Перемещения с последствиями

       ЭПИЛОГ. Декабрь       Баронесса тяжело опустилась на стул к туалетному столику. Вечер. Завывает метель. Скоро должны прийти Рада и шувани. Молодая цыганка нашла её позавчера, ловко возникнув рядом с ней будто из ниоткуда возле церкви. Удивлённо поглядев на её шестимесячный живот, покачала головой:       - Хэй, красавица, и как же это ты собираешься в Чёрную дорогу? Проснётся суженый твой - а у его женщины ни дитя, ни счастья в глазах?       - Будто сейчас у меня в глазах счастья много… Господи, и отчего я потеряла столько времени! Успела бы родить - уступила бы место законное здешней Анне со спокойной душой, она бы ребёнка не обидела, женской лаской не обделила. А теперь - уносить его дитя с собой? Володя же изведётся весь, измучается… Рада, скажи, - баронесса намертво вцепилась в локоть цыганки, - могу я просить ту Анну подождать ещё год? Рожу, обогрею ребёнка, он окрепнет, и тогда… - в глазах стояли слёзы.       - Э, сложные вопросы задаёшь, барыня. Не отвечу я. Бабушку надо спросить. Придём мы послезавтра к полуночи, как год тому договаривались. Жди.       И Рада мгновенно растворилась в толпе.       Чем ближе подходил срок зимнего Солнцеворота, тем горше себя корила Анна. Не носи она под сердцем дитя от любимого, насколько бы всё было проще! Да, безумно тяжело оставить своего ребёнка в далёком мире и знать, что больше вы никогда не увидитесь, но у юного барона здесь любящий отец, ласковая Варвара… и долг продолжения славного рода Корфов. Если так суждено - она уйдёт обратно в свой мир, но только не сейчас, пожалуйста, не сейчас! Нужно успеть оставить свой прощальный дар Владимиру…       Анна взяла перо и чистый лист бумаги.       Здравствуй, Анна.       Пишу тебе, потому что не знаю, как подействует обряд Чёрной дороги на сей раз. Возможно, мы уже не столкнёмся с тобой в одном измерении, поэтому оставляю для тебя этот конверт вместе с одной из дневниковых тетрадей твоего опекуна, Ивана Ивановича. Я сделала закладку на том месте, где покойный барон пишет о том, как скрывал от всех роман друга и соседа князя Долгорукого со своей крепостной по имени Марфа. От их связи родилась ты. Да, Анна, твой отец - Пётр Михайлович Долгорукий, по отцу ты княжна. Владимир знает об этом, я показала ему записи отца. Но он предпочёл женитьбу на безродной сироте по любви родству с Долгорукими, поэтому мы мало куда выезжали. Понимаю, неожиданные для тебя новости, Анна. Полгода назад, на Троицу, мы с бароном обвенчались. К сожалению, я не смогла дольше откладывать венчание, моё чувство к Владимиру оказалось сильнее логики, стыда перед тобой и даже гнева Божия… Зная, что жить мне возле Володи всего несколько месяцев, я пошла под венец. Пошла, потому что не могла больше мучить ни себя, ни его. Он любит, любит сильно, преданно. И даже не знает, что всё это время на супружеском ложе рядом с ним - самозванка. Положение усугубляется ещё и тем, что я ожидаю ребёнка. По воле насмешницы Судьбы (или по Божьему Провидению, называй это как пожелаешь) я понесла дитя в ту ночь, как мы обвенчались с Владимиром. Поэтому я собираюсь просить цыганок отсрочить наш с тобою обмен. Надеюсь, ты меня поймёшь и простишь. Если у меня получится, то ты проведёшь в уже знакомом тебе мире ещё один год, а я успею произвести на свет наследника рода Корфов. Если же нет - то нынче же утром, подложив под платье подушку, отправляйся в Софиевский монастырь к матушке Ефросинье, будто бы помолиться о здравии и благополучном разрешении, я обо всём договорилась. Там находится теперь твоя мать, Марфа, ныне инокиня Нектария. Матушка обещала дать вам возможность поговорить, узнать друг друга. Я очень надеюсь, что радость от встречи с мамой немного искупит перед тобою мою великую вину. Оттуда приедешь будто бы внезапно родив мёртвого ребёнка, а матушка подтвердит, если барон будет задавать вопросы.       И последнее. Самый мой большой грех перед тобой даже не в том, что я буду любить ТВОЕГО мужа до конца своих дней, а в том, что тебе из-за моей слабости и неспособности держать свои страсти в узде предстоит всю жизнь прожить с мужем, не будучи с ним венчанной. Клянусь тебе своею бессмертной душою - я буду отмаливать сей грех всю свою оставшуюся жизнь.       Если сможешь - прости меня.       Вечная твоя должница Анна.       Вложив письмо в конверт, баронесса тщательно заклеила его, запечатав сверху сургучом. Надписала - «Баронессе Анне Петровне Корф». Подумала немного и приписала ниже - «Анне Платоновой». Положила письмо рядом с дневником Ивана Ивановича.       За дверью её бывшей девичьей послышался осторожный шорох. Крадучись в комнату проникли две цыганки.       - Ну что, готова? - пристально глянула на хозяйку шувани.       Печально поглядев на поздних гостей, Анна покачала головой.       - Нет, не готова. Я хотела просить вас…       - Знаю, Рада сказала, - резко прервала её шувани. - Не знаю, что получится, но попробую. Никогда через окно для Чёрной дороги ни о чём людей не спрашивали. А я попробую. Но а как не выйдет? Что делать станешь?       - Если обмен всё же состоится, передайте это письмо настоящей Анне. И ещё…       Сняв с шеи золотой медальон, баронесса, почти не обратив внимания на миниатюру со своим изображением, повернула кольцо крепления, ласково коснулась портрета мужа, пару секунд любуясь милыми сердцу чертами. Решительно захлопнув крышку, положила драгоценность на запечатанный конверт.       Молча кивнув, шувани ловко притащила из угла маленький кофейный столик, поставила его позади молодой женщины, установила на нём свой хрустальный шар и две свечи.       - Мне стать позади шара? - помня обряд, спросила Анна.       - Нет, сиди тут. Твоё место перед зеркалом, коли спросить желаешь. А шар позади будет. По крайней мере пока. А уж как дальше пойдёт - одной Судьбе ведомо.       Как и год назад, на тумбочке позади Анны установили второе зеркало. Перед нею по бокам от зеркального портала зажгли по свече. И тут же в глубине прозрачного ничто возникло отражение, которое было и не было Анной. Та Анна не сидела на стуле у самого зеркала, а будто со страхом и смущением подходила к границе миров, робко заглядывая за грань сущего. Анна, сидящая у зеркала в особняке баронов Корфов, могла поклясться, что её отражение теребит одной рукой простую свободную косу, перекинутую через плечо, и одето в джинсовый комбинезон… для беременных! Другая рука отчаянно трусившей Анны из зазеркалья тихонько поглаживает круглый животик, гораздо меньше, чем у Анны в 19 веке, а на руке сияет обручальное кольцо!       Баронесса застыла с открытым ртом, Анна в 21 веке виновато опустила глазки…       И вдруг Анна в 19 веке звонко засмеялась! Громко, не скрываясь, облегчённо, радостно!       Будто услышав её, Анна в будущем посмотрела прямо в зеркало, с надеждой и облегчением. Баронесса поднялась, чтобы её тёзка, что стояла у зеркала в гостевой спальне петербургской квартиры популярного актёра Владимира Корфа увидела плодоносное чрево находящейся в 19 веке женщины. Ахнув, одетая в комбинезончик Анна светло улыбнулась и… потянулась ладошкой к тонкой грани, разделяющей две реальности. Моментально в ушах баронессы промелькнули слова старой шувани годичной давности: «Не тронь! Во время открытия Чёрной дороги оно становится хрупким и уязвимым, одним касанием его можно безвозвратно уничтожить!»       Анны посмотрели друг на друга, улыбнулись с пониманием.       В этот момент одновременно в двух реальностях раздался нетерпеливый мужской возглас:       - Аня, ты где?       - Anna, où es-tu?       Возможно, именно голоса самого дорогого мужчины каждой из них не доставало, чтобы они точно, до самого конца осознали - вот оно счастье, ищет её и зовет!       Обернувшись на зов любимого к двери, что виднелась краем в правом углу мерцающей синеватой глади, бывшая крепостная нежно улыбнулась. Нарушая законы оптики, её отражение в домашнем платье для дам в тягости по моде середины 19 века повернулось влево!       Счастливо улыбнувшись с поразительно похожими выражениями лиц, Анны вернулись взглядами друг к другу, синхронно кивнули… Коснулись необъяснимо тёплого стекла - и от места соединения их ладоней по разные стороны зеркальной поверхности она вдруг пошла трещинами… и осыпалась. Блестящее крошево опадало на столик неправдоподобно медленно, беззвучно, будто это не осколки стекла, а невесомый эфир распался на сияющие частицы. На стене осталась лишь пустая рама.       - Иду, Володя! - счастливо сверкнула глазами бывшая крепостная.       - Tu m'as appelé, chéri? (Ты звал меня, дорогой?) - отозвалась баронесса.       Присев на край широкой двуспальной кровати, Аня застенчиво погладила мужа по ладони с длинными аристократическими пальцами, по милой интимной привычке покрутила его золотое кольцо.       - Володя… А давай обвенчаемся? Сразу после Крещения, пока малыш не родился?       - Дозрела таки, мой маленький беленький упрямый ослик! Предлагал же тебе, ещё когда заявление в загс подали, - объятия были осторожными, но оттого не менее страстными…       Прежде чем покинуть девичью под пристальными взглядами цыганок, хозяйка схватила со столика медальон, бросила в камин приготовленный конверт и подумала, проследив за пожирающим бумагу пламенем: «Не забыть бы завтра поутру вернуть на место дневник Ивана Ивановича. Чтобы Володя не задавал вопросов…»        ***       - Бабушка, а почему ты не сказала им, что повреждённое зеркало всё равно уже не имеет столько силы, чтобы отправить человека в Чёрную звёздную дорогу?       - А зачем? - загадочно улыбнулась шувани. - Одно дело, когда ты сам принимаешь решение, а другое - когда твоя жизнь уже не может измениться и тебе приходится против воли подчиниться обстоятельствам. Никто не сможет быть счастливым, если будет думать, что всего лишь покорился Судьбе. Правильный выбор человек может сделать только сам… Конец. 10.10.– 01.11.2018.