Give me a chance

После того, как профессор Ким покинул дом вместе с Чимином, Чонгук бережно подхватил Юнги на руки и уложил на диван в гостиной. Блондин был без сознания, его лицо было бледным и прозрачным, а тело отдавало синевой. Гуку казалось, что из парня медленно ускользает жизнь. Поднеся ему к носу ладонь, Чон убедился, что Мин хоть и слабо, но дышал. Пометавшись по комнатам в поисках аптечки, он вновь подбежал к неподвижному телу. Быстро сняв с себя рубашку и соорудив из неё небольшой валик, Гук подложил его под голову Юнги, слегка запрокинув её и повернув вбок. Согнув его ноги в коленях, Чонгук разорвал на нём футболку, обнажив раны: кровь продолжала струиться тонкими полосками, окропляя поверхность дивана. Они были не очень глубокими, но их было так много, и они наверняка причиняли Юнги боль. Гук старался подавить в себе подкатывающую истерику и панику, пытаясь сохранить спокойствие. Полностью сконцентрировавшись на оказании первой помощи, он начал аккуратно обрабатывать порезы дрожащими пальцами, поливая их тщательно перекисью и промокая тампонами. Чонгук боялся ещё больше навредить своими неумелыми движениями, но потеря крови была более опасной, поэтому он мысленно молился о том, что бы всё было хорошо, и он мог спасти дорогого ему человека. Наложив давящую повязку на грудь, Чон стал вытирать засохшую кровь с тела Юнги. По щекам лились слезы, сердце стонало от боли и заходилось в кошмаре. Разве этого он хотел для Юнги? Почему не успел? Зачем только признался ему в своих чувствах? Если бы они продолжали оставаться друзьями, то сейчас Гуку не пришлось бы видеть Мина в таком состоянии, он мог быть рядом и защитить. — Не плачь, — пробормотал внезапно Юнги, не открывая глаза, — я чувствую твои слёзы на своем животе, прекрати. Чон, не веря своим ушам, приблизился вплотную и склонился к его лицу, утирая слезинки. — Юнги, ты очнулся… — прошептал в губы. — Я так за тебя испугался… Мин невнятно что-то промычал, отодвинулся и оттолкнул Чонгука от себя. Стараясь подняться с дивана, Юнги оглядывался в поисках Чимина. — Где Чимин? Куда он делся? — взволнованно спросил он , нервно озираясь по сторонам. — Тшш, Юнги, успокойся, — Чонгук пытался уложить Мина вновь на диван, — профессор Ким увёл его отсюда, ты в безопасности, всё хорошо. Юнги замолчал и, поддавшись действиям Чона, лёг на диван, ощущая руки парня на своем теле. Он уже отвык от этих горячих прикосновений, от нежных поглаживаний и тёплого дыхания на своей коже. Ему было приятно и неловко одновременно, он вообще чувствовал себя странно. У Мина была куча вопросов в голове: что здесь случилось, как Чимин смог его загипнотизировать, как Гук здесь оказался, что делает, почему остался… Но ему не хотелось сейчас озвучивать всё то, что его беспокоило, он просто наслаждался присутствием Чона рядом, его заботой и теплотой. На несколько минут он совсем забыл о том, что случилось и что должно произойти в дальнейшем… — Чонгук, тебе нужно уйти, — выдохнул Юнги, устремляя свой взгляд в потолок. Мин заёрзал по дивану в попытках принять удобное положение, шрамы на спине давали знать о себе, причиняя боль и дискомфорт: парень перевернулся на бок и улегся, подложив под щёку ладони. — Я не уйду, не прогоняй меня, — ответил Гук, приближаясь к Юнги и заглядывая в глаза. — Я останусь с тобой. — Я не хочу, чтобы ты был здесь и видел всё это. Оставь меня одного, — процедил сквозь зубы Юнги, вновь уводя взгляд от чёрных глубоких глаз Чона. Мина разрывали противоречивые чувства: с одной стороны, он был рад нахождению Гука рядом и хотел, чтобы тот остался, но с другой, зная о его чувствах, боялся дать ложную надежду. Юнги чувствовал себя спокойно, боль в голове, спине и на груди не была столь сильной, как раньше, и он, как бы не хотел этого признавать, но чувствовал, что это связано с Чоном. Его прикосновения, голос дарили умиротворение и действовали лучше любого обезболивающего. Мину хотелось побыть эгоистом, обнять Чонгука, прикоснуться к нему, и не думать о том, что будет дальше и как воспримет это бывший любовник. Но Чонгук был совсем не тем человеком, которого хотелось лишать человеческого счастья, даже если это самое счастье он видел в самом Юнги. — Нет. Я тебя не оставлю, — Чонгук погладил белые волосы, всматриваясь пристально в любимые черты лица. Он понимал, что нахождение здесь, рядом с Мином, увы, ничего не значит для блондина. Но он хотел облегчить его страдания, и где-то на подсознательном уровне чувствовал, что должен быть именно здесь. Юнги шумно выдохнул, потёр виски, чувствуя, что готов пойти на поводу Гука и своих желаний: — Хорошо, оставайся, если хочешь, но это ничего не значит. Для нас с тобой… Чонгук улыбнулся и помог Мину опуститься на ковёр рядом с собой. Юнги прислонился к тёплому телу и, прикрывая глаза, прошептал, что ему нужно немного поспать. Чон мягко обвил талию Мина и, притянув к себе, бережно прижал к своей груди. Ему столько дней не хватало этих прикосновений, этого ощущения прохладной кожи под своими пальцами, этого запаха кожи и волос. Чонгук, не отрываясь, смотрел на то, как Юнги засыпал, на то, как подрагивали его ресницы и губы, как хмурилось его лицо, вероятно, от боли или плохих сновидений. Он осторожно водил пальцами по бледному лицу парня, выводя узоры, понятные лишь ему самому, наслаждался тем, что Юнги был рядом. Чонгук готов был всё отдать, что имеет, ради того, чтобы Юнги всегда засыпал и просыпался в его руках. Он и отдаст, если Юнги согласится принять. Юнги отогревался. Ему снились хорошие сны, сны где была его мама. Они гуляли по лесу, держась за руки, несли по букету цветов. Юнги широко улыбался, шагая по тропке, и показывал маме забавные и смешные фигурки из пальцев. Кажется, ему было шесть. Мама смеялась и гладила маленького Юнги, трепля его за щёчки, и оставляя поцелуй на маленьком носике. Картинка сменилась. Вот уже подросший Юнги подрался с каким-то мальчишкой из класса. Он не плакал совсем, а лишь удивлялся, как ему удалось так сильно ударить парнишку, всего лишь толкнув того ладошкой в грудь. Тогда мама забрала своего сына из школы и решила давать ему образование на дому. Юнги было восемь. Картинка поменялась вновь. Холодный дождливый день, за окном - гроза и ветер. Юнги сразу узнал этот день - день, когда мамы не стало. Перед глазами встало изображение того, как ей вонзили кинжал прямо в сердце. На глазах десятилетнего Мина. Юнги резко открыл глаза и судорожно стал хватать воздух ртом, задыхаясь. Неприятное чувство пустоты и потери внезапно охватило его. Он резко выгнулся в руках Чона и стал вырываться, издавая отчаянные звуки, больше похожие на всхлипы и стоны. Он метался в кольце тёплых рук, но Гук старался его не отпускать, крепче сжимая в объятиях. — Юнги, я с тобой, — мягко проговорил Чонгук, — посмотри на меня. Я здесь, всё в порядке, я рядом, — его голос был бархатным и волнующим, его хотелось слушать вновь и вновь, идти на него и повиноваться. Юнги находился в какой-то прострации, не ощущая ничего вокруг: он часто моргал, пытался понять, где находится, вертел головой и слышал лишь успокаивающий тембр Чонгука. Чон обнимал крепче и не выпускал, нашептывая ласковые и убаюкивающие слова, пока Мин вновь не уткнулся в грудь носом, обмякая в сильных руках.       

***

Чонгук не заметил, как сам провалился в крепкий сон, пока успокаивал Юнги. Даже в своих снах Гук видел его, вновь наслаждался их совместным полётом, любовался огромными крыльями, чувствовал под пальцами пушистые перья, словно эти видения были вполне реальными. Но даже во сне Чон чувствовал, что это всего лишь прокручивание в его мозгу приятных моментов рядом с Мином, тех самых, где они были счастливы друг с другом. Хотя… А был ли счастлив Юнги? Чон крепче сжимал его руками и совсем не хотел просыпаться. Он не желал уходить из мира своих сновидений, где Юнги сам дарил тепло, заботу и ласку, сам отдавал то, что, казалось бы, не мог дать в реальности. Но как бы Чонгук не желал оставаться подольше в таком положении и не лишаться ответных объятий Юнги, ему пришлось открыть глаза и вырваться из своих сновидений. Он словно почувствовал, что время пришло: Мин начал ворочаться и тихонько стонать, руками сжимая плечи Чонгука. Чон аккуратно расцепил жёсткую хватку пальцев Юнги и приподнялся с пола вместе с холодным телом парня. Приняв сидячее положение, Гук усадил Мина к себе на колени и стал поглаживать подушечками пальцев того по щеке. Юнги стал медленно приходить в себя и прислонился лбом ко лбу Чонгука. Тот видел стеклянный взгляд Мина: распахнутые широко глаза не выражали ничего, кроме отчаяния и боли, его губы были приоткрыты, с них безмолвными звуками срывались тихие стоны, а сам он стал заходиться в мелкой дрожи, охватившей всё его тело. Гук заглянул за спину блондина и ужаснулся: кожа разошлась на месте двух шрамов, обнажая ткани и мышцы, и теперь свисала вокруг раскрытых ран парня. Из отверстий бурным потоком хлыстала сверкающая алая кровь, а Юнги начал кричать, отстраняясь от Чона и перекатываясь на пол, поджимая руками коленки. Чонгуку стало страшно: неужели всё начнётся сейчас? Неужели для Юнги пришло его время? Юнги схватился за голову и громко завыл, сильно сжал виски, стискивая челюсть и пытаясь унять свою резкую боль, стучавшую внутри его черепа. Он весь покрылся мурашками, его сильно трясло, а бледная кожа будто совсем истончилась: она поблёскивала голубыми огнями, сквозь неё было видно каждую венку и то, как бежит по ним кровь. Чон ещё больше занервничал, но пытался действовать по наитию: ему казалось, что от его присутствия рядом Юнги будет легче переносить весь процесс. В глазах Мина полопалось несколько сосудов, образуя яркие красные пятна, а зрачки расширились так, что занимали уже почти всю радужку глаз. Он не слышал, как Чонгук его звал, как просил посмотреть на него, он боролся со своим Я, боролся со своей природой. Принимать свою сущность для Юнги всегда было больно, а сейчас это нежелание усилилось. Мин громко кричал, слышался хруст костей и то, как рвалась его плоть на спине, обнажая скелетную основу будущих крыльев. Юнги метался как безумный, выгибался, стоя на руках и коленях, бился в конвульсиях. Всё тело ломало, его как будто полосовали на части. Вокруг Юнги ошмётками лежала рваная кожа, а руки утопали в собственной крови. Чон кружил возле парня и старался удержать его голову в своих руках, смотря прямо в глаза. Чонгук словно через пытки проходил вместе с Мином, глядя на его мучения, сам на себе всё чувствовал, но терпел и старался находиться в сознании. Чон ощущал лишь холод и капли пота в своих ладонях, стоя коленями в лужах алой крови, смотрел как Юнги, стиснув зубы и закатывая глаза, пытался противиться своей трансформации. Он злился, что Мин отталкивал свою природу и не пытался с ней слиться, не пытался облегчить своё состояние. Почему он не принимал себя, почему не хотел вновь обрести свои крылья? Чонгук не заметил, как сам вспыхнул факелом, разбрасывая огоньки багряного пламени, и притянул Мина ближе, опрокидывая его на себя и ещё больше пачкаясь в пурпурно-красной крови. Боль тут же сковала всё тело Чонгука, ударила бешено в голову, с безумством и яростью вдавилась в виски и глаза, казалось, что руки и ноги сейчас ему больше не принадлежали, они словно отнялись, но продолжали держать крепко Юнги. Комната залилась яркими красками, в диком танце заплясали огни двух цветов, двух различных энергий. Ослепляющее зарево пожирало два тела, соединяясь в плотное кольцо, искрящееся красным свечением. Энергия Мина словно потухла, исчезла совсем, её было не видно. В следующее мгновение всё прекратилось: голос, пронзающий криками, быстро умолк, синее пламя стремительно втянулось в тело Юнги, ослепительное сияние угасло. Сила Мина иссякла совсем: глаза потухли, а сам он обессиленно обмяк в руках Чона. Новые кости вмиг обтянулись тонкими слоями бледной фарфоровой кожи и начали покрываться пушистыми перьями цвета индиго. Крылья глубоко-синего цвета блестели от красных капель крови на них, они расправлялись, наливались мощью и весом, отнимая последние силы у их обладателя. Чон был пленён, кровь в жилах стыла, зрелище будоражило и захватывало, всецело поглощая взгляд парня: красота и величие пушистых могучих крыльев поражали и заставляли смотреть только на них. Сделав несколько широких взмахов у себя за спиной, Юнги поднял голову и взглянул на Чонгука, облокотившись на его грудь. Еле заметная улыбка коснулась губ обоих. Мин со спокойствием выдохнул, дотронулся пальцами до красных губ Чона и прошептал тихо: «Прости». Крылья громко зашелестели, они расправились полностью, налились своей силой и тяжестью, маня таким близким могуществом, и стали хлопать и бить разъярённо. Юнги живо скатился с горячего тела Чонгука и сжался в комок, защищаясь от резких ударов. Мин не издавал больше ни звука, только крепко сжимал голову и принимал все удары. Крылья Юнги закровоточили, на миг застыв в воздухе, а окраска перьев стала темнеть, меняя цвет на глубокий чёрный оттенок. «Существует легенда о том, что когда крылья феникса почернеют - он умрёт. Это значит, что птица прожила своё время, прожила отведённый ей срок» — Чонгук когда-то читал о природе фениксов, но не думал, что это может постигнуть и Мина. Гук в ужасе распахнул глаза, тряся его за плечи и надрывно крича: — Юнги! Пожалуйста… Ты не можешь меня бросить. Юнги!.. Юнги будто знал, будто чувствовал, чем закончится это перевоплощение: он достаточно настрадался и теперь пора на покой. Чёрные крылья замерли и опали, безжизненно распластавшись вокруг тела парня. Юнги бросил последний взгляд на Чонгука и склонил свою голову к его коленям. Закрыв свои глаза, Мин обмяк и перестал дышать. Чонгук обнимал холодное тело, гладил пальцами синие губы и просил Мина очнуться. Он проклинал эти чёртовы крылья, проклинал всю сущность феникса внутри тела Юнги. Неужели вот так всё должно было закончиться? Закончиться, так и не начавшись для них? Чонгук плакал, заходился в истерике, тряс неподвижное тело, пытаясь вернуть его к жизни. Всем сердцем желал оказаться на месте Юнги, на месте своего любимого, он бы всё положил к его ногам, всё бы отдал, только бы тот открыл сейчас глаза, вновь бы ему улыбнулся, вновь бы обнял его. Горячие слёзы обжигали нежную кожу, падали и разбивались о лицо Мина, скатываясь по его закрытым глазам, щекам и шее, застывали на них от безмолвного холода кожи. Но Юнги не просыпался и в себя не приходил. Он будто уснул спокойным сном. Навечно. Чонгук не почувствовал, как у него из носа пошла кровь, не давая свободно дышать. Он ни на что не обращал внимания, его измученный рассудок отказывался верить в случившееся. Чонгук лишь продолжал звать любимого по имени, покачивая на руках холодное и безжизненное тело Юнги, окропляя его крылья и грудь своей собственной кровью.