усмешка и черти превосходства во взгляде. Может, сожаление или, что ещё хуже, жалость и невесёлая улыбка. Тогда да, Юнги бы понял. Но это… сложно. За сценой полумрак, но глаза напротив неестественно блестят. Губа дрожит, и, похоже, стучат зубы. Чонгук… И кто бы мог подумать, Мин Юнги, человека, известного своей скупостью на эмоции, в этот момент они просто переполняют. Мысленный тренинг за пару секунд оказывается бесполезным, а месяцы самовнушения и запирания мыслей на замок улетели коту под хвост. Юнги не справляется. — Х-хён, мне холодно. Пожалуйста… Хён. И это было бы даже страшно. Юнги смотрит в эти глаза и не совсем понимает, что делает, когда дёргается, сбрасывая чужую руку и отступая на полшага. Чонгука он ненавидит. Должен ненавидеть, что бы там раньше не было. И как бы бешено не стучало сердце. Подобное так просто не прощается. — Надо же, кто спустился до простых смертных. Что, уже надоели деньги, известность и толпы фанаточек? — Загнанные в угол животные начинают атаковать. Юнги чувствует себя сейчас как раз таким загнанным зверем. Он боится. И лучшая защита — это нападение, ведь так? — Хён, н-нет. Без тебя… Юнги вообще-то не хотел этого говорить. Но собственная слабость раздражает, после вечных тренировок и бессонных ночей всё тело болит, а напряжение, скопившееся за эти дни, наконец находит выход. Слова с языка срываются сами. Хвалёный самоконтроль даёт трещину и разлетается на атомы. Внешний, имеется ввиду. Внутри у Юнги уже давно штормы и ураганы, цунами накрывают города, а молния разрезает пространство фиолетовыми копьями, отзываясь почти сразу же яростным громом. Внутри поднимается злоба. На Чонгука, на себя, за беспомощность и уязвимость перед ним, на судьбу, сложившуюся так откровенно дерьмово. Чону он не верит, не желает верить. Хочется сбежать подальше и спрятаться где-нибудь. Как в детстве: не вижу, значит нет. Юнги нифига не взрослый. Поэтому быстрее, в домик, где нет проблем. От него и от себя, особенно от себя. Эмоции зашкаливают, парень к такому не привык. Хочется ударить, просто чтобы у Чонгука было также. Чтобы также болело и рушилось, чтобы также разрывалось на мелкие кусочки. Чтобы вся работа резко становилась бесполезной, жизнь катилась в пропасть, денег не хватало, а тебя не ставили ни во что, даже если голову разобьёшь. Чтобы не было у него всё так идеально, чёрт возьми! — Да иди ты, Чон Чонгук! Юнги отталкивает его, быстро проходя мимо. Замечает краем глаза, чувствуя укол совести и волнения, что жалобно смотрящий на него Чонгук падает, заваливаясь на бок. Мин думает, что это не его дело и даёт себе мысленный подзатыльник. То ли за слабость, то ли за безразличие. Дверь громко хлопает, Юнги влетает в старенькую гримёрку, чуть ли не рыча. Бесит, откровенно раздражает, до ярости, до необдуманных поступков, вроде желания сбить костяшки о стену или разбить лицо Намджуна, забежавшего в комнату следом, ударом в челюсть и не только. Юнги проклинает Чонгука, компанию, себя, свои эмоции, свои воспоминания, свои глупые и слишком сильные чувства, не исчезнувшие, даже немного не угасшие. Скорее разгоревшиеся ещё больше, за всё теми же, вновь разрушенными до основания, стенами. — За что ты с ним так, — как быстро новости разносятся. Намджун напротив тоже напряжённый, сжимающий кулаки, хватающий за плечи Юнги, пытаясь остудить и не дать снести стоящий у стены обшарпанный диван. И он бы точно наорал на Мина, высказывая всё, что думает о нём и его загонах, не будь тот хёном, а сам Намджун достаточно вежливым и дофига понимающим. — За что?! Да хотя бы за то, что из-за него у меня вся жизнь псу под хвост пошла! Восемь, восемь грёбаных лет, Намджун, ты понимаешь? — Юнги скидывает чужие руки с плеч, даже не замечая, продолжает активно жестикулировать. — Восемь лет я вкалывал, как собака, а в результате меня просто продали другому агентству, заменив им! И сейчас они гребут деньги, они популярны, а у нас еле хватает на рамён и куча долгов. Почему? Намджун, объясни хоть ты мне, почему после столького меня выкинули, как хлам, а он стоит сейчас на сцене и взрывает чарты. — Да, именно за то, что его заменили Чонгуком, за то, что лишился всего. Не из-за того, что рядом с ним заходится сердце, а воздуха становится катастрофически мало. — Там должен быть я, а не… — Хватит, хён, — удар не то, чтобы сильный, но его достаточно для того, чтобы Юнги заткнулся и опустил руки, потирая бок и зло поглядывая на Намджуна. — Достаточно. Перестань истерить и разберись уже в себе и с Чонгуком. Мин шипит и сдавленно матерится, но не прислушаться к чужим словам не может. Раздражение никуда не уходит, но совесть и здравый смысл запоздало срабатывают, нашёптывая о том, что Намджун, вообще-то, как всегда прав, психолог хренов, но… Сформулировать до конца мысль он не успевает, так как чужой кулак бьёт больно и точно. Скорее всего, останется синяк. — Ублюдок! Ты хоть представляешь, что ему пришлось пережить?! Ворвавшийся в гримёрку Тэхён и с размаху ударивший Юнги в челюсть, сейчас вырывается из хватки, удерживавшего его, Намджуна. Юнги видит взъерошенного и агрессивно настроенного парня и невольно усмехается. Как за их золотого Чонгука все волнуются. Вон даже Тэхён сразу принёсся. Только Чимина не хватает. Просто очаровательно. — Конечно, не представляю. Куда уж мне, что ты. Язвительный ответ не заставляет себя ждать, Юнги просто выходит из гримёрки, оставляя всё ещё злющего Тэхёна и растерянного Намджуна. Становиться как-то легче. Силы иссякли, оставив только горечь на языке и в душе, подбешивающую усталость и желание на всё плюнуть и свалить домой. Серые стены коридора ничуть не помогают. Юнги усмехается. За год ничего не изменилось. Стоило один раз увидеть Чонгука и всё. Пришли к тому, с чего начали. Стареешь, Мин Шуга. Пора что-то с этим делать. А сейчас время возвращается, скоро их выход. Мысли можно оставить и на потом, всё же абстрагироваться у Юнги всегда неплохо получалось.