Лимит терпения

      Порой Вэй У Сянь насмехался над неловкими взаимоотношениями своего названого брата с противоположным полом. «Существа нежные и ранимые, неудивительно, что им не по силам выносить твой острый язык», — вот что он однажды сказал, на что Цзян Чэн ему ответил: «Для матушки было бы, бесспорно, интересно услышать эти слова. Возможно, они её удивят перед тем, как она со всей нежностью пройдётся плетью по твоей ранимой спине».       Поначалу Вань Иня смущало то, что ему не под силу так же легкомысленно флиртовать с красавицами, с каким успехом это делал Вэй Ин, но потом понял причину: девушки его не интересовали. Да, у него был некий идеал женщины, но он был слишком недосягаем… Хотя, возможно, это сам Цзян Чэн был слишком требователен, да и недосуг ему, как главе Ордена, было ее искать. Посему, вместо потенциальной жены, рядом с ним всегда ошивался У Сянь, плюс его неконтролируемые связи. Разумеется, в народе не обошли стороной их тесную дружбу, сочиняя толки и сплетни на любой лад, которые Цзян Чэном воспринимались в штыки.       — Успокойтесь, молодой господин Цзян. Люди всегда не прочь помести языком, коль на это есть повод. Просто не обращайте внимание, хоть я и не исключаю, что в моем безмерном сердце найдется местечко и для вас!       Цзян Чэн швырнул в него первый подвернувшийся под руку свиток, велев убираться и не молоть чушь. Под свой громкий хохот Вэй Ин изволил удалиться, в чём он был все так же хорош, как и в юные годы.       После его ухода в голове Вань Иня завертелись мысли, которые он не желал подвергать анализу. Ясно одно: бесстыдные, колкие фразочки вызывали глубоко в душе предвкушение… Не иначе, знаменитое очарование Старейшины оставило отпечаток на его предпочтениях.       Но вскоре глава Ордена Юнь Мэн Цзян был вынужден спуститься с небес на землю и признать, что подобные знаки внимания Вэй Ин расточает не только ему. Это вызывало гнев и отвращение, которые грызли изнутри.       Эти чувства нашли выход. И весьма неудачно.

***

      Вэй У Сянь был поражен поведением своего самого близкого друга.       Быть может, ему почудилось. Но как отрицать то, с каким упорством Цзян Чэн отваживал всех девиц, которые и так не представляли для Вэй Ина ничего серьёзнее объектов для нескончаемого флирта? То, что он устроил сегодня, было и вовсе неслыханно! Назвать дочь благородного заклинателя «продажной девкой до юношей послаще» и «ездовой кобылой, которую только старым тряпьём стегать»!       Перед Вэй Ином замаячила спина по-прежнему разгневанного Цзян Чэна. Опять. Решительно не понятно, что на него нашло…       — Думаешь, можешь изображать тут обиженную невинность? — с серьёзным намерением наконец выяснить причину столь странного поведения спросил Вэй Ин.       Мужчина в фиолетовых одеяниях резко развернулся, будто этого и ждал.       — Ах, значит распутник решил поучить меня морали? Жаль, что Второго Нефрита здесь нет, даже такой безэмоциональный человек смог бы по достоинству оценить эту иронию, — повисла пауза. Помолчав, он вдруг взорвался. — Да как ты смеешь! В самом деле, в тебе стыда ни на грамм! Меня уже тошнит от тебя и твоего распутства, чтоб тебе провалиться!..       Этот крик в тихой гавани «Пристани Лотоса» был оглушающим и неуместным. Вэй Ин не выдержал и тоже повысил голос:       — О, так это тебя тошнит? Хочешь сказать, что в тебе праведности более, чем во мне распутства? Малыш Чэн, а тебе не кажется, что если бы Второй Нефрит и в самом деле был здесь, то уже падал на пол в припадке смеха от этой шутки?       Вэй Ин замер. Ссора — это последнее что хотел добиться от этого разговора…       — Столь благородному мужу не подобает вести себя подобным образом, господин. Вы должны были догадаться о причине, но так и продолжаете избегать правды. Признайтесь, вы просто ревнуете?       На миг Цзян Чэн оторопел. Поганец был безоговорочно прав…       — Ха, ваше самомнение так же велико, как и распутство! Я презираю всех, и женщин, и мужчин, что пускают на тебя слюни! Да что бы они знали?! Стали бы они упиваться страстью, если бы знали, что в своей ничтожности ты уподобился блевоте последнего подонка?! Что бы осталось от твоих поклонников?!       Те слова, что Цзян Чэн произносил, будто и вовсе принадлежали не ему. Не это он хотел сказать своему брату… Он сам себя презирал за несдержанность.       Вэй У Сянь был сражен. Впервые за всю историю их перепалок он не нашелся с ответом.