2_Судьба, разбитая о версты

Получив милостивое разрешение, компания отправилась в путь. Дорога прошла благополучно, дети оживились, предвкушая встречу. Саша, получив записку, пришел в гостиницу, где остановился Оленев и дети с гувернанткой и был почти сбит с ног стихией в виде кинувшихся ему навстречу дочери и сынишки. Но даже искренняя радость на лице не скрыла от Никиты, как потускнел его обычно жизнерадостный друг. Когда мужчины ненадолго оказались наедине, Никита решил приступить к разговору. — Саша, — начал он с паузой, - что у вас, черт возьми, происходит?! Я не могу узнать твою жену, да и тебя самого! Думаю, ты не станешь отрицать... — Видишь ли, Никита. — Белов тяжело вздохнул. — У нас возникло недоразумение, странное, тяжелое недоразумение. Уж третий месяц тому пошёл... И он кратко рассказал про аустерию, в которую его заманили с непонятной целью. Оленев поражённо слушал, пожимая плечами. — Я не понимаю... Черт побери, тебя не подменили часом в моё отсутствие, а, Белов? — Жизнь наша принадлежит родине, но честь никому... — мрачно произнес тот. — Это тебя успокоит? Князь покачал головой. — Не то говоришь сейчас, дело нынче не в Родине, а в твоей жене. Да, хотя и в чести тоже! Тебя подставили, невесть кто! Грязно и подло! И её видимо, тоже. А ты торчишь здесь, который день... — он возмущённо обвел рукой ни в чем не повинный парк. — Подставил? О да, я пытался выяснить! Но это всего лишь трактир, понимаешь? Простая, безымянная коммерция! Да там каждый день клубятся чьи-то тёмные дела да сводятся счёты! Если б я понимал, кому сие надо было? Перешёл кому дорогу в должности — поздно больно хватились, спустя два года... Какой сержант несправедливо обиженный, так беззаконий вроде не учиняю... Да и не гвардейский это почерк, чтоб по семейным делам пакостить! Что ещё? Отверг чей-то праздный флирт? Ну мало ли, тех отвергнутых, никого же не опорочил? Нет у меня явных врагов, не-ту! — Да черт с ними, врагами, Сашка... Ты вообще хоть раз пробовал объясниться с супругой, как умеешь ты сам, а не то полусонное тело с мутной головою под твоим именем? Хотя, кажется, я его перед собою и сейчас вижу... Белов зыркнул на него, усмехнувшись. — А ты полагаешь, я мог что-либо доказать? Вообще, открыть рот? Как ты думаешь, что я должен ещё объяснить женщине, которая настолько поглощена своей легендой, что ничего не слышит? И не просто доводов о верности, не-ет... Ей даже непонятна обычная просьба отлежаться в тишине! Каково, а? — Белов взмахнул руками, начиная заводиться. — Быстро, однако, я лишился и понимания, и доверия! То есть, лишь только некая скоти... — он огляделся, увидев детей с гувернанткой на лужайке. — Так вот, некая скотина устраивает для неё спектакль под названием "Блудник во хмелю" с демонстрацией меня мирно спящим черт знает где, и все!! Я получаю поток обвинений! Хотя, ей богу — всё, что я услышал внятного — это призыв идти, пардон, к своим девицам, да проспаться с перепою... Это мне-то!! Припомни, когда ты меня последний раз-то в перепое видал, а? Никита хотел было привести некое сентиментальное воспоминание школьной поры, но не успел вставить слово. — Итак, любимая, которая знает меня всего целиком, вдруг полагает, что я, значит, напиваюсь до блуда?! Да ещё когда и где — по пути домой, в трактире?!! Да я в долгих отьездах до сей пошлости не опускался! И мне после этого на коленях следует повиниться, что был коварно усыплен? Иль, может, роту оставить, чтобы ещё раз послушать, экий я негодяй? Благодарю покорно! — А ну успокойся! — Оленев резко встряхнул гвардейца за плечи и тот, наконец, перевёл дух, понимая что парк для его бурных возмущений не пригоден. — У чему весь этот поток вопросов, если ты до сих пор её любимой называешь? Видит Бог, Саша, ты страдаешь, и дети без тебя тоскуют... — Прости, Никита, вывалил я много... Давно не говорил ни с кем начистоту... Живу здесь, как сыч какой, даже настроения нет на любезности... Белов снова сник, кивнув на весёлую компанию гвардейских офицеров вдалеке, окруживших двух миловидных девушек. — Пойми, у меня просто не хватает слов объясниться, да и свободного времени, прямо скажем... Что толку скакать туда-сюда, если тебя не слышат и не видят? — Ах, у него нет времени!? Ну, конечно, наш гвардии капитан ведь столь занят? Да ты вообще знаешь, с кем и как проводит время твоя Настасья? — вспылил сдержанный Никита, немало удивив Белова. — Клянусь, если б я не знал ее тысячу лет и не видел ещё год назад... — Она ездит в театры, салоны... Сам после Вены из-за театра дома не застал. Слышал, ее видели у Ш-вых. Но я же не деспот, чтоб в таком упрекать, пускай уж отвлечется от своих наветов... Александр вздохнул. Конечно, фраза, услышанная недавно от одной из очаровательниц, показалась ему, правда, немного чудною. Молодая женщина, призывно распахнув глазки, таинственно поведала, мол, "супруга ваша намедни была столь весела, танцуя на балу, будто совсем вас забыла... И сие несправедливо, ведь столь привлекательный мужчина достоин самого нежного внимания!" Однако он настолько привык к женским намёкам и бессмыслице светской болтовни, что лишь вежливо покивал, подумав, что с ним опять флиртуют. — Салоны?!! Ты каждый день при дворе и совсем ничего не слышишь, кроме приказов?! Да я в Петербурге сразу от троих светских знакомых узнал, что... Словом, прости, Сашка, что говорю тебе это именно я... — Оленев вздохнул. — Продолжай... Ее вмешали в какой-то скандал? — Не совсем вмешали, но... Вообщем, Настасья твоя отнюдь не скучает без мужского общества, если хочешь знать. Её всюду сопровождает австрийский аристократ, некто Лимберт, дипломат из окружения посла Естерхази. Неприятный тип. Но у вас явно с ним нашлись общие вкусы... — Что? Какие ещё вкусы? Ты на что намекаешь? — Саша зыркнул на друга, напрягая скулы, затем повторил услышанное про себя и вспыхнул: "Так. Обвинила в изменах меня, а сама, значит... Нет, этого просто не может быть! Это невозможно! Я никогда не устраивал сцен ревности, ибо знал, что другим светит не больше танца, любезной беседы, или поцелуя руки. Она же сама же хохотала со мной про неприличные комплименты, умоляя никого не убивать! Кажется, теперь придется умолять всерьез... Неужели я был так наивен, или просто доселе не встретился никто столь настойчивый, как Брильи? Боже правый, и снова иностранец? Это что, злая ирония?“ — Ладно, — гвардеец перевёл дыхание и хлопнул друга по плечу. — Немедля иду к начальству просить отпуск. Я здесь уже второй месяц безвылазно торчу! Так, не пробыв в русском Версале и трёх дней, они вместе двинулись в обратный путь.