Перемещения с последствиями

      9.       21 век. Квартира Корфа       Анна проснулась от боли в шее и ногах, где-то шумела вода и гремела посуда. Она открыла глаза и прыжком поднялась с кресла в спальне Владимира. Бог мой, она так и уснула в его комнате! Господи, что скажет Варя? Как смотреть в глаза самому Владимиру? Она постаралась как можно тише подойти к двери, но тут послышался глубокий вдох и шёпот:       - Аня…       Медленно повернулась и с облегчением выдохнула - Владимир спал и звал её во сне. Девушка резво юркнула в коридор, прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной, зажмурившись и успокаивая частое дыхание. За закрытой дверью мужчина хитро улыбнулся, не открывая глаз, сделал еще один глубокий вдох, но тут как назло его сотряс приступ кашля. Анна быстро пробежала в свою комнату, держась ладошкой за сумасшедше бьющееся сердечко, и остановилась, только увидев своё отражение в зеркале большого платяного шкафа. На неё смотрела раскрасневшаяся девушка с широко открытыми глазами. Но тут же улыбнулась и вдруг неожиданно для самой себя закружилась по комнате, раскинув руки. Но потом резко остановилась и пошла в ванную.       - А вот и наша голубка. Здравствуй, Аня! - Варя колдовала над кипящим чугунным котелком, что-то помешивая и тонкой струйкой добавляя молоко. - Садись, я сейчас для Володеньки лекарство приготовлю, а потом и мы с тобой позавтракаем. Скоро Надежда приедет, тогда уж и закатим пир на весь мир.       Девушка тихо села и внимательно посмотрела на Варю. Знает или нет?       - А что, Володя сильно ночью кашлял? А то я заглянула - разметался во все стороны, одеяло сбил, ну точно мальчишка малый!       Анна закрыла глаза и начала быстро говорить:       - А я… Он вчера пришел, кашлял, а я не знала, какие лекарства… А потом взяла и он что-то принял, а потом уснул, а я…       - Вот и молодец! Ему сейчас твоя поддержка как никогда… Ну вот, готово! Я пойду ему отнесу, а ты устраивайся. Если Надежда в дверь позвонит - откроешь.       Напрягая слух, Анна старательно прислушивалась к звукам из комнаты Владимира, но оттуда доносилось только тихое воркование Вари. Потом раздался её смех и она показалась в коридоре со словами:       - Ой, не могу! Ну прям дети малые! Будто я слепая, не вижу ничего! Анна, тебя Владимир наш свет Иванович сегодня изволили во сне видать! Смотри, как покраснел, будто впервые влюбился! - затем чуть помолчала и как бы между прочим добавила: - С его-то, Господи прости, девицами немудрено в этакую чистоту по самые уши втрескаться.       Прижав ладони к горящему лицу, девушка старалась унять чувство неловкости от Вариных слов. В этот момент раздался звонок, и Анна бегом бросилась в коридор открывать дверь, только бы ехидничающая домработница не увидела её покрасневших щёк.       Надежда внимательно и чуть скептически осмотрела девушку, затем, не переступая порог, подняла её лицо вверх за подбородок и с неподдельным волнением поинтересовалась:       - Ты чего такая красная? Жар, что ли, как у Володи?       Анна покачала головой и тут в наступившей тишине раздался голос Вари:       - Устроили мне тут кошки-мышки, только мышка ночует у довольной кошки в комнате.       Надежда с удивлением посмотрела на ещё более заалевшую Анну и просто сказала:       - Давай в дом, нечего на сквозняках стоять.       Она быстро сняла шубку и сапоги, что-то шёпотом сказала Варе и прошла в комнату к Владимиру. Анна ничего не смогла разобрать, несмотря на своей тонкий музыкальный слух. Через несколько минут Голицына вышла из комнаты племянника и громко закричала:       - Варя, если ты меня сейчас же не накормишь, я тут окочурусь и буду приходит к тебе во сне и петь!       - Этого еще мне не доставало! Арий по ночам и кошмаров по утрам. Надежда, руки мой, всё уже готово. Аня, иди сюда, милая моя. А то эта певица всё слопает.       Юная гостья замерла в дверях и удивлённо уставилась на Варю, что продолжала колдовать у плиты, что-то медленно помешивая. Надежда подтолкнула Анну к столу и сама зашла на кухню, демонстративно потянув носом ароматы готовящейся еды.       - М-м-м, вкуснотища-то какая, а? Ань, ты чего такая сегодня? Что случилось?       Девушка помотала головой и тихо замерла в уголочке. Варя вдруг вздрогнула и тихо выругалась. Затем быстро стерла с груди какое-то пятнышко. Голицына постучала пальцем по столу и громко заявила:       - Варя, если я сейчас же не поем, то Володя тебя уволит. Правда, Володя?! - вдруг закричала она, перегнувшись через ручку диванчика. Они с Варей замерли, прислушиваясь к бурчанию из комнаты Корфа, затем весело переглянулись и вдруг одновременно подмигнули друг другу.       - Аня, давай рассказывай, как здоровье, что вспомнила, что во сне видишь?       - Хм, - хмыкнула Варвара, - сны у нее хорошие, цветные. Да?       Анна посмотрела на Варю, затем перевела взгляд на Голицыну. Они смотрели на неё серьезно и выжидательно.       - А мне ничего не снилось…       - Ещё бы! Он же храпит, как конь-астматик. Правда, Володя?! - опять прокричала Надежда куда-то в пространство. В ответ Корф что-то пробурчал.       Варя после паузы поставила на стол тарелки с пирожками и блинами, вареньем и сметаной. Тут же треснула Надежду по руке, и только потом перед гостей появился аппетитно пахнущий пышный омлет. Анне досталась молочная каша. Она глянула в тарелку Голицыной и картинно вздохнула, на что Надежда вскинула бровь и решительно подвинула свою порцию ближе к девушке.       - Что Вы, Надежда Николаевна, не надо, я вовсе не хотела…       - Ешь. Тебе немного в весе прибавить надо. Тебе силы нужны, чтобы пахать так, как Володя пашет на этих ваших киношных галерах. Правда, Володя?!       В ответ не послышалось ни звука. Варя улыбнулась, Надежда потерла руки.       - Ну, девчонки, теперь он нас надолго оставил. Рассказывай, мышка-норушка, что вчера случилось? Только правду говори.       - А что? Володя… Владимир пришел поздно, кашлял так сильно, я чай ему принесла, а он потом пилюли какие-то принял и уснул. А я сидела рядом и тоже…       - Понятно. А голова как? Не болит?       - Нет. Я хотела… Надежда Николаевна, я себя уже прекрасно чувствую, можно мне с Владимиром поехать? Может, там я что-то вспомню? - Анна просительно смотрела на своего врача, ожидая ответа.       Голицына откинулась на спинку дивана и сурово сказала:       - А кто тебе сказал, что Володя на съёмки поедет? - она строго посмотрела на умоляюще глядящую девушку. - Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь! Варя, не забирай мою тарелку, ты мне мешаешь впечатляться твоей готовкой! Аня, а ты уверена, что выдержишь?       - Да, и Владимир будет рядом, - тихо произнесла Анна и застенчиво улыбнулась.       - Если женщина улыбается, значит какой-то мужчина очень старается.       - Не какой-то, а самый конкретный, - раздался глухой мужской голос и в дверях кухни появился Владимир, закутанный в тёплый клетчатый плед. - Ты с такими выражениями поосторожней, я ревнивый, - пробормотал Корф и сел рядом с Анной, тесно прижавшись к её плечу.       - Право ревновать имеет лишь тот, кто не изменяет, - с грустной улыбкой заметила негромко Надежда Николаевна.       - Я, тётя, завязал. И понял, что лучше быть одному, чем с кем попало, прав Хайям. О чём говорили?       - Аня с тобой на площадку просится. Ты как?       - А что? Завтра павильон, мы с Лизой в постельной сцене снимаемся, - серьезно проговорил Корф, отхлебывая из чашки горячий чай.       - Мало я Лизавету в детстве порола, надо еще добавить! Аня, принеси мне из его комнаты все таблетки. - Голицына дождалась, пока девушка скрылась в коридоре и серьезно произнесла: - Шутишь? Думаешь, что ревность поможет тебе? У тебя там с Наташкой никаких таких сцен не предусмотрено?       - Надь, издеваешься? Мне б одну Лизку как-нибудь пережить! - фыркнул племянник, незамедлительно заработав вполне увесистый подзатыльник от обожаемой тётушки. Возмущённо вытаращил на неё глазищи: - А ничего, что я вообще-то больной?       - Смотри, Володя, любящая женщина имеет бесконечное терпение, она терпит многое, пока однажды мужчина не переступит черту, после которой не будет уже ничего и никогда.       - Никогда. Никогда она не пожалеет, что осталась со мной. И завтра она убедится в этом. Аня, - он с нежностью посмотрел на появившуюся в дверях девушку, - завтра мы едем на работу!       - На работу? Это замечательно, - робко улыбнулась Анна. - Может, оказавшись в особняке, я смогу что-то вспомнить.       - До особняка мы ещё не скоро доберёмся, - пробормотал Корф, прежде чем чихнуть, - у нас павильонная съёмка завтра.       - Павильонная? - ошарашенно произнесла Анна. - Но… как же… зачем?       - Что зачем? Анют, с тобой всё в порядке? - настороженно сказал Владимир, всматриваясь в побелевшее лицо возлюбленной.       - Да, всё хорошо… Простите, я сейчас, - ответила девушка и скрылась в выделенной ей комнате. Подбежав к шкафу с зеркальной дверцей, Анна окинула себя обречённым взглядом. - Всё пропало… - прошептала она. - Неужели мне не удастся подобраться к зеркалу?       - Что это с ней? - задумчиво произнесла Варвара, проводив взглядом убежавшую Анну. - Испугалась, что ли, чего…       - Не заостряйте внимание на этом, прошу вас. Она не более чем просто боится новых впечатлений. Для неё же всё как в первый раз, - успокоила Голицына, поднимаясь из-за стола. - Пора мне, я пойду. Володя, выздоравливай. План лечения тебе известен.       - Николавна, подожди, я с тобой. Мне тоже пора, - заторопилась Варвара, - поправляйся, Володя. Я к вам завтра зайду.       - Хорошо, спасибо, Варя. И тебе, Надюша, отдельное спасибо.       Закрыв дверь за гостями, Владимир взъерошил волосы резким движением руки и печально выдохнул. Поведение Анны пугало, но сама девушка всё больше завоёвывала его сердце.       Весь день Корф придумывал себе занятия. То читал присланный из агентства сценарий, то ни с того ни с его принялся перебирать гардероб и приготовил выбросить пару уж слишком пижонских на его взгляд рубашек, то углублялся во всемирную паутину в поисках последних новостей театрального мира. За исключением обеда, с Анной они не встречались, лёжа каждый в своей комнате. Наконец, ближе к вечеру «жениху» пришла в голову весьма здравая мысль. Найдя в сети сайт цветочного интернет-магазина, он сделал заказ.       Спустя час в дверь позвонили. Приняв букет, хозяин решительно прошёл по коридору и постучал в дверь Аниной комнаты.       - Анют, к тебе можно?       - Входи… - прошелестела девушка, сидя на кровати с подтянутыми к подбородку коленями.       Протягивая любимой охапку белоснежных роз в золотистой фольге, улыбнулся, немного смущаясь:       - Профессия совсем разучила дарить цветы. Когда по нескольку раз на неделе их сам охапками получаешь, перестаёшь к ним относиться как к атрибуту радости. А любимой девушке обязательно нужно дарить радость. Ты не помнишь случайно, любишь ли розы?       Аня покачала головой, принимая ароматный подарок и с удовольствием рассматривая нежные бутоны.       - Я хотел сказать… Тебе не стоит ничего бояться. Я всегда буду рядом и смогу уберечь тебя, - Корф осторожно присел на краешек кровати и погладил девушку по руке.       - Я… не боюсь, - ответила Анна, бросая неловкие взгляды на сидящего рядом «жениха».       - Вот и славно. Сейчас я принесу вазу. А ты ложись. Завтра рано вставать, да и день будет не из лёгких, - Владимир аккуратно поправил одеяло и поцеловал девушку в щёчку. - Спи спокойно.       Уже у порога он оглянулся и ещё раз полюбовался на спящую Аню. Невольная улыбка слегка тронула его губы и мужчина покинул спальню, тихо прикрыв дверь. Завтра и правда их ждёт очень тяжёлый день…       19 век. Особняк Корфов       Потихоньку пробравшись обратно в гостиную, Анна взялась было за вышивание гладью, которым методично истязала себя чуть не ежедневно, опять же во имя сохранения репутации воспитанницы покойного барона, но и без того нелюбимое занятие не шло, она постоянно возвращалась мыслями к услышанному на кухне.       Владимир застал возлюбленную не в лучшем расположении духа. Судя по брошенной на диване вышивке, она пыталась заняться рукоделием, но из этой попытки ничего не получилось. Видимо, потеря памяти сказалась на её умениях, ведь раньше любимая замечательно вышивала. Присев рядом с невестой, барон сказал:       - Анна, я вынужден на несколько дней уехать из поместья. Надеюсь, Вы не будете скучать в моё отсутствие. Мне очень не хочется оставлять Вас в одиночестве, однако обстоятельства требуют моего отъезда.       По мере того, как он говорил, лицо девушки становилось всё печальней. Анне вовсе не хотелось оставаться одной, даже на небольшой срок. Осторожно коснувшись руки Корфа, она спросила:       - Владимир, можно мне поехать с Вами?       Как бы ни желал барон ответить ей согласием, он понимал - возьми он девушку с собой, сюрприз может быть испорчен, поэтому скрепя сердце покачал головой:       - К сожалению нет, Анна. Я буду слишком занят и не смогу уделять Вам достаточно внимания. Обещаю - мы с Вами обязательно посетим Петербург, когда у нас будет вдоволь времени для развлечений.       Пока он говорил, в сердце девушки зашевелилась ревность. Интересно, какие могут быть там дела у Владимира, настолько важные, что он не хочет взять её с собой? Уж не встречи ли с бывшими пассиями, соскучившимися по красавцу-аристократу за время его отсутствия? Как ни неприятно было осознавать, но Анна понимала, что не может ни в чём упрекнуть Владимира. Сама же отказалась от венчания, значит, барон волен вести себя так, как ему заблагорассудится.       Печальные мысли прервало появление управляющего, который сказал, остановившись на пороге гостиной:       - Владимир Иванович, там нового дворового привезли, что Вы купили. Где прикажете его поселить?       - Выделите комнату во флигеле, - ответил барон.       Анне хотелось заткнуть уши. Она, конечно, помнила учебники по истории, знала о крепостном праве. Но одно дело знать, а другое слышать и видеть, насколько спокойно говорят люди о покупке живого товара.       - Вы купили человека, Владимир? - обратилась она к барону.       - Да. Сегодня днём купил у монастыря неплохого мастера, - ответил он. - Собственно говоря, это одна из причин, по которой я собираюсь ехать в Петербург. Он должен сделать рисунки паркета в особняке. Давно пора его поменять.       И снова укол ревности в сердце. Неужели замена паркета так важна, что барон ради этого срывается из поместья? Скорее всего, это только отговорка, причины совсем в другом, но обвинять Владимира глупо, значит придётся тихо сидеть здесь, дожидаясь его возвращения.       Утром, после завтрака, барон попрощался с Анной и, сев вместе с новым крепостным в карету, отбыл в Петербург.       Дорогой каждый из них молчал, погружённый в свои мысли, и только перед самым въездом в город Владимир спросил:       - Скажи, где ты научился так рисовать? Неужели самоучкой?       - Нет, барин, меня этому хранцуз научил.       - Какой француз? - удивился барон.       - Так у наших господ было ещё одно поместье, под Москвой. А когда, значится, была война, хранцузы, убегая, бросали своих раненых. Одного такого матушка нашего барина подобрала и выходила. Доброй души была женщина, Царствие ей Небесное. Вот с той поры этот мусью при её семье и жил, до самой своей смерти. Рисовал он хорошо, а как увидел, что я на него смотрю - стал меня обучать, и все «мафик» да «мафик». Говорил - учиться мне надобно, даже барыню о том просил, она согласилась, только не успела мне вольную дать. А после её смерти наш барин почти совсем разорился, вот и продал меня отцу-настоятелю.       Слушая бесхитростный рассказ Пантелеймона, Владимир с трудом удерживался от вздоха. И правда, сколько непризнанных талантов гибнет в поместьях, и редко, очень редко кому из них удаётся стать свободным и известным.       Добравшись до особняка, Владимир распорядился накормить парня и отвести ему комнату, а сам отправился с обязательными визитами. В первую очередь ему, конечно же, хотелось навестить полковых друзей, поэтому домой он вернулся поздно ночью и в изрядном подпитии. Проснувшись утром с головной болью, Корф приходил в себя до полудня, и только после обеда, почувствовав себя лучше, приказал позвать Пантелеймона, чтобы отправиться с ним в лавку, торгующую красками, кистями и прочим необходимым для увлечённых живописью господ.       Зайдя в лавку, барон окинул взглядом разнообразие товара и, повернувшись к парню, сказал:       - Ну, мастер, выбирай.       Сначала художник не говорил ни слова, завороженно глядя на все это богатство, а потом спросил:       - Барин, а какой портрет Вы хотите?       Вопрос застал Владимира врасплох. Когда он решил сделать сюрприз Анне, он просто думал о портрете и всё. Но просто портрет - это как-то очень обыденно, будет висеть на стене - и только. Ему хотелось, чтобы подарок всегда напоминал любимой о нём, и немного подумав, барон спросил:       - Скажи, миниатюру, маленький такой портрет сможешь написать, чтоб в медальон можно было вставить?       - Попробую, барин, - ответил художник. - Правда, - замялся он, - эмалью я не умею, этому учиться нужно. Разве что на кости.       - Пусть будет на кости, - согласился Корф. - Выбирай всё необходимое, не стесняясь, не думай о деньгах.       Барону пришлось довольно долго ждать, пока парень, бормоча себе под нос, рассматривал краски, мял в пальцах ворс кистей, придирчиво выбирал костяные пластины, и когда всё было куплено, он с облегчением вернулся в особняк.       Пробыв в Петербурге ещё пару дней, Владимир засобирался обратно. Дел в столице больше не было, к тому же он успел стосковаться по Анне. Не успел экипаж подъехать к дому, как его любимая выскочила на крыльцо, и при мысли, что она скучала по нему, сердце Владимира словно окутало тёплым солнечным светом. Поднявшись по ступеням, он склонился к руке возлюбленной, а потом, не удержавшись, коснулся лёгким поцелуем её щеки и с улыбкой спросил:       - Ждала?       - Ждала, Владимир, - также улыбаясь, ответила девушка.       Проводив её до дверей, Владимир повернулся к смущенному Пантелеймону и спросил:       - Видел барышню? Вот и пиши портрет.       - Видел, барин, - ответил художник. - Только ведь одного раза мало.       - Можешь смотреть на неё сколько угодно, я не запрещаю тебе, - сурово сказал Владимир, - только не вздумай проговориться. Я хочу барышне сюрприз сделать.       С этого дня Пантелеймон стал расхаживать по дому с бумагой и грифелем в руках. На удивлённые вопросы управляющего и Анны барон отвечал - он собирается по-новому отделать несколько комнат и поручил мастеру сделать эскизы мебели.       Сам же художник, спрятав среди набросков портрет Анны, добавлял к нему новые штрихи, когда ему удавалось застать её спокойно сидящей, а потом, удалившись к себе, принимался колдовать над портретом. Работа была очень кропотливой, и прошел целый месяц, прежде чем он положил на стол перед бароном готовую миниатюру. Едва глянув на неё, Владимир согласился со словами бывшего хозяина Пантелеймона, что в парне есть Божья искра. Портрет был на удивление реалистичен, и в то же время Корфу показалось, что это другая Анна: уверенность во взгляде, спокойствие, чувство собственного достоинства, которые были видны сразу, были так не свойственны тихой и покорной воспитаннице старого барона, но такая Анна нравилась Владимиру даже больше.       Немного помявшись, художник достал из-за спины руку, в которой было ещё что-то. Робея, он положил рядом с изображением невесты хозяина ещё одну миниатюру. С небольшого овала на него смотрел… он сам! И когда только успевал наброски делать, шельмец!       - Я ж чего подумал, барин, - не поднимая глаз, бормотал Пантелеймон, - чего барышне на себя саму-то любоваться? Вы энту-то для себя приберегите, а невесте вон, свой подарите. Коли поедете куда, так чтоб не так тоскливо ей было.       Посмотрев в изумлении на портреты ещё немного, Корф поднял глаза на художника и сказал:       - Что ж, Пантелей, работа отличная, а я привык держать свое слово. Завтра отправлю в уезд Григория, он заверит твою вольную в управе, и ты свободен. Помнится, ты говорил - хочешь учиться? Если пожелаешь, я отправлю тебя в Академию художеств и оплачу обучение. Мне это не в тягость, а из тебя и впрямь получится отличный художник.       - Благодарствую, барин, - поклонился парень. - Неужто и правда учиться отправите?       - В слове барона Корфа еще никто не сомневался, - веско ответил Владимир. - Ступай, собирайся. Послезавтра уедешь в Петербург.       Пантелеймон ушёл, а барон принялся раздумывать о том, как бы поэффектней преподнести невесте подарок. Вспомнив о просьбе Анны взять её с собой в Петербург месяц назад, Владимир понял, как нужно действовать и за ужином сказал:       - Помнится, Анна, Вы хотели съездить в Петербург? И я обещал Вам эту поездку. Если не возражаете, мы может отправиться туда на днях. Думаю, нам не мешает развеяться, и новый гардероб был бы Вам весьма кстати.       - Новый гардероб? - Анна порядком испугалась, хотя и старалась не подавать виду. Господи, как же она будет выбирать все эти непонятные вещи, если до сих пор с трудом понимает, как и что надо надеть, и только помощь горничной избавляет от долгих раздумий над каждой «тряпочкой».       - Скажите, Владимир, а что не так с моими платьями?       - Вообще-то они имеют обыкновение выходить из моды, - улыбнулся барон. - Я понимаю, Вы ничего не помните, только поверьте мне - Вы очень радовались и поездкам в Петербург, и покупкам тоже.       Надеясь на лучшее, Анна согласно кивнула, думая, как бы ей отвертеться от приобретения обновок в столице.       Через два дня она с удивлением глазела на Петербург, проезжая по улицам столицы. В своём времени она родилась и выросла здесь, и сейчас была удивлена тем, как отличался город от привычного современного ей мегаполиса. Здания, о которых говорили, будто они сохранились с начала 19 века, имели почти неузнаваемый вид, улицы были намного уже, людей меньше, а вместо привычного шума проезжающих машин раздавался цокот копыт. Ещё больше поразило девушку количество военных - мундиры, мундиры, куда не глянешь. Видимо, правду говорили о пристрастии нынешнего Императора к армии.       В особняке Анну встретила ловкая горничная, назвавшая себя Пашей. Девушка оказалась расторопной и умелой, не в пример лентяйке Полине. Она быстро помогла Анне переодеться из дорожного в домашнее платье, пока в столовой накрывали стол к ужину.       Утром Владимир ушёл, отговариваясь делами, а в полдень в особняке появилась востроглазая француженка в сопровождении двух своих помощниц. Она отрекомендовалась madame Луизой и заявила, что по просьбе господина барона займётся гардеробом Анны.       - Ведь мадемуазель собирается замуж? - многозначительно улыбнулась она. - Доверьтесь мне, и у Вас будет самый лучший гардероб в столице, уверяю!       Пока она болтала, одна из её помощниц ловко снимала мерки с Анны, а другая показывала образцы тканей и тончайшего кружева, какое раньше девушке приходилось видеть только в музеях. Анне были неприятны её намеки на их отношения с Владимиром, но дело своё француженка действительно знала хорошо, по крайней мере советы, которые она давала, свидетельствовали о её безупречном вкусе и чувстве стиля, как сказали бы в 21 веке. Закончив с мерками и выбором тканей, madame удалилась, пообещав принести первое платье через три дня.       Пока Анну изводили примерками и разговорами, Владимир отправился в один из самых известных ювелирных магазинов Петербурга. Войдя, он заявил, что хотел бы поговорить с хозяином, и вскоре перед ним предстал старый голландец, не один год занимавшийся изготовлением драгоценностей для представителей российской аристократии.       - Чем могу служить, господин барон? - спросил он, с почтением приветствуя постоянного клиента.       Протянув ему миниатюры, Корф сказал:       - Я хочу, чтобы Вы изготовили медальон для этих портретов. Сделайте это изысканно и не скупясь, цена для меня не имеет значения.       Его слова несколько задели ювелира, об этом говорили поджатые губы и сухой тон, которым он ответил заказчику:       - Кажется, я никогда не скупился, выполняя Ваши заказы, господин барон.       - Сейчас речь идет об особом подарке, - сказал Владимир. - Он должен быть необычным.       - Позвольте, - голландец взял миниатюры в руки и сдержанно улыбнулся. - Я думаю, у меня есть подходящий медальон. Надо только вставить портреты и всё. Я ведь правильно понимаю, они должны быть вправлены в один предмет?       Владимир утвердительно кивнул.       - Приходите через три дня, господин барон, к этому времени Ваш заказ будет готов.       Голландец не бросал слов на ветер, и через три дня положил перед бароном золотой медальон с ажурной крышкой и ободком, украшенным жемчужинами. Вещица в самом деле была очень красивой. Открыв крышку, Владимир увидел миниатюрный портрет любимой, защищенный выпуклым стеклом. Удивлённо подняв глаза на голландца, Корф увидел его хитрую улыбку. Взяв медальон из рук заказчика, мастер повернул кольцо, через которое проходила цепочка, и на глазах изумлённого Владимира портрет Анны передвинулся справа налево, будто страница диковинного альбома, а на его обороте оказалось второе изображение. Довольный результатом, Корф щедро расплатился и покинул магазин. Теперь оставалось ждать, когда madame закончит с гардеробом Анны.       Через три недели она появилась с ворохом одежды, которая заняла почти весь будуар девушки. Чего здесь только не было: платья, накидки, ротонды, шляпки, целая куча шёлкового белья. Паша и помощницы модистки сбились с ног, помогая Анне примерять обновки, а девушке оставалось только догадываться, во сколько обошлись Владимиру её новые наряды. Когда madame ушла, а Паша унесла вещи в гардеробную, Анна без сил опустилась в кресло. «Кто бы мог подумать, что шоппинг 19 века так утомителен», - усмехнулась девушка.       Утром, пройдя в гардеробную, она остановила свой выбор на платье из тончайшего шелка нежно-палевого цвета. И пусть оно казалось слишком нарядным для домашнего, ей хотелось быть сегодня красивой для Владимира. Паша помогла ей облачиться в туалет, а потом собрала волосы на затылке в элегантный узел. Глянув на себя в зеркало, Анна осталась довольна увиденным и, покинув комнату, отправилась в столовую.       Барон уже ждал её и улыбнулся, внимательно рассматривая:       - Вы прекрасно выглядите, мадемуазель, - сказал Корф без тени сомнения в голосе. - Однако я хотел бы внести небольшое дополнение к Вашему совершенному облику.       С этими словами он разжал пальцы, и перед глазами Анны качнулся довольно большой медальон на тонкой цепочке. Взяв его, девушка открыла ажурную крышку и ахнула. Из золотого ободка на неё глядело буквально её зеркальное отражение.