Тишину не перекричать

Старую усадьбу было видно издалека. Не меньше ста лет назад ее построили на высоком холме, за десятки миль от которого путникам являлась чудная картина: стены из белого камня, остроконечные башенки с красными черепичными крышами, какие порой бывают в замках, сводчатые окна, пара аккуратных маленьких балконов на втором этаже. Дом с душой, как порой говорили люди о старых фамильных очагах, повидавших не одно поколение жильцов. Дом с историей. Усадьбу строили с любовью – для дорогой семьи, для будущих детей, и каждый, кто видел ее, не мог не ощутить этого. Осень только начинала чувствоваться в воздухе, дышала в окна, пока не оставляя морозных следов на стеклах. И кроны деревьев бескрайнего леса, вид на который открывался с холма, оставались по-летнему свежими. Лишь редкие желтые пятна, похожие на неумелые мазки кистью по полотну художника, разбавляли зелень. Человек, который пришел сюда в этот вечер, отличался от случайных путешественников, что лишь из праздного любопытства поднимались по покатому склону холма к усадьбе. Поздний гость не глазел по сторонам, не останавливался, чтобы поглядеть вниз, на лес, на небольшую деревню, которая жалась к холму недалеко внизу и в которой уже зажигались первые огни. Не взирал отрешенно на темные башенки, задаваясь вопросом, почему такой чудесный дом одинок и давно заброшен. Человек шел целенаправленно, хмурясь и поджимая губы. Он как будто специально не отрывал глаз от поросшей травой дорожки и только раз напряженно вскинул голову, чтобы тут же снова опустить ее. Усадьбу окружал невысокий каменный забор – декоративный, не способный защитить, а построенный скорее для того, чтобы многочисленным розам была опора, которую можно оплести. Теперь некогда прекрасный кустарник без надлежащего ухода превратился в мертвые плети, что безжизненно чернели на белых камнях. К центральной двери дома, тяжелой и дубовой, гость подошел решительно, точно зная, что ищет здесь, смело потянул на себя кованную ручку. И сам удивился, когда понял, что не заперто. С протяжным скрипом дверь поддалась, словно неохотно впуская незваного визитера в пустое нутро дома. Как живое существо, усадьба, побеспокоенная, пробуждалась ото сна. Такое с ней случалось не часто. Старые половицы скрипнули под ногами. Сумерки за окном, пропущенные сквозь грязные стекла, сгущались почти до полной темноты. Но человеку не было страшно – удивительно, но, переступив порог дома, он неожиданно даже для себя почувствовал странное спокойствие. Так иногда бывает: в местах, где было много счастья, даже внезапное горе не способно погубить ту светлую силу, что наполняет их до краев, струится через окна, пляшет пылинками в косых солнечных лучах, укутывает уютной темнотой в ночной час. Глубоко вздохнув, гость на миг закрыл глаза. Он много лет планировал вернуться сюда, воображал, как это будет, ждал, но не мог решиться. Всю дорогу до усадьбы его душило изнутри дурное предчувствие, понимание, что зря он все это задумал. Однако стоило оказаться внутри, под крышей некогда родного очага, как тревоги отступили, и он как никогда остро почувствовал, что стоит на верном пути. Время пришло. Само мироздание замерло, предвкушая, когда наконец он будет готов. Лишь через несколько минут бесцельного ожидания в прихожей он решился пройти дальше. Высокие двери передней вели в просторную гостиную с высоким потолком аж до третьего этажа. В дальнем конце комнаты широкая лестница делилась надвое, расходилась в стороны, а на втором этаже соединялась воедино. Если подняться по ней, пройти вдоль балюстрады, ведя по ней рукою, чувствуя гладкие лакированные перила, сверху будет отлично видно дорогой паркет из белого дерева – гость мертвого дома помнил об этом с детства. Взглянув под ноги, он увидел, что от пыли пол потемнел, а местами даже провалился. За годы запустения мародеры вынесли мебель и все ценные вещи, сорвали хрустальную люстру, попортили деревянные панели на стенах и повредили двери – должно быть, когда пытались вытащить диваны с шелковой вышивкой. И все же даже если бы он не помнил, как эта комната выглядела двадцать лет назад, то легко мог вообразить, до чего богатой и изысканной была здесь когда-то обстановка. Некоторые следы роскоши невозможно уничтожить – остатки тисненных обоев, частично сохранившаяся лепнина на потолке, витражи в верхних окошках, выжившие лишь благодаря тому, что находились слишком высоко... Да, когда-то дом был воистину прекрасен и уютен, а теперь превратился в самое одинокое место на свете. Почувствовав, как щемит сердце, человек тряхнул головой и торопливо направился к лестнице. Она стонала и скрипела под его ногами, будто жаловалась бывшему хозяину на неподобающее обращение, но все же ее ступени оставались прочными. В свое время дом строили на века из самого лучшего дерева руками самых лучших мастеров. Человек быстро прошел мимо беззащитно распахнутых дверей – воры побывали и здесь, а он не желал видеть разоренную спальню родителей, осиротевший отцовский кабинет, библиотеку, некогда богатую редкими и ценными книгами. И комнату сестры тоже, особенно комнату сестры. Однако у третьей по счету двери его ноги как будто сами замедлили шаг, а голова повернулась в нужную сторону. Кровать с высокой спинкой осталась на месте – наверное, ее не вынесли только потому, что слишком тяжело было тащить со второго этажа. А вот ковер, что отец привез с далекого Востока, исчез бесследно – теперь кто-то другой зимними ночами ступал на него босыми ногами и чувствовал неизменное тепло, слово мягкий ворс источал его сам по себе. Проем окна был пуст, какой-то особенно жадный грабитель не поленился вытащить даже раму. Передернув плечами и сглотнув ком в горле, гость направился дальше. Мимо своей детской он прошел, даже не остановившись, и решительно толкнул следующую дверь, белую с ажурными деревянными вставками, также не сохранившую свои стекла. Свежий прохладный воздух приятно щекотал лицо, играл его волосами, и если бы он захотел, то мог бы закрыть глаза и на миг представить, что ничего не изменилось, что он вернулся на десятки лет назад, и холодные перила балкона, которые сжимали его пальцы, недавно выкрашены белой краской, а за его спиной не разоренное гнездо, а дом, полный света и счастья. И в нем по-прежнему живет семья, у которой каждый новый день такой же, каким был вчерашний, – радостный, не замутненный одиночеством, бедностью или страданием. Именно поэтому закрывать глаза и фантазировать он не стал, а сделал шаг вперед и склонился, опираясь локтями на перила. Темнело быстро, как всегда в это время года. Солнце не так давно скрылось за горизонтом, но в низине – там, где раскинулся маленький поселок, – было уже темно, и почти каждый дом светился желтыми окнами. На картинах такие деревушки получаются до умопомрачения уютными, смотришь – и едва ли не чувствуешь как наяву запах дыма и свежеиспеченного хлеба. Стоит только взглянуть на небогатые горбатые домишки, и мечтательная улыбка сама появляется на губах. Вот только человек, что смотрел на деревню с вершины холма, не улыбался. Забавно было бы, заметь сейчас кто-нибудь из местных, что в заброшенной усадьбе гость, – подумалось ему. Наверняка бы люди подумали, что это призрак покойного ландграфа, ведь кому еще взбредет в голову идти на ночь глядя в заброшенный дом? Они не знали, что их ждет, не подозревали даже, и от мысли об этом ночной гость забытой усадьбы наконец улыбнулся. Жили в своих убогих домах, делали вид, что ничего не случилось, и старательно забывали о том, что совершили. Вот только он не забыл и теперь жаждал одного – напомнить всем им, что есть преступления, для которых невозможно забвение. Время пришло, и, думая об этом, он крепко стискивал тонкие пальцы, даже не подозревая, как выглядит со стороны. Змеиная улыбка кривила губы, она была вовсе не свойственна красивому лицу. Как было несвойственны его характеру и поступки, которые он собирался совершить во имя возмездия. Одинокая усадьба дремала – на своем веку она повидала многое, ее трудно было удивить зверствами. Ночь накрывала окрестности плотным покрывалом, деревня под холмом готовилась ко сну, и только один человек знал, что в ближайшие дни все изменится для двух сотен человек, что жили в этой глуши.