"Твою ревизию!" или Как научиться доверять этикам

(сентябрь 2014) Донна выходит из университетского корпуса, надевая на ходу тёмные очки и жмурясь на непривычно ярком для сентября солнце. Часы на истошно вопящем от энергетического голода мобильнике показывают начало пятого. Впрочем, сегодняшняя долгая задержка в родном НИИ Ламанчскую не заботит – она так счастлива, что не обращает внимания ни на полудохлый телефон, ни на жутко неудобные туфли (хотя из-за них обе её ноги почти что превратились в сплошные большие мозоли), ни на матерящихся второкурсников, так же спешащих по домам из родной альма-матер, как и она. «Завалили, наверное, бедолаги,» - логик сочувственно качает головой и вздыхает с облегчением: сама-то она как раз только-только избавилась от тяжеленной гнетущей ноши под названием «хвост». Несданная биоэнергетика была последним просчётом за эти полгода, которые Искательнице предстояло ликвидировать и причиной которых был её сдвиг по фазе на почве наполеоновской «разрушительной деятельности». Помимо академических долгов, Донна успела нажить себе кучу разборок с конфликтёром, образ врага народа в глазах Достоевского и Гамлета и приступы паники – но, может быть, сейчас хотя бы что-то из этого канет в Лету, тем более учитывая, что чёртова Политичка с августа не давала о себе знать. Дождавшись на остановке автобуса, она еле забирается в набитую до отказа железную махину, но через десять минут понимает полнейшую бесполезность этого поступка – пробки сковали город почти намертво, а значит, таким макаром добраться до дома можно будет в лучшем случае за час. А тут ещё одна неприятность – телефон в кармане издаёт последний писк и гаснет, так и не получив энергетической подпитки. С грехом пополам проехав одну остановку и нисколько не желая париться без связи в душной «консервной банке», Ламанчская даёт сигнал водителю и еле протискивается на выход. Оказавшись на улице, с шумом выдыхает – наконец-то свобода, а до дома можно и пешком дойти, невелика потеря. Только тут, уже не теснясь в толпе, она обращает внимание на свои ноги, стиснутые неудобными жёсткими узкими «лодочками» - судя по всему, придётся разориться на мозольных пластырях. Поняв, что в этой жуткой обуви не проковыляет и трёх шагов, логик решает проблему радикально – просто снимает «пыточные орудия» посреди улицы и, уподобившись героине песни Бутусова, беззаботно переходит дорогу и направляется домой босиком, не обращая внимания на крутящих пальцем у виска прохожих. В квартиру Искательница поднимается минут через сорок, избавляется от надоевших вещей и критически оглядывает себя в зеркале. Да уж, видок что надо... Растрёпанные, как развороченный ветром стог сена, волосы, марсианские кругаля под глазами, пыльное платье, ещё и ноги все в мозолях – что твоя Жанна Д’Арк на поле боя. Кое-как отчистив, отмыв и залатав саму себя пластырями, удовлетворённо хмыкает – ну хоть отдалённо похожа на человека. Надо бы проверить почту и отписаться Есениной и Достоевской, что вернулась живой с суперэго длиной в полгода и больше не планирует обрастать хвостами и психосоматикой. Однако, зайдя на свою страничку, о планах написать любимым этикам Донна тотчас же забывает напрочь, увидев непрочитанное письмо от самого нежеланного корреспондента на свете: Warrior of Light (17:23): -Донна, отвлекись ненадолго от своих дел и выслушай меня. Потом можешь кидать меня в ЧС сколько хочешь. Я общался с Наполеоном и всё ей высказал от твоего имени насчёт её вмешательства в дела Достоевского. Она тебя больше не побеспокоит. Увидев такое, Ламанчская минут пять сидит у монитора в состоянии абсолютнейшего ступора. Это что? Это как понимать? Какого чёрта непрошибаемый конфликтёр опять лезет в её дела? Тем более, на Наполеона ей теперь окончательно наплевать – а вот если слухи о подпольной деятельности Драйзера дойдут до этиков из её института – пойдут шекспировские страсти по третьему кругу, лыко-мочало и так далее… А может, он и рассчитывает на это? Намеренно втыкает ей палки в колёса, лишь только прикрываясь инстинктом защитника? В любом случае, от его присутствия в этой истории надо избавляться тоже, причём немедленно! Наконец выйдя из оцепенения и медленно, но верно закипая до состояния раскалённого чайника, Донна яростно колотит по клавиатуре, будто смертный приговор конфликтёру выносит, а не ответ набирает: Loca de la Mancha (17:30): -Ты когда-нибудь перестанешь свой сенсорный нос везде совать, телохранитель недоделанный?! Переписку живо кидай мне и свободен, я твоих игр уже нахлебалась по самое не могу. Достоевская ёжится от холода, кутаясь в мамин старый плед, но от арктического климата в квартире не спасает даже он. Вот кто взял моду так рано отключать отопление? Забыли, что ли, где сами живут и как быстро в их городе остывают дома? Хоть в институте погреться можно – и то хорошо, а то так и ноги протянуть недолго… И как Гюго ещё умудряется не мёрзнуть? Вчера заходила в гости, щеголяла по квартире в футболке и тонких джинсах в облипку – вот ведь отчаянная женщина! С Гюго у них в последнее время что-то разладилось. То Энтузиастке уставшее пессимистичное лицо миражницы не нравится, то слушает она её невнимательно, то вообще к Донне ревнует. Так и сказала на днях – «надо же, обо мне ещё помнят, хоть я ни разу не логик и не пложу дурацкую графомань со скоростью глава в час!». Досточка старосту, конечно, успокоила, но осадок остался: вот всё-таки не привыкнет она к типичному сенсорному инстинкту собственницы. И вообще, как можно сравнивать несравнимое? С Гюго она знакома с самого детства, пуд соли на двоих съели, в один институт поступили и даже ни разу не ссорились из-за молодых людей, а Донна, хоть и появилась в её виртуальной жизни всего полгода назад, но уже прочно там закрепилась, доводя Гуманистку то до гомерического хохота очередной безумной идеей-фикс, то до опасливого «чур-чур-чур меня!», ругаясь на очередного недоброжелателя. Откуда вот она их берёт, интересно? Вспомнив о подревизной, Достоевская со вздохом извлекает из черновой папки в компьютере отредактированную вчера главу «Конфликтного избранного…» и отправляет во избежание всесокрушающего авторского гнева, но, едва выслав работу, получает молниеносный ответ: Loca de la Mancha (17:47): -Досточка, привет и спасибо, но с творчеством придётся подождать до завтра как минимум. У меня тут вживую такой махровый конфликт, что мама не горюй! Ничуть не удивившись очередному всплеску эмоций логика, Гуманистка беззлобно усмехается и уже на автомате набирает привычное: Dostochka (17:48): -Какую несусветную глупость совершил твой рыцарь на этот раз? Loca de la Mancha (17:49): -Тоже мне, рыцарь. В поле не воин, блин, недобитый! Сдал меня Политичке с потрохами, а теперь святошу из себя строит. Мол, «я как лучше хотел, ты же давно хотела перелистнуть эту страницу» и далее по списку. Dostochka (17:49): -Ээээ… Такое ещё бывает? Вот бы обо мне кто-нибудь так беспокоился, а? Однако этого ей писать явно не стоило – стихийная злость «урагана Ламанчская» ощущается ею даже по ту сторону сети: Loca de la Mancha (17:51): -Ещё одно слово – и в историю войдёт первый случай дистанционного убийства беты автором с помощью орфографического словаря. Вы с Еськой сговорились, что ли?! На кой мне сдался этот сенсорный придурок? Dostochka (17:53): -Прости-прости, только не надо швыряться в меня через монитор биографиями. Есть «отставить сватать тебя сумасшедшим гаммийцам»! Вздохнув про себя, что оценить её титанический редакторский труд взвинченная до предела подревизная сможет не раньше завтрашнего вечера, Досточка выходит из сети и набирает номер Гюго: надо бы помириться окончательно. И лишь иногда где-то на горизонте сознания мелькает мысль, что Донна – слепая недотёпа и форменная дурында, если таким ценным конфликтёром разбрасывается и не умеет ценить заботу. «Впрочем, ей виднее,» - благо, чувство такта остаётся при этике и не даёт ей лезть без спросу в чужие дела, уподобляясь тому же Драйзеру, которого непонятно за что так не любит Ламанчская.