Фальшивые бриллианты детства

Кого-то. Ха, я-то знала, кого конкретно, и Луи просветила. Внимание нашей королевы драмы привлек юный смазливый скрипач-креол, не вышедший из отрочества. «Ах, где же вы, мой маленький креольчик, мой смуглый принц с Антильских островов?» Чей-то балаганчик считает себя пустым без своего мальчика-колокольчика. Я спела песенку Вертинского Луи, сместив акценты к насмешке, и тот хохотал до слез, глядя на мое пародирование выговора Лестата. Но выбор был сделан. Лестат склонялся к тому, чтобы обратить парня и притащить в наш дом, так сказать, в назидание, каким должен быть хороший птенец. Уже сейчас, до обращения, он вовсю жучил мальчишку, приучая, что его, Лестата, мнение – это единственное «их» мнение, а команды надлежит исполнять немедленно, без малейшего уточнения, что, зачем и почему. А, может, дело все же было и в том, что скрипач – мальчик? Я отчаянно не вписывалась в предпочтения Лестата, хоть палку ему в зубах приносила бы и сахаром обсыпалась. Он возился со мной только потому, что Луи выделил меня в их некогда общей охоте. Ну, не сошлись мужики интересами, бывает. Луи, хоть и проявил это в, э-э, несколько гумбертовских тонах, все-таки тяготел к женщинам, да и по моему настоящему возрасту проблем бы у нас с ним вообще не возникло (эх, прибавить бы еще мое настоящее тело). Лестат, насколько я замечала, с барышнями был неизменно жесток, а вот некоторым парням удалось словить кайф на его ужинах. Выводы? У нас семейная гомосексуальная трагедия, и, по мнению Лестата, избавляться надо от меня, разрушительницы их гармонии. Тварь, сволочь, извращенец дохлый. Нет, мы с Луи тоже хороши, не спорю, но… Мы – это мы. Точка. Другое дело. Пусть двойная мораль будет нам опорой. Я не Лестат, но тоже твердо решила. Луи мой. Кто покусится – зубами позвоночник перегрызу, желательно, чужими и крепкими. - Нам надо как-то отвлечь Лестата, - прошептала я тем же утром, уютно свернувшись у Луи на груди, как заправская змея. Где-то за пределами гроба занимался прекрасный южный рассвет, скользя алыми лучами по глади моря. Больше я никогда не увижу восход солнца. По крайней мере, пока не изобретут цветной синематограф. - И даже не убить? – поинтересовался Луи. - Ну что ты, милый, помнишь про санкции от непонятных других вампиров? – напомнила я. – Давай просто выбьем почву у него из-под ног, желательно, обездвижим, чтобы маленький скрипач был вынужден долго и муторно ставить своего мэтра на ноги. - Заодно мы сожжем этот дом и исчезнем во время пожара, - задумчиво продолжил Луи. Не одна малышка Клодия была в этой семейке монстром, ох, не одна. - Пожар – рисковая идея, - с сомнением проговорила я. У меня, в самом деле, не было опыта целенаправленных поджогов. - Однажды я уже сжигал дом, - сонно поведал Луи. – Свою усадьбу, в которую этот дурак привел жаждущую его крови толпу рабов. Решил не трудиться заметать следы среди черных. Очень умно, ха-ха. - Предлагаешь повторить это фокус? Но как? - Мне надо подумать… Луи затих, провалившись в сон, а я какое-то время лежала с открытыми глазами, всеми порами чувствуя зарождающийся снаружи день. - Я тоже что-нибудь придумаю, потом, когда мы выберемся, - пообещала я уже не воспринимающему ничего Луи. – Потому что теперь мы по-настоящему вместе. Знаешь, я тебя никому не отдам. Просто. Никому, - я провела пальцами по его полурасстегнутой рубашке, выводя на коже буквы, сливающиеся в слова. Я. Тебя. Никому. Не. Отдам. Звучит попсово, но уж как есть. Настоящая Клодия придумала напоить Лестата кровью мертвых с растворенным в ней опием, и только потом обратилась за помощью к Луи. Ее действия были весьма очевидны, Луи повезло, что конкретно на него Лестат не затаил зла за эпопею с попыткой утопления в болоте. Да, потому что Луи – тоже мальчик… Елки, я такими темпами, как негритянка из «Звездопупа», скоро начну ходить за своими вампирами и приговаривать: «Мальчик? Мальчик! Мальчик симпатичный…» Тьфу, чур меня, чур. Свой у меня есть, и чужого не надо. Луи думал с неделю, и я его не торопила. Лестату нравилось дразнить нас будущим «нормальным благодарным птенцом», так что он сам предоставлял нам время для его нейтрализации. Как я потом узнала, Луи натянул личину частного сыщика и принялся расспрашивать в любимых местах охоты Лестата о пропавших и найденных мертвыми женщинах. Луи объяснял, что влиятельная особа поручила ему, скромному адвокату, найти некую исчезнувшую гетеру, и проститутки зашевелились. Дамы быстро сложили два и полтора и принялись следить за товарками, подключив к делу своих сутенеров и любовников. Вскоре беспроводной телеграф принес свои плоды. Лестата почти прихватили на горячем, точнее, на стремительно остывающем, но какое-то время он выкручивался, втирая, что доставлял барышень другу, а сам только-только вернулся забрать и отвести, откуда взял. Потом он попытался начать искать легкую добычу прямо в порту, но уличные предупредили портовых, и те, в свою очередь, также наладили слежку и сообщили товаркам, что клиент подходил сам-один, уводил сам-один, и единственная согласившаяся пойти с ним мамзелька как в воду сгинула, может, и впрямь ныне обретаясь под пирсом. Торговки телом – не современная мне машина правосудия, тут кипа доказательств и цирк с присяжными излишни. В то же время я перестала появляться на публике, и дамы, проследившие Лестата до дома, получили от уличных мальчишек информацию, что в доме жили двое джентльменов с девочкой, да только малышка куда-то подевалась. Дамы логично решили, что меня постигла участь их коллег. Потом и Луи стал окольными путями пробираться на улицу, и проститутки с котами получили сигнал, что второй мужик пропал, а в дом стал приходить свежий товар, наш знакомый креольчик. Сутенеры потолковали с бандитами, те подтвердили, что в радиусе от нашего дома постоянно находят свежие трупы, и участь дома и его хозяина была решена. Конкурентов, тем паче, беспредельщиков, никто не выносит, хоть ты трижды вампир. Дом запалили без нашего с Луи непосредственного участия, скрипача от взбешенного Лестата едва ли не батогами отогнали и приступили к расправе. Лестату повезло, что к тому моменту он был продолжительное время мертв, а то мог бы и не пережить жаркой встречи с народным судом. Затаившись, мы наблюдали за расправой, предварительно, собрав пожитки на первое время, так, чтобы отсутствие вещей не бросилось в глаза. Наш багаж был уже упакован и отправлен на отплывающий ночью корабль, а мы прощались с Новый Орлеаном и его ночным королем. Лестата избили, располосовали ножами и, закутав уже неподвижное тело в мешковину, понесли, вероятно, повторять модус операнди Луи и Клодии из кинофильма. Я не обольщалась, что Лестата убили навсегда. Он был живучей тварью, так что все шансы выбраться у него имелись. Но это неизбежно являлось задержкой, реши он, что мы избежали его участи, и вздумай нас искать. От нашего особняка заполыхали соседние дома, и из порта мы выходили, смотря на алое зарево с палубы вместе с другими пассажирами. Я не увижу настоящего рассвета, но вот это был наш с Луи рассвет, заря новой, свободной жизни. - У нас получилось, - я взволнованно сжала его руку. – Ты свободен, дорогой. - Мы свободны, - исправил меня Луи, стискивая мою руку в ответ. - Мы, - еле слышно повторила я. Зарево пожарища разгоралось сильнее, и я вспомнила другую книжную вампиршу, до конца дней запомнившую пламя великого пожара в Лондоне. Кажется, наша затея обеспечила великий пожар Нового Орлеана. Дома вспыхивали один за одним, дым валил клубами. Среди объятых огнем улиц метались пожарные команды и добровольцы, пытаясь обуздать катастрофу. Невольно я вспомнила слова Лестата о цене за благополучие. Что ж, он был прав. Многие остались без вещей и крова, а кто-то и с жизнью расстался. - Даже не думай себя винить, - свистящим шепотом приказал Луи, точно чувствующий мое настроение. – Ни ты, ни я спичку не подносили. - И свечку не опрокидывали, да-да, - поддержала я. – Мне не по себе, Луи, милый, - призналась я. – На самом деле, я боюсь, что за это придется расплатиться. - Если мы совершим такую глупость, что окончательно умрем, ад нам и до пожара светил, – философски заметил Луи. – Так что, дорогая, будем там в любви и согласии жариться вместе. Я прыснула, представляя наш благопристойный, чинно булькающий котел, а рядом – чадящую сковороду для Лестата, из смрадного дыма от которой доносилась бы отборная брань. - Ох, Луи, над таким смеяться, - я стерла навернувшиеся от дыма и смеха слезы. Корабль покидал опасную зону и уходил в море. – Ты чудо. Как же мне с тобой повезло. - Не более, чем мне с тобой, Клодия, - галантно откликнулся мой спутник. - Мур-мур-мур, уси-пуси, сахара никогда не бывает много, нехай зубы растворятся, - фыркнула я. – Но мне приятно, правда. Никто никогда не говорил мне столько приятных вещей, как ты, - честно сказал я, имея в виду свою прошлую жизнь. - И сколько еще скажу, принцесса, ты сама превратишься в сахарную фигурку. Мою сахарную фигурку, - шепнул Луи. – Никому не позволю тебя обижать. Я прижалась к нему. Никогда не верила в любовь «навечно», но теперь… «Пусть так и будет, - прошептала я в его безупречно скроенное пальто. - Моя любовь с тобой навсегда, ее мы пронесем сквозь года. День нашей встречи для нас – счастливейший из дней…» В оригинале говорилось про свадьбу, день нашей свадьбы для нас – счастливейший из дней, но я не хотела расстраиваться в этот момент любви. Свадьба – это не для нас, как и спокойная жизнь в окружении детей и внуков. Незачем сетовать на судьбу, что это так, а не иначе. Зато у нас есть наша любовь, и мы сами есть у себя и друг у друга. По-моему, вполне достаточно для счастья.